Компромат на кардинала - Елена Арсеньева

– Иногда я размышляю о том, чем и как мы будем жить, когда свершится наша месть и картина будет уничтожена, а все потомки проклятого рода – убиты.

– Уничтожение картины уже близко, но ты напрасно думаешь, что мы так скоро искореним заразу. За два столетия эти люди расплодились как тараканы, они проросли в самых разных краях огромной России, словно ядовитые травы, которые ассимилировались с окружением, приняли облик мирной, безвредной растительности. Наша цель – отыскать их всех и обезвредить. Уж не знаю, разочаруют тебя мои слова или вдохновят, однако бороться с этими тварями придется еще и твоим потомкам, и потомкам твоих потомков.

– Для этого их надо иметь.

– Ты прав. Пора, пора подумать о твоем будущем сыне. Вернешься – и мы поговорим об этом. У меня есть на примете семья, в которой подрастает дочь. Она также и моя духовная дочь. Но довольно о будущем. Сейчас нас больше интересует настоящее. Каковы твои дальнейшие планы?

– Я поеду в Париж, остановлюсь в каком-нибудь отеле, попытаюсь уснуть. Есть очень большая вероятность, что завтра в 10.50 утра мы все же улетим в Москву. Оттуда я сразу направлюсь в Нижний Новгород. Этот ураган подарил ей , самое малое, двое суток жизни.

– На все воля божья, сын мой. И на это – тоже его вышняя воля.

Глава 16

ЛОКК-СТЕП

Россия, Нижний Новгород, ноябрь 2000 года

Говорят, убийцу всегда тянет на место преступления. Говорят также, что в присутствии убийцы раскрываются раны жертвы и мертвая кровь начинает струиться из них.

Тоня стояла посреди двора, тупо глядя, как из-под земли выбивается, пузырясь, ржавая, словно окровавленная вода.

– Батюшки! Опять канализацию прорвало! Да что же это такое, в конце-то концов?!

Возмущенный голос, раздавшийся совсем рядом, вернул ощущение реальности происходящего. Тоня попятилась, чтобы жидкость, внезапно хлынувшая из канализационного люка, не тронула сапожки, и оглянулась на кричавшую. Это была женщина по виду слегка за пятьдесят, с сухим интеллигентным лицом, на котором еще весьма отчетливо сохранились, как принято писать в романах, следы былой красоты. На ней была маленькая черная шапочка из каракуля – весьма кокетливая и дорогая, как успела заметить Тоня, – и черный же каракулевый жакет: благо морозы еще не особенно свирепствовали. Тоню, правда, все время морозило, она даже надела нынче дубленку, однако отчего морозит, от застарелого страха, нечистой совести или перемены климата, трудно было сказать. Скорее всего из-за перемены климата – ведь в Нанте и Париже еще вовсю цвели розы. Это в ноябре-то, можете себе представить?! Другой мир, другая погода! В Нижнем уже дважды выпадал снег, однако пока не лег, ибо общеизвестно: прочен лишь третий снег, и то если ложится на мерзлую землю. Настоящими же морозами еще покуда не пахло. Пахло прорвавшейся канализацией.

– Надо, наверное, какую-нибудь техпомощь вызывать или слесарей, – беспомощно сказала Тоня, удивляясь, какое вообще-то ей до этого дело. Ни к канализации, прорвавшейся в этом дворе, ни к самому двору, ни к дому – облезлой панельной девятиэтажке – Тоня не имела никакого отношения. Зато она имела некоторое отношение к убийству, совершившемуся две недели тому назад вот в этом подъезде, на седьмом этаже. И поскольку преступника всегда тянет на место преступления, а не кем иным, как преступницей, Тоня себя не чувствовала…

– Пойду вызову, – сказала женщина в черной шляпке, делая шаг к подъезду, из которого только что вышла, но вдруг снова обернулась к Тоне и внимательнее взглянула в ее лицо:

– Извините, я вас нигде не могла видеть?

Тонино сердце предательски ухнуло в пятки. Нет, не может быть, ее никто не видел в тот страшный вечер, подъезд был абсолютно пуст. Просто на воре шапка горит, вот в чем штука.

– Нет, я вас определенно где-то видела, и совсем недавно! – настаивала черная шляпка. – Да господи же! Вы ведь на телевидении работаете, да? На канале «Собеседники»? Вы ведете передачу «Итоги дня»! Вы – Юлия Татищева!

Тоня с трудом сдержала нервную судорогу, внезапно пробежавшую по лицу. Не так уж она похожа на развязную девицу, которая ведет «Итоги недели», просто общий тип лица, высокий рост, похожая стрижка, однако не первый раз на нее начинают пялиться либо восторженно, либо возмущенно, то почтительно, то грубо выспрашивая, не она ли та самая, очень в Нижнем знаменитая… Помнится, в троллейбусе подсел к ней какой-то бомжеватый дядька и принялся, дыша перегаром, шептать, что у него имеется убойный компромат на бывшего губернатора Чужанина, того самого, который теперь кантуется в Москве, возглавляя какую-то там правую партию. Дяденька же в свое время служил смотрителем одной тихой, глухоманной баньки, куда Чужанин приезжал со своими многочисленными курочками. Возле той баньки он и был запечатлен старым фотоаппаратом «Смена» – запечатлен совершенно ню и в самой что ни на есть непристойной позе. Если этот компромат обнародовать, пыхтел дяденька на ушко недоумевающей Тоне, это будет бомба! Он предлагал фотки главе областных коммунистов, но с тех пор, как тот попал в Думу, он вообще забыл о нуждах народа и замирился с бывшими политическими противниками. Оппортунист, типичный оппортунист! Поэтому владелец компромата решил продать его за хорошую сумму в телекомпанию, финансируемую нынешним губернатором, который, понятное дело, в контрах с губернатором бывшим. Если показать фотки в «Итогах дня», то Чужанин полетит вверх тормашками, а уж карьера «мадам» (почему-то дяденька называл Тоню именно так!) будет обеспечена.

Тоня поначалу никак не могла понять, каким образом ее карьера переводчицы с французского будет обеспечена падением отвратительного Чужанина, однако вскоре до нее дошло, что ее снова приняли за Юлию Татищеву. Дяденьку пришлось разочаровать. Он долго не верил и соглашался сбросить цену на компромат, решив, что «мадам» сделка просто не по карману, а когда убедился в своей ошибке (для этого Тоне пришлось предъявить ему паспорт!), начал ругаться матом. Юлия Татищева и прежде-то не нравилась Тоне своей манерностью и неряшливым нижегородским выговором, а после этого случая она и вовсе возненавидела популярную ведущую и всячески, порою даже грубо, открещивалась от «родства» с ней. Вот и сейчас – первым побуждением было сказать, как Том Сойер: «Я не я и бородавка не моя!» – и убраться восвояси из двора, где дурно пахло во всех смыслах, и в прямом, и в переносном, однако она сдержалась и скроила притворную мину скромницы.

Да ведь эту любительницу пялиться в телевизор ей не иначе как сам бог послал. Тоня зачем пришла сюда? Не только же чтобы поглазеть на окна той кошмарной квартиры и поразмышлять на тему о том, какие капканы нам порою расставляет судьба. Она надеялась подсесть в бабкам, которые непременно должны кучковаться вон на той удобной лавочке около второго подъезда, и навострить уши в надежде: вдруг кто-нибудь обмолвится хоть словцом о случившемся две недели назад трагическом происшествии. Однако лавка оказалась пуста, ненавязчиво прислушиваться было не к кому. А эта интеллигентная дама с проницательным взглядом… Она наблюдательна, это видно сразу. Именно такие тетки всегда все обо всех знают. А если и не все, Тоня будет благодарна за самую незначительную информацию, которая позволит успокоиться: о ней по-прежнему никто не подозревает, она по-прежнему в стороне от этого темного дела. Встреча с каракулевой шляпкой – это же настоящий подарок судьбы, если повести дело с умом!

– Ну, не вижу смысла скрываться, если уж вы меня узнали? – Тоня улыбнулась с максимальным добродушием. – Да, меня зовут Юлия Татищева. А вас как величать прикажете?

– Людмила Михайловна Матушкина. Вы не представляете, до чего же мне приятно с вами познакомиться, Юлечка. Я вами восхищена, просто восхищена. Вы такая красивая девочка, так прекрасно держитесь, у вас такой приятный голосок, а главное – вы такая умница!

Что-то это до боли напоминало Тоне… какие перышки, какой носок, и, верно, ангельский быть должен голосок… Ох и льстивая лиса эта Людмила Михайловна Матушкина! А какой сыр ей нужен, интересно? Нету у Тони никакого сыра! Или и впрямь Людмиле Михайловне нравится эта бесцеремонная, бестактная Татищева?!

– Что же привело вас сюда, Юлечка? – сияла глазками Людмила Михайловна. – Конечно, репортаж «Итогов дня» о нашем доме был бы очень кстати. Это же проклятье какое-то, а не дом. Воду вечно отключают – то холодную, то горячую, лампочки над подъездами выкручивают, на стенах пишут разные гадости, а у нас, во втором подъезде, лифт то вовсе не работает, то доползает только до шестого этажа.

«Извини, но придется немножко пройти пешком. Лифт у нас какой-то увечный, только до шестого поднимается, а я живу на седьмом. Переживем как-нибудь?»

Тоня зябко передернула плечами. Лучше гнать подальше эти опасные, непрошеные воспоминания! Впрочем, они потому и зовутся непрошеными, что являются без всякого спросу.