Беру тебя напрокат (СИ) - Трифоненко Елена
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну давай же, принцесса, останови меня. Видишь же: сам я уже никак.
Ника не шевелится. Я провожу пальцами по ее плечику, туда-сюда.
— Твой артистизм, конечно, впечатляет, — шепчу я чуть хрипло. — Но, может, уже хватит прикидываться?
Она остается безучастной к моим словам. А еще начинает ужасно смешно посапывать — прямо как какой-нибудь котенок.
Я обнимаю Нику за талию и почти вдавливаю в себя. Из груди злючки вырывается прерывистый вздох.
— Хватит, хватит изображать Белоснежку, — снова шепчу я. — Я знаю, что ты не спишь.
Кожа на ее шее покрывается мурашками, но Ника упорно продолжает тянуть свой спектакль. Возбуждение накрывает меня с головой.
Я чуть ерзаю (совсем каплю), дабы позлить эту маленькую ведьму, а потом снова целую ее в шею. Она опять вздрагивает. Моя ладонь мягко скользит по ее бедру, вседозволенность пьянит меня как никогда в жизни. Я понимаю, что так нельзя, почти сам себе отвратителен, но не могу остановиться.
Выждав пару секунд, очерчиваю ладонью плоский Никин животик, торчащий из-под задравшейся маечки. Поглаживаю изгиб талии. А потом как с обрыва ныряю в бездну — накрываю ладонью Никину грудь.
В ту же секунду Ника отшатывается и подскакивает на кровати как кошка.
— Петров, ты офигел? Ты совсем уже?
Глаза у нее такие, что мне тут же становится стыдно за свою выходку. Ника спрыгивает с кровати и отскакивает к окну. Лицо ее стремительно краснеет от гнева.
— Ты что тут делаешь вообще? — кричит она срывающимся голосом. — Ты зачем разделся?
Меня захлестывает раздражение. Да сколько, мать вашу, можно притворяться? Сколько можно играться со мной, как с каким-нибудь хомячком?
Я тоже слезаю с постели и поднимаю с пола свою одежду:
— Не надо разыгрывать из себя жертву, Ника! Мы договаривались: не приходишь к назначенному времени — получаешь сюрприз, ну и вот. Хотя я знаю, что ты не спала. Просто не хотела меня останавливать.
— Я спала! — восклицает она. — Спала! А ты… Ты…
— Что я?
— Ты воспользовался этим, чтобы меня… Меня облапать.
— Вовсе нет, — ухмыляюсь я. — Даже не начинал.
Я с каким-то пошлым удовольствием разглядываю ее маечку. Тонкая ткань натянулась и весьма эффектно очерчивает грудь. Ника замечает мой взгляд и будто бы смущается. Подхватив с постели простыню, закутывается в нее, как в полотенце:
— Где моя сестра? Что ты с ней сделал?
— Ника, ну хватит! — я даже морщусь от абсурда, который она несет. — Я знаю, что ты не спала. Ты вообще поднялась в шесть утра. Я видел тебя утром. У бассейна.
По ее лицу пробегает тень, а потом Ника отворачивается. Мне ее даже жалко. Она явно не ожидала, что я знаю об ее утренней вылазке.
— Думала, куплюсь на твою посредственную игру? — почти со смехом интересуюсь я. — Лучше надо было свой цирк репетировать.
Ника молчит. Я неторопливо натягиваю сначала шорты, а потом майку:
— Я чего пришел-то? Предупредить, что в час мы сходим на берег в Неаполе. Я уже заказал нам автобусную экскурсию, так что будь готова сойти на берег в числе первых.
Ника снова поворачивается ко мне, а ее глаза вдруг наполняются слезами:
— Я, правда, спала. После йоги немного поработала, а потом меня сморило.
Эти ее слова как нож под ребра. У меня перехватывает дыхание, а сердце делает сальто. Я вдруг безоговорочно ей верю, и мне тут же становится не по себе.
Да какого черта я вообще решил, что Ника притворяется? Если бы она не спала, я бы улетел с кровати в первую секунду после того, как прижался к этой маленькой злючке.
Мне становится трудно смотреть ей в глаза, и я отвожу взгляд в сторону.
— Я подумал, ты меня разыгрываешь.
— Нет, — почти всхлипывает она. — Я сама не заметила, как задремала.
— Тогда извини, — бормочу я и отступаю к двери. — Извини, что напугал. Ну и это… В час встречаемся на пристани, ага?
Я трусливо выскакиваю за дверь и хватаюсь за голову. Господи, какая же я скотина!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Глава 8. Вероника
Когда дверь за Петровым захлопывается, я падаю на постель без сил. У меня такое чувство, будто из меня все соки выжали. А еще я боюсь саму себя. Вот что это сейчас было, а? Что за подстава?
А ведь Женька меня отговаривала. Она сразу сказала, что розыгрыш со сном — какой-то тупой. Но я ее не послушала. Мне показалось, что будет смешно. Показалось, что Петров будет весьма уморительно орать и топать ножками. Но он не стал делать ничего из того, что я предполагала. Нет. Он разделся и лег ко мне.
Мне надо было сразу оттолкнуть его, но со мной сделалось что-то странное. Мне вдруг захотелось посмотреть, как далеко он может зайти. И еще мне было приятно. Так приятно, что даже стыдно. Поцелуи Петрова превратили меня в настоящий кисель.
Даже от воспоминаний о них меня бросает в краску, а внизу живота разливается странная тяжесть. Я злюсь на себя. Безумно злюсь за то, что не могу прогнать это дурацкое томление. Хотя, наверное, оно так волнует, потому что ново и непривычно. Раньше я ничего подобного не чувствовала.
В универе я тратила почти все время на учебу. Почти не гуляла с парнями. Только перед самым выпуском спохватилась и решила устроить личную жизнь. Подруги вовсю бегали по свиданиям, и я подумала, что мне тоже надо.
У меня был друг, с которым мы могли часами обсуждать всякое: философию Гегеля, постмодернизм, теорию струн. Вот ему я и решила позволить больше, чем остальным, но это не сработало. Мне его ласки абсолютно не понравились. Было скучно, неприятно, хотелось, чтобы он быстрей убрал от меня руки и вернулся к разговору о феминизме третьей волны, который мы вели чуть ранее.
Мой друг, кстати, тоже остался разочарованным. Сказал мне потом, что я не ледышка, а просто жидкий азот какой-то. А я не расстроилась. Не всем же везет с половой конституцией, верно? Я тогда еще решила, что моя холодность — это даже плюс, можно на работе сосредоточиться.
В общем, я никак не ожидала, что объятие Петрова вдруг так на меня подействует. Стоило ему прижаться ко мне — во рту пересохло, голова пошла кругом. Захотелось ощутить его руки там и сям. Захотелось потрогать Петрова самой. Просто помутнение какое-то, в самом деле.
От Никиты так волнующе пахнет! И пальцы у него такие… такие горячие. Когда он касался меня, внутри все просто переворачивалось. Господи, как стыдно!
Я накрываю голову подушкой, а из груди вырывается тяжелый вздох. Самое ужасное в случившемся, конечно, не моя впечатлительность. Самое ужасное, что Петров догадался, что я только притворяюсь спящей. И, конечно, уловил реакцию моего тела на объятья.
Интересно, что он подумал? Наверное, что-то вроде: «Поглядите, какая доступная! Только прижался — уже поплыла».
У меня вырывается еще один судорожный вздох. Почему я не оттолкнула Петрова сразу? Почему-почему?
Я даже кусаю себя за запястье. Боль чуть отрезвляет, и в груди неожиданно ворочается почти призрачная надежда. А может, этот гад все же поверил моим последующим заверениям? Он вроде как извинился. Вроде как сделал виноватое лицо…
У-у-у! Да кого я обманываю? Петров не дурак, его не проведешь глупыми слезами и дрожащим голосочком. Наверное, он просто не захотел препираться, а выводы сделал. Очень обидные, надо вам сказать, выводы.
Дверной замок вновь щелкает, а я испуганно замираю.
— Ушел? — раздается от входа сдавленный голос Женьки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Я выдыхаю и скидываю с себя подушку:
— Ушел.
— И как все прошло? — она смотрит на меня с любопытством.
— Нормально. Сейчас позавтракаем и будем готовиться к сходу на берег. Петров какую-то экскурсию для всех нас заказал.
— Ух, ты! Классно! — Женька вдруг чрезвычайно оживляется. — А Валера поедет?
— Валера? Какой Валера?