Остров Свиней - Мо Хайдер

12

На то, чтобы пересечь ущелье, у меня ушло три часа. К тому времени, когда я добрался до края деревни, вода у меня кончилась, а язык превратился в кусок сырого мяса. На моих ногах появились волдыри, плечо болело от тяжести кусачек. Я пробыл на острове уже четыре часа, и солнце склонилось к закату. Ветер, который в ущелье дважды чуть не сбил меня с ног, на этой стороне острова практически стих, оставив, однако, звон в ушах и ощущение жжения на коже.

Выйдя на лесистую тропу, которая вела к деревне, я остановился. Ворота были открыты настежь. Тени удлинились, надвигался вечер, и везде царила странная тишина — какое-то неземное спокойствие. Я немного подождал и направился к воротам, стараясь не думать о том, что все это значит. Спускаясь по лесистой тропе и посматривая на проглядывавшие сквозь листву крыши домов, я уже понимал, что здесь что-то не так. Обычно в это время дня проходит молитвенное собрание, но сейчас я видел только мертвые окна и траву между коттеджей.

Примерно через сто метров мне почудилось какое-то движение справа. Я замер, пытаясь сосредоточиться. Я находился в небольшой треугольной впадине, переходившей в более прямую, похожую на русло высохшей реки, которое исчезало между коттеджами. Движущийся предмет был немного светлее окружающей травы. Я сделал несколько шагов вперед. Это оказалась свинья, рывшаяся в земле. Ее хвост то сворачивался, то разворачивался, словно червяк на крючке. Стараясь не спугнуть животное, я осторожно приблизился. Свинья что-то поедала — рыло ее замерло на одном месте, тогда как задняя часть туловища беспокойно описывала круги. Я сделал еще несколько шагов и…

— Проклятие!

Я отпрянул назад и присел между деревьями, беспомощно глядя на происходящее. Животное посмотрело на меня с легким интересом, но без всякого страха. Оно явно не собиралось расставаться со своим обедом. Рыло свиньи было запачкано чем-то похожим на блевотину, но на самом деле, с упавшим сердцем подумал я, это было содержимое человеческого желудка. Черт! Черт! Черт! Я не отрываясь смотрел на тощую белую ногу в розовой сандалии. Соверен?!

— Проклятие! — повторил я, крепко обхватив себя за плечи и опустив голову. Меня нелегко расстроить, но сейчас я никак не мог унять дрожи.

То же самое происходит с собаками, вспомнил я потом. Собаки всеядны — они всегда сначала поедают желудок жертвы с полупереваренными семенами и орехами и только потом переходят к мясу и костям. Возможно, в древности человек поступал точно так же. Прошло много времени, прежде чем я встал и принялся собирать камни, едва не падая всякий раз, когда мне приходилось нагибаться. Наконец выпрямившись, я прицелился и уже собрался их бросать, как вдруг мне пришла в голову мысль, что за мной, возможно, следят.

Опустив руку, я обернулся и принялся рассматривать лес, из которого вышел. В ушах звенело, голова кружилась. Ворота были открыты. Но рядом никого не было — кроме трупа. Соверен убили не свиньи — они не хищники, — но тогда кто же разорвал ее на части? Пытаясь избавиться от этой мысли, я потер лоб рукой, потом взглянул на коттеджи. Ни звука, ни движения. Столовая находилась всего в нескольких сотнях метров отсюда — раздвижные двери были открыты, в них отражались краски надвигающегося заката. Никого не было видно.

Из-за деревьев появилось еще несколько взрослых свиней, с таким же голодным блеском в глазах; они принялись отрывать куски от тела Соверен, вырывая из него длинные полосы, вгрызаясь в серебристую соединительную ткань. Я отстраненно смотрел, как одна из свиней, по виду более молодая, расправлялась с ногой. Сначала она с хрустом перекусывала кости, затем почти небрежно потащила под деревья ступню вместе с пластмассовой сандалией и целую вечность жевала ее, чавкая и давясь пластмассой. Я выронил камни, вытащил мобильник и посмотрел на дисплей — на тот маловероятный случай, если сигнал вдруг появился. Увы, виднелся только значок отсутствия сигнала. Черт, подумал я, спрятал телефон и снова потер лоб. Что дальше?

После долгой паузы я вздохнул и встал. Помешкав, поднял вверх кусачки. Мне хотелось бежать, но я сдержался и спокойно пошел. Не сводя глаз со столовой, непрерывно прислушиваясь к звуку леса, к молчанию травы; кусачки я держал наготове, словно мне что-то угрожало.

Дьявола не существует. Не существует никаких биформ.

Тогда кто же сделал такое с Соверен?

Было уже поздно, между коттеджами лежали тени. Подойдя к окнам трапезной, я заглянул внутрь, но тут же обернулся и посмотрел назад. В роще было тихо, я не заметил никакого движения. Солнце уже опустилось за верхушки деревьев. Повернувшись, я стал всматриваться в глубь трапезной. В помещении было темно, в углах и нишах собрались густые тени. Все, что я мог разглядеть, — это дощатые столы, совершенно пустые и сияющие от дезинфекции, — в таком состоянии община оставляла их после ужина. Открыв дверь, я шагнул внутрь, на миг передо мной мелькнуло мое собственное отражение: загорелое встревоженное лицо, на котором капли пота прочертили длинные тонкие следы. Закрыв за собой дверь, я немного постоял, давая глазам привыкнуть к темноте.

Почти тридцать секунд я думал, что, кроме меня, здесь никого нет. Дверь в кухню, расположенную в дальнем конце зала, была приоткрыта, и я увидел, что все тарелки аккуратно сложены, чайные полотенца повешены для просушки над кухонной плитой. Я сделал шаг вперед, направляясь в ту сторону, когда что-то заставило меня застыть на месте. Из тени на меня смотрел Блейк.

Он сидел на своем обычном месте во главе одного из столов, спиной к большому камину, в аккуратно выглаженной рубашке поло, с руками, сложенными на столе. Голова его была слегка наклонена назад и в сторону. Лишь через несколько мгновений я понял, что он не станет кричать и ругаться: он был мертв. Рот Блейка был открыт, мышцы шеи напряжены. Смотревшие в одну точку глаза потускнели, нижний край рубашки залит кровью.

Я затаил дыхание. Через несколько секунд, окончательно уверившись, что он уже никогда не встанет, я опустил кусачки и приблизился, остановившись сантиметрах в тридцати от трупа. Нагнувшись, чтобы посмотреть, на чем он сидит, я сразу понял, как он умер. Блейк сидел на стуле. Мышцы живота и добрая половина брюк отсутствовали. В ране виднелась раздробленная кость. Часть таза? Что-то вырвало ему живот. Если бы это случилось не на Куагаче, можно было бы предположить, что речь идет о несчастном случае с механическим оборудованием.

Обернувшись, я посмотрел на залитую вечерним светом траву и увидел — почему я раньше его не заметил? — кровавый след, который тянулся сюда от двери, словно Блейка атаковали снаружи и он был уже ранен, когда, шатаясь, добрался до стола. Пытаясь спастись от чего-то… Неожиданно ноги у меня подкосились, и мне пришлось ухватиться за стол, чтобы удержать равновесие и не оказаться на полу.

Глядя на свое неясное отражение на полированной крышке стола, я несколько раз мигнул. Что за чертовщина здесь творится, старина? Во что это ты вляпался? Я вытер лоб и снова посмотрел на Блейка и идущий от двери след.

Оттолкнувшись от стола, я направился к выходящему на лужайку небольшому окну. Отсюда были хорошо видны вся деревня, пристань, коттеджи, на некоторых окнах были опущены занавески. Везде царило зловещее спокойствие. Даже море, которое еще недавно шумело и было покрыто белыми гребешками, сейчас, в красновато-желтом вечернем свете, казалось умиротворенным, и я мог рассмотреть материк: цепочку огней, вытянувшихся вдоль горизонта, конус света от фар проезжающей вдоль берега машины. Ниже, там, где море встречалось с землей, на берегу виднелось бледное пятно — Кроуб-Хейвен, — Лекси, возможно, сейчас сидит там и смотрит на заходящее солнце.

Поняв, что делать мне пока больше нечего, я прошел на кухню. Там я подставил лицо под холодную воду, отмылся от листьев, грязи и пота и пил до тех пор, пока хватило сил. Потом насухо вытерся чайным полотенцем и вернулся в трапезную, где сидел Блейк. Какой-то миг я смотрел на него, в глубине души ожидая, что он заговорит.

— Можно ли как-то выбраться отсюда? — спросил я его. — Можно ли как-то отмотаться и не иметь с этим ничего общего?

Подойдя к раздвижным дверям, я остановился на пороге, думая обо всех этих окнах, откуда за мной могли наблюдать. Можно ли просто остаться здесь до тех пор, пока не рассветет? Нет. Закрыв за собой дверь, я сделал глубокий вдох, посильнее стиснул кусачки и шагнул вперед.

Я шел не спеша, с кусачками наготове. Единственным, что нарушало тишину, были звуки прибоя на скалах да мое хриплое дыхание. Я не оглядывался и не сводил взгляда с тропинки. Если за мной наблюдают, то будь я проклят, если покажу им, что испугался. Фонарь на пристани против обыкновения не был зажжен, и мне пришлось подойти очень близко, чтобы понять, что лодка исчезла.