Остров Свиней - Мо Хайдер

Высунув голову из-за деревьев, я попытался найти на поляне какие-то признаки жизни, но безуспешно. Вагонетка, раскачиваясь взад-вперед, поскрипывала на ветру — это и был тот самый таинственный скрип, который я слышал из-за изгороди. Я направился через рудник и, разглядывая железяки, ткнул рукой вагонетку — в воздух взлетели чешуйки ржавчины. Возле скалы я увидел отверстие шахты, наполовину скрытое проржавевшей цистерной для воды, от которой исходил запах разложения, как от канализационной трубы. Я направил туда луч фонарика и увидел мертвую свинью. Некоторое время я всматривался в ее пустые глаза, размышляя о том, что для такой находки это довольно странное место. Должно быть, свинью туда столкнули. И разложение было не слишком сильным — труп выглядел довольно свежим. Возможно, это было одно из мест, куда Дав сбрасывал отходы. Я вспомнил слова Гаррика о том, что через эти шахты Дав общается с адом; я уже решил было залезть туда и сдвинуть свинью с места, но кое-что заставило меня остановиться.

Я услышал чей-то смех.

Я молча попятился назад от шахтного ствола, выключил фонарик и присел на корточки, озираясь по сторонам. Это был гнусный смех — как у ведьмы из мультфильма, он зловещим эхом разносился в этой пустой скалистой впадине. Я напрягся. Смех прекратился, и послышался другой звук — кто-то произносил длинный, тихий, бесконечный монолог. Что-то было в качестве звука — что-то настолько знакомое…

На моем лице появилась слабая улыбка. Телевизор! Теперь я был в этом уверен. Где-то впереди, среди необитаемых скал, работал телевизор.

Дом, построенный в викторианском стиле, возможно, предназначался для кого-то из руководства, но теперь стоял в лесу в полном одиночестве на заросшей сорняками бетонной площадке. Краска на стенах облупилась, грязные окна были покрыты мохом. Тем не менее он подавал некоторые признаки жизни: кружевные занавески подвинуты, бочки с нефтью сложены возле генератора, а в открытом окне первого этажа виднелся телевизор, показывавший старое черно-белое кино с Селией Джонсон.

Я заглянул в это окно. За колыхавшимися на теплом ветерке кружевными занавесками можно было разглядеть что-то темное — возможно, специально призванное привлечь внимание, — при виде чего каждый мой нерв начал кричать: «Ловушка!» Я медленно поднял над головой кусачки. Старина, ты же не какой-нибудь спецназовец. Не надо рисковать головой неизвестно из-за чего.

Шаг за шагом я осторожно приблизился к дому, прижался спиной к дальнему концу стены и тихо двинулся вперед, ощущая прикосновение теплых кирпичей. Едва дыша и держа наготове кусачки, медленно заглянул в комнату. В ней царил беспорядок — повсюду были разбросаны пакетики из-под чипсов, немытые чашки и пустые баночки из-под йогурта. Все это покрывал толстый слой пыли. За телевизором стояла обращенная ко мне кушетка. За ней находилось еще одно, закрытое, окно, точно такие же кружевные занавески молчаливо свисали в лучах палящего солнца, испещренные дохлыми мухами.

Кончиком пальца я осторожно толкнул дверь. Она резко распахнулась, за ней показалась выложенная плиткой прихожая. Я сделал шаг вперед, и мои сандалии сразу утонули в толстом слое грязи. Впереди зазвучала мелодия «Соседей», почему-то заставившая меня вспомнить скромные обеды в Килберне, когда Лекси находилась в клинике, а я работал дома. Застыв на месте, я прислушался. Кроме работающего телевизора, никаких звуков не было слышно, только время от времени шелестели тюлевые занавески.

Я прошел в гостиную — маленькую, забитую мебелью и разным хламом. Над камином висела покрытая густой пылью репродукция «Христа» работы Блейка,[12] в нише стояла выполненная едва ли не в натуральную величину гипсовая статуя Девы Марии. Нечто подобное я видел в Тихуане — каждый дюйм изваяния был мастерски покрашен; сутана голубая, губы и щеки красные, глаза — сияющего василькового цвета. До пола свешивались стебельки цветов и какая-то мишура. Дом религиозного маньяка, подумал я. Как раз то, что я бы…

В этот момент сзади меня произошло какое-то движение.

В голове снова промелькнуло слово «ловушка». Держа наготове кусачки, я резко повернулся, ожидая встретить Дава или что-нибудь похуже. Но в гостиной было пусто. Стоявшая на подоконнике в цветочном горшке детская ветряная мельница вдруг начала с треском крутиться. Мигая, я стоял и смотрел, как ее крылья то набирали скорость, то замедляли вращение, издавая ленивое «клик-клик-клик». Затем мне удалось различить отдельные цвета — красный и желтый, и наконец игрушка неуверенно остановилась.

Я не двигался с места. Глядя на ветряную мельницу, я ждал, пока сердце выкачает из крови остаток адреналина. Через некоторое время я снова опустил кусачки. В доме снова стало тихо, только за спиной продолжал бормотать телевизор. Стиснув зубы, я бросил взгляд на лежавшую в прихожей кучу одежды, затем снова на ветряную мельницу. Часть одежды была детской — она принадлежала маленькой девочке. Меня вдруг пронзила мысль, что здесь находится ребенок — или несколько детей, возможно, их удерживают силой. Задрав глаза к потолку, я дал этой мысли устояться, а затем, понимая, что если хочу остаться в здравом уме, то не должен давать воли воображению, начал осматривать коттедж.

В доме было пусто — ни одной живой души. Все, что удалось выяснить, сводилось к одной мысли: Малачи полный псих. Нормы гигиены или нормы культуры его нисколько не беспокоили. Было очевидно, что в доме какое-то время находились женщины (женщина) или даже дети. Одна из комнат оказалась удивительно чистой по сравнению с остальными, односпальная кровать аккуратно заправлена, занавески задернуты, книги расставлены на полках. Где сейчас находились ее обитатели, мне не хотелось и думать. В ту секунду, как я окажусь на материке, я сразу же позвоню в полицию и заставлю их проверить списки без вести пропавших.

«А ты сообразительный парень, Оукси. Очень сообразительный», — сказал я себе.

Стоя на краю поляны спиной к дому, я тяжело дышал и жалел о том, что позволил Лекси прийти на пристань. Здесь у меня не было никаких шансов разжиться табаком, и сейчас я был готов отдать свои почки за единственную затяжку. Глядя на уходящую в лес, в сторону ущелья, утоптанную дорожку, я знал, что по ней недавно кто-то прошел. Самым неприятным было то, что сейчас по ней собирался пойти я. Вслед за гнусным созданием Дава. За его биформой.

Идти мне совсем не хотелось. Сжав руку в кулак, я постучал ею себе по голове. Пора идти, гребаный козел. Подняв свою ношу, я продолжил путь.

Тропинка была извилистой и временами возвращалась назад, но я знал, что она обязательно приведет меня к ущелью. Деревья препятствовали движению воздуха, так что тот нагревался, и заглушали звук, отчего даже мои собственные шаги звучали очень тихо. Через полчаса я увидел впереди поблескивающую между деревьями изгородь. Я прибавил шаг, по движению воздуха поняв, что ущелье уже недалеко: ветер должен дуть по нему, как по туннелю. Я чувствовал, как мои шорты и футболка, вначале облегавшие тело, начали хлопать, словно паруса. Примерно в семи метрах от изгороди деревья поредели, и я оказался на лугу. С каждым порывом ветра трава образовывала причудливые формы. Рядом с изгородью распростерлась мертвая свинья, кожа ее была плотно прижата к ребрам. Трава то скрывала ее, то в следующую секунду откатывалась назад, обнажая мумифицированную челюсть и зубы. Что-то в положении свиньи подсказывало мне, что она пришла сюда сама, — и действительно, на рыле было заметно черное пятно — след от удара электрическим током. Мрачно посмотрев на изгородь, сверкающую и поскрипывающую от ветра, я увидел, что тропинка ведет по траве прямо к открытым воротам. Сердце у меня забилось чаще.

Собрав свое имущество, я переступил через труп свиньи и приблизился к воротам, разглядывая противоположный край ущелья. Кто-то или что-то недавно здесь прошло.

Ветер шевелил мертвые ветви, заставляя их скрипеть, лучи солнца сверкали на старых бочках с химикалиями. Примерно в четырехстах метрах отсюда, над выведенным ППИ лозунгом — «Изыди, сатана!» — раскачивались на ветру деревья, и на какой-то миг та сторона острова мне показалась такой же чуждой, какой раньше казалась эта. Я оглянулся назад, туда, где ветер гулял между деревьями, создавая в листве впадины, обнажая разноцветные участки и кусочки неба. На этой стороне острова никого не было, и внезапно я полностью в этом уверился. Я снова повернулся к ущелью и принялся смотреть на дальний его откос, на стоящие открытыми ворота, и тут в голове у меня сами собой сложились следующие слова: «Дав ушел в деревню. И взял с собой своего дьявола».

12

На то, чтобы пересечь ущелье, у меня ушло три часа. К тому времени, когда я добрался до края деревни, вода у меня кончилась, а язык превратился в кусок сырого мяса. На моих ногах появились волдыри, плечо болело от тяжести кусачек. Я пробыл на острове уже четыре часа, и солнце склонилось к закату. Ветер, который в ущелье дважды чуть не сбил меня с ног, на этой стороне острова практически стих, оставив, однако, звон в ушах и ощущение жжения на коже.