Безмолвные клятвы - Конни Райнхолд

– Генри, тебе действительно следовало прочесть документы перед тем, как их подписывать. Если ты покинешь Речел, то обязан уехать с континента. Все будет устроено так, будто ты умер при любых обстоятельствах, типичных для здешних мест. Речел станет уважаемой богатой вдовой с приличным наследством.

– Понятно, – оттолкнувшись от стола, Генри встал и оглядел Люка и Речел. – Так как вам, миссис Эшфорд, нужно только мое имя, полагаю, что сам мужчина при этом свободен и может пойти развлечься в «Шайенн-клубе». – Он направился в прихожую, взял шляпу и тросточку и у самой двери обернулся: – Люк, тебе лучше уйти отсюда до того, как я вернусь.

– А когда ты вернешься?

– Когда волью себе в глотку достаточно «Ред Дога» и мне станет все равно, мужчина я или бык.

– Генри, ты грубиян!

– Кем я еще могу быть? – Генри приподнял тросточкой край шляпы, приветствуя Речел: – Я оставляю вас наедине с братом. Желаю приятно провести время.

– Моя затея оказалась не очень удачной, – признался Люсьен, когда дверь захлопнулась за спиной Генри. – Я никогда не пробовал распоряжаться жизнью других людей.

– Тогда зачем же взялись за это? – спросила Речел, чувствуя, что так же виновата в случившемся, как и граф.

Люк вздохнул:

– Генри объявил нашему обществу войну и теперь скрывается от него. Он уже не отвечает за свои поступки, а я не хочу его видеть вечным бродягой.

– Почему он скрывается? – спросила Речел.

– А разве вы не скрываетесь от общества?

– Я… но мое прошлое…

– Его прошлое тоже не безупречно, – мягко произнес Люк. – Брату нужно отдохнуть и избавиться от призраков.

– Меня не интересует его прошлое. Почему он должен интересоваться моим?

– Генри и не нужно о нем знать. Оно не имеет ничего общего ни с вашим настоящим, ни с вашим будущим.

Речел хотелось верить Люсьену, научиться скрывать страх так же легко, как Люсьен умел скрывать правду. Впрочем, какое это теперь имело значение? Она согласилась стать участницей нечестной игры графа, зная, что Генри возненавидит ее за это. Лучше бы ее мужем был Люсьен… Генри слишком груб и раздражителен. Тепло, ласка, нежность – вряд ли он способен их почувствовать. Такого человека невозможно любить. Чтобы с ним ужиться, нужно общаться как можно реже.

– Он сказал, что вернется, – проговорила Речел.

– Ему больше некуда идти. Однако, полагаю, жизнь в Шайенне вам не подойдет. Если решите поселиться в своем доме, буду счастлив проводить вас обоих.

Речел проглотила комок:

– Спасибо. Пока мы останемся здесь. Люк нагнулся и поцеловал ее в бровь:

– Я надеюсь на вас, Речел. Вы знаете гораздо больше, чем Генри. Знаете, что такое терпение.

Речел подняла глаза на Люка и покачала головой:

– Нет, я только знаю, как совершаются сделки по покупке и продаже живого товара – я это видела в доме моей матери, и это всегда казалось мне отвратительным.

ГЛАВА 7

Терпение. Речел хорошо знала, что это такое. Сколько томительных часов она провела на чердаке, слушая, как внизу хлопают дверью лучшие и худшие представители рода человеческого! То, что она видела в доме, иногда вызывало у нее чуть ли не тошноту. Когда Речел подросла, то заставила себя ко всему привыкнуть, научилась отвергать домогательства чересчур страстных поклонников, а пьяная ругань трогала ее не больше, чем лай собак.

Но оказалось, что легче выносить приставания развратников, чем ждать, когда, наконец, на тебя обратит внимание твой собственный муж. Да, его грубость казалась Речел отвратительной, но равнодушие было просто невыносимым.

С тех пор, как Генри ушел из ее номера, граф вел себя с ней слишком любезно. Речел стало неловко в его присутствии. Ей не нравилась доброта графа – она очень напоминала жалость. Речел вспомнила, что также к ней относились порядочные леди, которые дарили ей поношенные платья дочерей и боялись дотронуться до нее пальцем.

Речел ходила из угла в угол по прихожей, ее халат распахнулся, открывая простую сорочку, пожелтевшую от времени и ставшую прозрачной от частых стирок. На столе в гостиной горела единственная лампа, бросая свет на дорогую мебель. Речел проклинала жизнь за то, что та сделала ее ночным существом, проклинала Генри Эшфорда: он ушел развлекаться с другими женщинами, в то время как его ждет жена. Страх сковал ноги Речел, она остановилась посреди прихожей.

Развлекаться… Речел подумала, что готова удовлетворить желания мужа. Она хорошо представляла, что и как происходит в подобных случаях, и не боялась. Не боялась, что, возможно, сама не получит удовольствие и разочаруется. Хуже казалось другое: если мужчина, который, несомненно, не может не желать женщину, проявит к ней безразличие.

В коридоре послышались шаги. Речел показалось, что кто-то грубо выругался и произнес ее имя. Когда раздался стук в дверь, она бросилась к гардеробу, выдвинула нижний ящик и достала пистолет. Не успела Речел испугаться, как дверь распахнулась и на пороге появилась высокая мужская фигура. Речел двумя руками подняла пистолет и прицелилась в мужчину. Тот концом трости сдвинул шляпу на затылок, не спеша вошел в прихожую и ногой закрыл дверь.

– Вы очень испугались, миссис Эшфорд, увидев своего мужа, – проговорил Генри, медленно ворочая языком. – Вы даже забыли взвести курок…

Речел вздохнула и опустила пистолет.

– Вот и умница! – продолжал Генри. – Вы выиграете гораздо больше, если я останусь жив.

– Никто из нас ничего не выиграет, если так будет продолжаться!

– Живой фонтан мудрости! Уверен, что мой брат выразил желание, чтобы брызги этого фонтана коснулись моего разума…

Речел убрала пистолет на место и встала спиной к Генри, не зная, что сказать. Он вошел в гостиную.

– Как? Ни одного ласкового слова? Кажется, это называется «презрительное молчание». Кто вас этому научил? Ваша мать?

Речел услышала приближающиеся шаги, почувствовала запах виски. Она обернулась. Генри прошел мимо и сел на диван. Когда он уставился на Речел, ей показалось, что взгляд его скорее трезвый, чем пьяный. Только сейчас она поняла, что судорожно сжимает пальцами край халата, и отпустила шелк, ставший мягким и влажным.

– Ты меня боишься, Речел? – неожиданно серьезным и трезвым голосом спросил Генри.

– Нет.

Она лгала. Здесь не было больного мальчика или любезного графа. Она осталась с Генри наедине и еле скрывала волнение.

– Значит, дело пойдет на лад. Страх в брачной постели – это так называемый «третий лишний».

Речел поежилась, ее руки вновь потянулись к полам халата.

– Речел, – терпеливо произнес Генри. – Согласно документам, тебе двадцать четыре. Ты должна представлять, какие у мужа могут быть желания.