Солнечный круг - Михаил Герчик

— Они ж тяжеленные, роту солдат надо, чтоб такую бандуру перетащить… — Необычно многословным был Ростик, от бессонницы, что ли?

— Пожевать бы сейчас… — Казик мечтательно чмокнул губами. — Ребята, никто с собой ничего не захватил?

В это время за домом глухо заурчал мотор.

— Батька! — испуганно прошептал Жека. — А вдруг заметил, что меня дома нет?!

Обогнув гаражи, машина подъезжала к нашей беседке. Шла она медленно, чуть покачиваясь на выбоинах и освещая себе дорогу одними только подфарниками. Как мощный хобот, несла она перед собой стрелу крана, подтянутую к бамперу стальными тросами.

— Братцы! — воскликнул Жека, но Ростик тут же ладонью зажал ему рот — от такого крика все четыре дома всполошиться могут! — Братцы! — прошептал Жека. — Да это ж…

Он оттолкнул Ростика и выскочил из беседки чуть не под колеса притормозившей машины.

— Пароль? — послышался из кабины строгий голос моего отца.

— «Пахтакор!» — обалдело выпалил Жека. — «Кайрат!»

От волнения он перепутал все на свете.

— «Динамо», лопух, — не выдержал Витька, опасаясь, что Жека, пока вспомнит пароль, чего доброго, переберет всю турнирную таблицу класса «А»!

Антон Александрович хрипло рассмеялся:

— Эх ты, конспиратор… И окно за собой не закрыл…

Мы, как кошки, вскарабкались на беседку по скользким от дождя переплетениям планок. Машина заурчала, и над нами повис ее мощный хобот с крючьями, на которые впору ловить китов. Мы надежно закрепили их под верхними перекладинами. Посвечивая фонариком, отец проверил и скомандовал:

— Вниз и — в сторону! Быстро! — Слез сам и махнул рукой: — Пошел помалу…

Натянулись тросы, и автокран мягко, как пушинку, приподнял беседку над землей. Даже доски не скрипнули. Убедившись, что крючья надежно удерживают ее, Антон Александрович медленно тронул машину с места.

Отец шел впереди, показывая дорогу, и через несколько минут они затащили эту беседку прямо под яблони, и поставили так здорово — ни одной веточки не сломали. Будто припечатали. Только капли с шумом обрушились на крышу. Не зря отец говорил, что Антон Александрович — классный специалист.

Точно таким же способом была переставлена в дальний угол двора и другая беседка. И наша площадка приобрела первоначальный вид. Лишь земля была чуть посветлее там, где они стояли, да груды щепок белели.

— Немедленно собрать до единой щепочки! — распорядился отец. — Не должно остаться никаких следов!

Антон Александрович осторожно развернулся и, помигав нам фарами, выехал со двора. Вскоре гул его машины растаял. А дождь все шел и шел, приглаживая площадку, и смывал следы беседок.

Когда все щепки были собраны и снесены за гаражи на пустырь, отец приказал нам построиться.

— За участие в успешном проведении операции «Статус-кво» объявляю личному составу «Черной стрелы» благодарность! А теперь — марш по домам, да постарайтесь не разбудить родителей. Отвага и верность!

— Дружба и честь! — хором ответили мы.

ДЕНЬ ЧУДЕСНЫХ ПРЕВРАЩЕНИЙ

Около восьми утра мы заняли наблюдательный пункт за гаражами — очень уж не терпелось увидеть, как будет выглядеть Африкан Гермогенович, обнаружив, что беседки, будто «по щучьему велению», разъехались в разные стороны и снова высвободилась площадка для ненавистного футбола.

Африкан Гермогенович в это утро, как назло, не спешил на работу. Только в десятом часу он вышел из подъезда и бодро двинулся по дорожке к выходу на Полярную. Он был в своем неизменном пиджаке — уже начинало припаривать — и капроновой шляпе с дырочками, под мышкой — потрепанный ученический портфель. Наверно, с этим портфелем еще Африкан-младший ходил в первый класс, сейчас у него немецкая папка с квадратными ручками. Африкан Гермогенович шагал, не оборачиваясь по сторонам, целеустремленной походкой занятого человека, который хорошо знает, куда и зачем идет. Мы приуныли: неужели столько времени потрачено впустую и никакого «цирка», как говорит Витька, не будет?

Наверно, ничего и не было бы, если б не Витькина находчивость. Он сунул в рот пальцы и оглушительно, на весь двор, свистнул.

Африкан Гермогенович будто споткнулся об этот свист и резко повернулся.

Мы выглядывали из-за гаража и тряслись от смеха. Но главного-то он еще не замечал!

Наконец, кажется, заметил. Потому что вдруг протер глаза и быстро-быстро завертел головой. Растерянно переложил портфель из одной руки в другую и, приподнимаясь на цыпочки, пошел к площадке прямо по сверкающим лужицам. Казалось, он вынюхивал наши следы. Но следов не было — их смыл дождь.

Где до сегодняшнего дня стояли беседки, Африкан Гермогенович определил безошибочно. А потом… А потом он выронил портфель, побагровел и исполнил на этом месте что-то вроде военного индийского танца, которому можно было бы дать кодовое наименование «Бумеранг». Он приседал и кружился, подскакивал и размахивал руками, что-то угрожающе выкрикивал… Не хватало только головного убора из орлиных перьев и томагавка для снимания скальпов, чтобы сходство с индейцем, выходящим на военную тропу, было полным.

Затем Африкан Гермогенович помчался к беседке, которая очутилась под яблонями. Навалился на нее плечом так, что затылок стал малиновым, но беседка стояла нерушимо, как гранитный утес. Попыхтев, он понял, что сдвинуть это сооружение с места, а тем более перетащить метров на шестьдесят в сторону, не оставив никаких следов, не удалось бы даже всем мальчишкам нашего двора.

Напрасно в то утро дожидались в домоуправлении приема люди, напрасно надрывался телефон — Африкан Гермогенович и не собирался идти на работу. Он бегал от беседки к беседке, непонятно зачем измерял расстояние между ними коротенькими шажками, а портфель его сиротливо мок в лужице. И набегал бы он, видно, много-много километров, так и не сообразив, какая это нечистая сила закинула беседки в разные концы двора, если бы вдруг не появилась еще одна «фигура», круто повернувшая ход событий в другую сторону.

На «фигуру» просто невозможно было не обратить внимания. Во-первых, она прикатила в новенькой голубой «Волге». А во-вторых, скажите, много ли вы видели людей, у которых на левом боку болталось бы три фотоаппарата, причем один — с объективом в два кулака толщиной и полметра длиной, на правом — кинокамера и сумка на молниях со всякими кино- и фотопринадлежностями, а на груди — портативный магнитофон: белой и красной змейками выползали из-под черного футляра проводки, а маленький микрофончик был засунут в верхний кармашек пиджака. Мы, например, видели такого впервые. Думаю, что Африкан Гермогенович — тоже.

Навьюченный, как верблюд, человек вылез из машины, небрежно щелкнув дверкой, — казалось, «Волга» вздохнула от облегчения и приподнялась на рессорах! — и направился прямо к домоуправу. Выглядел он немного помоложе моего отца: здоровенный, с плечами чемпиона мира по классической борьбе, с толстыми оттопыренными губами и высокими залысинами.

— Если не ошибаюсь, управляющий третьей ЖКК Африкан Гермогенович Боровик? — «Фигура» достала из внутреннего кармана крохотный, утонувший в ладони блокнотик и шариковую авторучку размером с березовое полено и нацелила ее на нашего домоуправа, как копье.

Мы навострили уши.

— Так точно, Боровик! — Африкан Гермогенович вытянул руки по швам, глаза его блуждали, перебегая с диковинной авторучки на кино-фото-магнитоаппараты. — С кем, понимаешь, имею честь…

— Специальный корреспондент редакции программ для детей и юношества Белорусского радио Александр Лаптев. — «Фигура» что-то записала в блокнотике и сунула его вместе с авторучкой в карман, а взамен вытащила коричневую книжечку. — Вот мои документы.

Африкан Гермогенович замахал руками:

— Да что вы, понимаешь, какие могут быть документы! Хорошего человека за версту видать! В каком, извиняюсь, жанре работаете? Очерк, фельетон?..

— Во всяких, — пошевелил чемпионскими плечами Александр Лаптев. — Радиогазета «Юные ленинцы», «Романтики», сатирическая передача «Усмешка»… Надеюсь, слыхали?

— Еще бы! — Лицо Африкана Гермогеновича озарила лучезарная улыбка, будто он наконец-то встретил после двадцатилетней разлуки родного брата. — Частенько, понимаешь, слышу вашу фамилию, товарищ специальный корреспондент… Как, бишь?..

— Александр Лаптев, — повторил корреспондент.

— Правильно, Лаптев! — Африкан Гермогенович схватил его руку и затряс так, что все аппараты на корреспонденте ходуном заходили. — Рад, душевно рад! Вещаете, значит?

— Вещаем! — Александр Лаптев пошевелил пальцами, словно они у него слиплись от пылкого рукопожатия, вытащил из кармашка микрофон, расстегнул футляр магнитофона и щелкнул каким-то рычажком. Из своего укрытия мы видели, как медленно закрутились кассеты. — Так вот, дорогой Африкан Гермогенович, к нам на радио пришла весть о прекрасном начинании, которое родилось в вашем домоуправлении. По вашей инициативе вот в этом, например, дворе, где мы с вами сейчас находимся, была проведена большая работа по организации досуга детей. Расскажите нам, пожалуйста, с чего все началось? — И он сунул домоуправу под нос микрофон. — Прошу.