Ночной обход - Вадим Фридрихович Агапов

активно жестикулировать, приглашая его на сцену, но из зала так никто и не поднялся. Все вертели головами, кого-то высматривая.

Покачав головой и улыбнувшись, Алмазова заговорила сама:

– Может быть, наш Мишаня… простите, Михаил… и не локомотив, как говорит Виктор Вячеславович, но без нашего компьютерщика, айтишника, умельца на все руки никто из нас не обойдется!

– Это точно! – крикнули из зала. – Кино любое скачает!

– Программу лицензионную взломает!

– Телефон починит!

Тут оказалось, что этот Мишаня сидел неподалеку от нас, а теперь он поднялся, красный от смущения, благодарно кивал направо и налево и даже нашел в себе силы пробормотать, словно оправдываясь:

– Да это, я самый обычный… Спасибо, конечно… А программа та лагает, – обратился он к кому-то, развел руками и отправился исправлять.

Раздался смех.

Среди научного сообщества он выглядел довольно маргинально: потертые джинсы, серый бесформенный свитер, взъерошенные светлые волосы, лицо простое, ничем не примечательное.

«И этот не тот!» – написал я Арсению.

«Зуб даешь, что не он?» – ответил Строганов и обернулся ко мне.

Я покачал головой и отправил очередное послание: «И голос совсем другой».

«Продолжай наблюдение!» – пришел мне приказ.

И тут у меня возникло предчувствие. То есть, конечно, это не было предвидение, я не экстрасенс. Просто я увидел молодого мужчину самой банальной внешности, идущего по проходу в сторону сцены, у меня вдруг забилось сердце. Он уверенно подошел к сидевшему в первом ряду Зволдину и, наклонившись, стал ему что-то говорить. Тот недовольно мотнул головой, а затем, вероятно, велел сесть на соседнее свободное место. И тут мне повезло! Девушка, сидевшая во втором ряду по диагонали от Зволдина, оказалась следующей докладчицей. Она поднялась и отправилась на сцену, а я, извинившись перед Федором, бросился занимать освободившееся место.

Усевшись и рискуя быть замеченным Зволдиным и его собеседником, я подался вперед, приблизившись к ним почти вплотную, и весь обратился в слух. И старался не обращать внимания на косые взгляды тех, кто сидел рядом со мной. Я не смог расслышать ни слова из их разговора, но я был уверен, что рядом со Зволдиным сидит тот самый доктор, который приходил с пачкой анализов в нашу реанимацию и голос которого я слышал сегодня в туалете.

Строганов тем временем вертел головой во все стороны, пытаясь понять, куда я делся. Наконец заметив, что я буквально в нескольких метрах от него, широко раскрыл глаза.

– Ну? – в полный голос поинтересовался он, привлекая к себе изумленные взгляды окружающих. Я как можно выразительнее скосил глаза в сторону соседа Зволдина. Тот как раз стал вставать.

«Проследить?» – отправил я вопрос.

«Нет! Выясни у своего знакомого, кто это», – тут же пришел ответ.

Неизвестный не спеша двигался вдоль стены к выходу, а я бегом вернулся на свое место по центральному проходу. Федор собрался было выяснять, куда я носился, но я перебил его:

– Ты этого мужика знаешь? – Я указал на неизвестного, который уже почти выходил из зала.

– Да, знаю, – на секунду обернувшись, спокойно ответил мой коллега. – Захаров Черняй… Тьфу, Черняев Захар. Он у Зволдина в отделе. А что?

– Нет, ничего. Показалось, что знакомый, – почти честно ответил я.

Конференция продолжалась, но я уже ничего не слышал, поскольку мысли мои полностью занимал этот Черняй. Вот он в образе доктора в реанимации, колпак натянут до бровей, маска закрывает почти все лицо, но карие глаза я запомнил хорошо. Сейчас он был в дорогом костюме, но поза, походка – все совпадало. Правда, сегодня он показался мне каким-то нервным, дерганым. И интонации в голосе истерические. Но каков Строганов! Как он догадался искать его в МКБ?

– …вообще, у нас тут такие интересные люди работают, – оказывается, Федор что-то мне рассказывал. – Вон, Дина, красотка наша. Суперспециалист. Она и токсиколог, и патоморфолог, и кроликов сама вскрывает, но характер… – Федор засмеялся.

Суперспециалист Дина, закончив доклад, обвела своими миндалевидными глазами весь зал и, остановив взгляд на Зволдине, громко произнесла:

– Локомотив без машиниста – это как человек без мозгов! Спасибо за внимание!

В зале раздался смех и аплодисменты. Федор повернулся ко мне:

– Видишь, как у нас тут! Знаешь, старик, – проникновенно сказал он, – я уже говорил, но я так рад, что меня сюда взяли работать. И дело даже не в деньгах. Просто я думал, что такие исследовательские центры только за границей существуют. Ну, где увлеченных наукой людей собирают вместе, создают им все условия для работы да еще и платят за это. Здесь я чувствую свою нужность, понимаешь меня?

– В больнице ты тоже был нужен, но, честное слово, я очень рад за тебя! – искренне ответил я.

– В больнице за последнее время все изменилось. И изменилось в худшую сторону. – Он чуть скривился. – Причем не только в нашей, и не только в больнице. Ну, чего я тебе буду рассказывать. А здесь как оазис. Я что хочу сказать…

Но он не успел закончить мысль, поскольку на весь зал прозвучал знакомый, немного резковатый голос Алмазовой:

– Дорогие коллеги! Обладателей белых бейджей ждет кофе и просмотр фильма в зале академика Павлова, прошу вас! Те, у кого синие бейджики, проходят в зал Сеченова.

– О, – встрепенулся мой приятель, – я сейчас к Лене подойду на минутку и потом вместе пойдем в Сеченовский зал, там будет застолье. Еще один плюс МКБ – кормят тут неплохо!

Он вскочил и пошел к сцене. Я тоже встал и поискал глазами Арсения. Ну надо же! Он, бросив своих девушек-генетиков, стоял в проходе и тряс руку той Дине, отпустившей шутку по поводу локомотива. Я подобрался поближе.

– …у вас самый лучший доклад! – широко улыбаясь, вещал Строганов. – Особенно ваша последняя фраза про человека без мозгов! А ваш, как это называется, случай, про который вы рассказали…

– Клинический случай, – спокойно поправила его доктор-токсиколог. Она, судя по всему, не разделяла буйной радости собеседника, но смотрела на него доброжелательно, чуть усмехаясь.

– Да, – кивнул Строганов, – пропитать аконитом рубашку мужа! Это же гениально! А вы еще много таких клинических случаев знаете? Но, честно говоря, я не понял, при чем тут баня? Она ему баню затопила – это же неспроста?

– Ну разумеется, – сухо сказала доктор. – Он выходит распаренный, сосуды расширены, кровоток увеличен. И яд из рубашки мгновенно проникает в тело и разносится кровью по всему организму.

– А алкоголь? – с горящим взором допытывался Строганов. – После бани же все бухают! Он не мог нейтрализовать яд?

– Он усилил действие нейротоксина, – возразила Дина, уже с некоторым подозрением поглядывая на возбужденного молодого человека и пытаясь разобрать, что написано на его бейдже. Но Строганов так жестикулировал, что пластиковая визитка перевернулась текстом внутрь.

Я, улыбаясь, подошел к ним.

– Это эксперт журнала «Ланцет» Арсений Строганов, – представил я приятеля, после чего представился сам: – доктор Агапов, реаниматолог.

– Очень приятно, – ответила доктор, протягивая мне руку, и перевела удивленный взгляд на «эксперта».

Она была примерно одного со мной возраста, высокая стройная брюнетка в обтягивающих черных джинсах и белой блузке. Кстати, бейджа на ней не было совсем. Зато на шее висел кулон в виде двух змеек, вьющихся вокруг золотой иглы с крыльями.

– А вы рецепт сомы не пытались разгадать? – Строганов не мигая смотрел на Дину.

– Сома? Да ерунда это все, – тут же отмахнулась она. – Правильно приготовленная настойка из мухоморов… – И они, оживленно беседуя, пошли к выходу.

«Подобное притягивается к подобному», – подумал я и пошел было следом, но потом решил дождаться Федора. Участники конференции расходились – кто пить кофе и смотреть фильм, кто в ВИП-зал для дальнейшего общения. Мне пришло сообщение от Строганова. Рецепт приготовления грибов, что ли, узнал?

«Доктор, что за группа играет?»

Я прислушался.

«R.E.M.», – ответил я и пожал плечами. Если эта информация ему поможет в разгадке преступления, то будет здорово!

Глава 10

Сеченовский зал поражал своим современным дизайном. Хай-тек, био-тек, эко-тек, словом, что-то из далекого будущего и из дорогого настоящего. Стены были из какого-то неизвестного мне материала. Вероятно, из него инопланетяне делают летающие тарелки. По стенам вились лианы с крупными зелеными листьями, я не удержался и незаметно потрогал их – надо же, они оказались живыми! Но зато длинный стол, накрытый человек на тридцать-сорок, имел вид вполне обычный. Так мне показалось сначала. Но, приглядевшись к приборам, закускам и напиткам, я изменил мнение – все было на таком высоком уровне, словно на юбилее олигарха.

На дальней стене висел портрет. Я ожидал увидеть на нем Ивана Михайловича Сеченова, но, присмотревшись, понял, что это Бехтерев.

Кто-то уже сидел и наливал, кто-то стоял и разговаривал. Негромко