Знаменитые красавицы - Игорь Муромов

Скончалась Наталья Борисовна Долгорукая в 1771 году, намного пережив своего любимого единственного мужа.

Так закончился этот самый трагический роман XVIII века, обещавший быть столь счастливым. Наталья Борисовна Долгорукая явила собой подвиг безграничной и самоотверженной любви русской женщины, который еще потом не единожды будет повторен ее соотечественницами.

Марина Валерьевна Ганичева

ИМПЕРАТРИЦА МАРИЯ ФЕДОРОВНА

(1759–1828)

«Из всех коронованных особ в Европе одна она предо мною была непреклонна».

Это опять была немецкая принцесса...

Впрочем, сколько их было на русском троне и около него — Дармштадтских, Вюртембергских, Анхальт-Цербстских... Все эти немецкие княжества с завидным постоянством поставляли к европейским дворам своих неизбалованных богатством принцесс, готовых всецело отдать себя новой родине и государю.

Они, если желали того, становились вполне русскими, и в языке, и в любви к новой родине, и в вере прежде всего, и, конечно, в красоте своей наружной.

Павел I, будучи еще великим князем, овдовел (как говорят, его первую жену извела Екатерина II, побоявшаяся ее желания встать во главе заговорщиков против нее), он был безутешен и потому, что любил свою первую жену с пылом первой юношеской любви, и потому, что подозревал вокруг заговор и интриги матери. История была грязная. Чтобы опорочить цесаревну, было состряпано множество доказательств ее связи с другим...

Но наследнику престола негоже быть не женатому, и Павел, по настоянию матери, спустя год поехал в Берлин на смотрины новой невесты Софии Доротеи, принцессы Вюртембергской.

Несмотря на безутешное свое состояние, Павел влюбился сразу — что-то было в этой немецкой принцессе, покорившее его. И, конечно, она была красива.

Он пишет матери: «Мой выбор сделан. Препоручаю невесту свою в милость Вашу и прошу о сохранении ее ко мне. Что касается до наружности, то могу сказать, что я выбором своим не остыжу Вас; мне о сем дурно теперь говорить, ибо, может быть, я пристрастен, но сие глас общий. Что же касается до сердца ее, то имеет она его весьма чувствительное и нежное, что я видел из разных сцен между роднёю и ею. Ум солидный ее приметил и король... Весьма проста в обращении, любит быть дома и упражняться чтением или музыкою, жадничает учиться по-русски, зная, сколь сие нужно».

Юная невеста, внучатая племянница Фридриха II, была мила, вполне красива для немецких принцесс, округла, с мягкими чертами лица, восторженна и воспитана в духе Руссо.

Принцесса была сентиментальна, она влюбилась в Павла и изливала свои чувства со свойственной ее времени экзальтацией в письмах к жениху, к родным, к подругам. Из письма Павлу: «Я не могу лечь, мой дорогой и обожаемый князь, не сказавши Вам еще раз, что я до безумия люблю Вас; моя дружба к Вам, моя любовь, моя привязанность к Вам еще более возросла после разговора, который был у нас сегодня вечером. Богу известно, каким счастьем представляется для меня вскоре принадлежать Вам; вся моя жизнь будет служить лишь для того, чтобы явить Вам доказательства той нежной привязанности и любви, которые мое сердце будет постоянно питать к Вам. Покойной ночи, обожаемый и дорогой князь, спите хорошо, не беспокойтесь призраками, но вспоминайте немного о той, которая обожает Вас».

Именно чувствительное сердце принцессы стало для Павла отдушиной в его нелегкой придворной жизни великого князя.

Зная свой непростой характер, он приготовил для невесты письменное «наставление», в котором есть предупреждение о том, что его душа наполнена призраками, внушающими ему ужас, и ей «придется прежде всего вооружиться терпением и кротостью, чтобы сносить мою горячность и изменчивое расположение духа, а равно мою нетерпиливость».

Но принцесса была готова на все, они обручились, и на второй день обручения она написала ему: «Клянусь этой бумагой всю мою жизнь любить, обожать Вас и постоянно быть нежно привязанной к Вам; ничто в мире не заставит меня измениться по отношению к Вам. Таковы чувства Вашего навеки нежного и вернейшего друга и невесты».

Так ей хотелось жить, и она в искреннем порыве молодости считала, что сможет так жить. Ведь и цесаревич с радостью откликался на ее порывистую искренность и открытость, которой он был свидетелем: «Всякое проявление твоей дружбы, мой милый друг, крайне драгоценно для меня, и клянусь тебе, что с каждым днем все более люблю тебя. Да благословит Бог наш союз так же, как Он создал его».

30 сентября 1776 года великий князь Павел Петрович женился на принцессе Софии Доротее, принявшей в православии имя Марии Федоровны, и поселился в усадьбе Павловское, подаренной им императрицей.

Здесь Мария Федоровна познала счастье семейной жизни, здесь родились ее дети, здесь она была вполне счастлива своим браком, здесь же была и горько несчастна.

Посол Франции Сегюр, посетивший Павловск, вынес оттуда лучшие впечатления об этом союзе: «Никогда ни одно частное семейство не встречало так непринужденно, любезно и просто гостей: на обедах, балах, спектаклях, празднествах, — на всем лежал отпечаток приличия и благородства, лучшего тона и самого изысканного вкуса».

Став после смерти Екатерины II императрицей, Мария Федоровна пыталась все более влиять на своего мужа. Она никогда не была овечкой и вполне желала для себя власти. День ото дня росло влияние партии императрицы при дворе. При этом она не гнушалась ради этого влияния использовать и фаворитку Павла фрейлину Нелидову. Ростопчин, преданный Павлу, писал другому придворному: «Жаль, что на Императора действуют внушения Императрицы, которая вмешивается во все дела, окружает себя немцами и позволяет обманывать себя нищим (т.е. эмигрантам)... Мы, три или четыре человека, отверженные люди для этих дам, потому что мы служим одному только Императору, а этого не любят и не хотят».

Странно это было — Мария Федоровна объединилась с фавориткой своего мужа, желая влиять на Павла. Каждая женщина тяжело переживает соперничество, и поначалу импульсивная и эмоциональная Мария Федоровна не могла смириться с фавориткой, «в горести сердца своего жаловалась императрице Екатерине II», тогда еще живой. Та вместо ответа подвела ее к зеркалу, сказав: «Посмотри, какая ты красавица, а соперница твоя petit monstre, перестань кручиниться и будь уверена в своих прелестях». Постепенно Мария Федоровна поняла, что в первую очередь ее муж ценил в Нелидовой — это было «только очарование умом Екатерины Ивановны, в самом деле очень замечательным». И она нашла в себе мудрость и мужество объединиться с всесильной фавориткой и даже подружиться с ней, по свидетельству ее фрейлины.

Но чтобы остановить это двойное женское «влияние», Федор Ростопчин дальновидно заменил Нелидову новой фавориткой — А. П. Лопухиной.

После смерти Павла так называемый малый двор императрицы Марии Федоровны сохранил вполне то влияние на императора, на которое она всегда рассчитывала. Сын ездил к матери, она его искренне любила, чего нельзя сказать о невестке. Она особенно заботилась о его императорском престиже, всех расспрашивала об отношении ко всему, что он делал, собирала информацию, как сказали бы сейчас. «Император Александр был главным предметом ее любви в жизни», — писала одна из ее фрейлин.

В ее розовом павильоне частыми гостями были поэты и писатели, на столике лежал альбом, в котором было немало их автографов.

После взятия Парижа русскими войсками в 1814 году Жуковский написал громадное и восторженное «Послание Императору Александру I» (около 500 стихов), а к годовщине освобождения России от нашествия французов сочинил стихотворение «Певец в Кремле».

Когда летящие отвсюду слышны клики,В один сливаясь глас, тебя зовут: Великий!Что скажет лирою незнаемый певец?

Императрица Мария Федоровна еще по прочтении стихотворения «Певец во стане русских воинов» изъявила желание поближе познакомиться с Жуковским и приглашала его приехать в столицу.

О том, как был принят «Певец в Кремле», — рассказ современника, А. И. Тургенева, которому Жуковский послал рукопись для представления императрице Марии Федоровне.

«Пишу тебе, бесценный и милый друг Василий Андреевич, в самый новый год, чтобы от всей души поздравить тебя с новым годом и с новою славою. Я должен описать тебе подробно чтение (твоего послания), которое происходило в комнатах Ея Величества, в присутствии Ея, великих князей, великой княжны Анны Павловны, графини Ливен, Нелидовой, Нелединскаго-Мелецкаго, Виламова и Уварова. Я писал уже тебе, что Государыне угодно было назначить мне приехать в 7 часов вечера 30 декабря. <...> Первая речь со мною о тебе, о твоих талантах и о твоей жизни, о твоих намерениях, и об упорстве твоем, с которым ты противишься приглашениям Ея Величества приехать в С.-Петербург. Я обнадежил государыню, что ты непременно будешь зимою, хотя проездом; она несколько раз подтвердила мне желание тебя видеть и поручила написать к тебе об этом. Началось чтение; приготовленный советами моих приятелей, я читал внятно и с тем чувством, которое внушила мне и высокость предмета, и пламенный гений твой, и моя не менее пламенная дружба к тебе... Великая княжна и князья прерывали чтение восклицаниями: прекрасно! Превосходно! C'est sublime! В продолжение чтения великие князья изъявили желание, чтобы эти стихи переведены были, если можно, на немецкий или английский языки. Но для того надобно другого Жуковского, а он принадлежит одной России, и только одна Россия имеет Александра и Жуковского... В конце пиесы не раз навертывались слезы, и Государыня, и я принуждены были останавливаться. Она обращалась к княжне и встречала взоры ее, так же исполненные любви к предмету твоего песнопения и удивления к твоему таланту. <...> Чтение кончилось. Восхищение и похвалы продолжались. Государыня начала у меня о тебе расспрашивать и требовать от Уварова и меня, чтобы мы сказали ей, что можно для тебя сделать...»