Крутые повороты - Александр Борин

А когда Степан Степанович возвратился из отпуска, в первый же день Павел взял и все, как есть, ему выложил. Так, мол, и так, ко мне обратились, и я счел возможным…

Если бы сам не вылез, еще неизвестно, дошло бы что-нибудь до Степана. Может, и нет.

Степан с интересом посмотрел на Павла, спросил:

— Счел, значит?

Павел промолчал.

— Покомандовать решил?

Павел ничего не ответил.

— У тебя когда переаттестация? — поинтересовался вдруг Степан Степанович.

— В марте, — сказал Павел.

— Вот и ладненько. — Степан Степанович кивнул. — Значит, будет время подыскать себе работу.

Когда мы узнали об этом разговоре, поняли: нет, то не пустая угроза. Не таков наш заведующий сектором, чтобы бросать слова на ветер.

Кирилл, конечно, как всегда, вскипел, сказал, что должно же существовать в институте общественное мнение, доколе Степан Степанович будет за всех решать? «Тоже мне бог, царь и герой!» На что Сергей ему объяснил, что бог и царь правильно, а вот герой — совершенно неверно, потому что герой не Степан, а, наоборот, наш Павел — герой, да еще глупец. Кто его за язык тянул рассказывать о смежниках? Молчальник, молчальник, а, когда не надо, хуже последнего болтуна…

Павел ничего не ответил, а я понимал: сейчас, в самый разгар работы над диссертацией уйти из института — для него настоящая трагедия.

— Ну так как? — спросил меня Степан Степанович. — Приглашаешь к себе Новый год встречать? Я ведь один остался, жена в Емментуках…

И смотрит на меня. Ждет ответа.

А я… Я изображаю на лице наилюбезнейшую улыбку, а сам лихорадочно думаю: что мне делать? Что же ему ответить?

Ведь если я, не посоветовавшись с ребятами, на свой страх и риск приглашу сейчас Степана к нам за стол, меня убьют они. И будут правы.

А с другой стороны, ну как ему объяснить, что общество его для нас, подчиненных и сотрудников, может быть и не самым приятным? Заявить это человеку, который заранее, раз и навсегда предупредил нас, чтобы мы на его чувство юмора не рассчитывали?

И дернул же меня черт сказать ему про встречу Нового года! Проклятый мой язык… Вырвать его мало!

…Говорю, улыбаясь:

— Конечно, Степан Степанович. Будем очень рады… Пожалуйста…

— Ну спасибо. Приду. У меня и бутылочка «Греми» припасена. Захвачу.

— Да что вы, — говорю, — ничего не надо.

— Ладно, ладно, не ломайся… Адрес-то какой?

Я назвал ему адрес: улицу, дом, как лучше проехать… И тут вдруг осенила меня мысль: а может, ничего даже? А? Нет худа без добра. Может, удастся это дело с Павлом как-нибудь отрегулировать? За рюмкой «Греми» ведь совсем иной разговор. Может, Степану тоже до смерти надоела наша холодная конфронтация в секторе? Потому и напросился. Нельзя же нам упускать такой шанс. Как говорится, худой мир лучше доброй ссоры. Ради товарища можно и потерпеть немножко. Ничего страшного.

Ну, конечно, ребята меня чуть не съели. Особенно свирепствовал Сергей. Таким разгневанным я его прежде никогда не видел. Сказал: «Знаешь, как это называется? Предательство! Нож в спину. Другого названия я не подберу». Кирилл тоже злился. «Лучше бы, — объяснил, — ты пригласил нас встречать Новый год в змеиный террариум. Не так противно». И только один Павел промолчал.

Я подумал, а может, и у него тоже появилась надежда, что за рюмкой горячительного ситуация как-нибудь рассосется. Дай-то бог…

Поначалу все шло более или менее гладко. Проводили старый год. Встретили Новый…

Сергей ничем не выдавал своего вчерашнего возмущения. Напротив, любезно улыбался Степану Степановичу и был вообще душой компании. Он знал сотни всевозможных исторических анекдотов и сыпал ими без устали… У одного французского короля придворные попросили как-то покровительства, но король им ответил: «Не понимаю, вы о чем, господа? Воры моего покровительства никогда не получат, а честные люди в нем не нуждаются…»

— Правильно, — сказал Степан Степанович. — Надо взять на вооружение. — И засмеялся.

И все мы, хотя слышали репертуар Сергея уже много-много раз, тоже постарались дружно и громко засмеяться… А Наполеон, продолжал Сергей, спросил однажды у своего адъютанта: «Что я за человек? Какого мнения обо мне французы?» Но адъютант ему ответил: «Ничего подобного, ваше величество. Одни вас считают богом, другие — дьяволом, но человеком — никто…»

На этот раз Степан Степанович не засмеялся, вопросительно посмотрел на Сергея и тот поспешно сказал: «Я вам не напоминаю одну француженку, которая объясняла мадам де Сталь: «Ужасно люблю разговаривать. Меня слушают все, а я — никого»?..»

…Одним словом, застолье наше проходило, как говорится, на высоком уровне в обстановке полного взаимопонимания. Степан Степанович галантно ухаживал за своими соседками: женой Сергея — Ольгой и женой Павла — Оксаной. И я подумал: вот и хорошо. Что ни делается — все к лучшему. Личные контакты — вещь великая! Может, и обойдется все, исчезнет наконец в секторе тягостная атмосфера. Между нами и Степаном Степановичем удастся навести мосты.

Да нет, не обошлось, увы! Черт попутал. И виноват в этом оказался, конечно, наш несдержанный, неугомонный — порох, а не человек, шведская спичка — Кирилл.

После пятой или шестой рюмки душистого «Греми» он наклонился через плечо Оксаны к Степану Степановичу и сказал:

— Степан Степанович, сегодня необыкновенная ночь… Самые великие чудеса свершаются… Можно, я задам вам несколько необычный вопрос?

— А зачем? — возразил Степан Степанович. — Лучше выпей за мое здоровье. Верно, Оксаночка? — обратился он к жене Павла.

— Конечно, Степан Степанович, — поспешно откликнулась она. — Ваше здоровье, Степан Степанович, и самые большие успехи! — и она посмотрела на мужа.

— А все-таки я задам, — упрямо сказал Кирилл. — Другой случай когда еще будет? А сегодня ночь такая… Трубный звук по всей планете… Птицы-звери хороводы водят. — И спросил: — Вот вы мне объясните… Я ведь не в порядке претензии, ничего подобного… Просто понять хочу… Так что вы не обижайтесь, Степан Степанович. Объясните только, зачем ставите свое имя на каждой работе, выходящей из стен сектора? Какая для вас в том необходимость?..

Я посмотрел на ребят за столом. Сергей задумчиво, меланхолически улыбался. Павел усиленно жевал что-то. Девочки наши притихли, а Оксана побледнела.

Я подумал: да что же это происходит? Кирилл белены объелся? Или налакался до положения риз? Ничего себе оказывает он услугу Павлу, да и всем нам. Ведь если назвать своим именем, это провокация! Провокация в чистейшем виде!

— Протестую! — сказал я. — Прошу тебя не путать встречу Нового года с производственным совещанием.

— А на производственном совещании я никогда не осмелюсь, пороху не хватит, — объяснил Кирилл. — Меня же предупредили, чтобы я на чувство юмора не рассчитывал. А в новогоднюю ночь чувство юмора обязаны иметь все. Как говорится, по определению… Верно, Степан Степанович?

Я взглянул на заведующего сектором.

Он сидел спокойно. С интересом смотрел на Кирилла и кивал. Я запомнил это очень хорошо: он смотрел на Кирилла и благожелательно ему кивал.

— Я ведь не возражаю, Степан Степанович, — продолжал Кирилл. Пусть ваше имя стоит на моей работе, меня не убудет… Лестно даже, честь оказываете… Я только понять хочу: зачем вам это надо?.. Доктор, профессор, автор двухсот работ… Зачем же вам еще двести первая?

Он замолчал.

Сергей по-прежнему задумчиво улыбался. Павел глядел в окно. А девочки в ужасе не сводили глаз с Кирилла.

Степан Степанович перестал кивать. Вздохнул. И сочувственно спросил Кирилла:

— Слушай, а это правда?

— Что?

— Бывшая твоя благоверная с кем попало рога тебе наставляла?

Тихо стало за столом. Совсем тихо.

— Степан Степанович! — сказал Кирилл. — Чего это вы? — Он постарался улыбнуться, но не смог. Не получилось.

— А чего? — благожелательно сказал Степан Степанович. — Стесняться-то чего? В своем, как говорится, кругу.

Я беспомощно оглянулся на ребят: Сергей все так же задумчиво, меланхолически улыбался. Павел смотрел в окно.

— Говорят, ты однажды застал ее? Это правда? — спросил Степан Степанович. — С тех пор, наверное, и сделался таким злым?

Кирилл молчал. Он сидел, вобрав голову в плечи, как от удара.

А Степан Степанович спокойно рассматривал его и кончиком ножа тихонечко — тук-тук-тук — постукивал по столу.

— Степан Степанович… — испуганно сказал я.

— Что, голубчик? — он обернулся ко мне. — Тебе тоже что-нибудь известно? Ну, так давай, расскажи, потешь компанию… У вас, я вижу, запросто.

Я понимал: надо было что-то делать. Немедленно вмешаться и пресечь это страшное издевательство над нашим товарищем. Бездействовать, оставаться в стороне мы просто не имели права.