Гражданин тьмы - Анатолий Афанасьев

— Очки-то вам зачем? — заблажил я, но Робентроп пребольно двинул коленом под зад.

Через минуту очутились в кабинете, который поражал роскошью обстановки: старинная мебель из черного дерева, ковры, аглицкие гардины на окнах, на стенах развешены портреты американских президентов, включая почему-то царя Бориса. Народу — битком, и в основном знакомые лица: координатор Джон Миллер, притулившийся на подоконнике, японский товарищ Су Линь, директор хосписа Харитон Данилович Завальнюк, которого я видел первый раз, но узнал по портрету, стоящему в комнате у Макелы с Настей: они перед сном на него молились. Был еще знаменитый телеведущий с рыбьими усами и со сладкой фамилией, штук пять распутных девок, известный во всем мире преступный авторитет Барковский, находящийся вроде бы под следствием в Матросской Тишине. Блудливо, как всегда, улыбающийся руководитель фракции "Правый кулак" Немчинов, почему-то обнаженный по пояс, еще несколько незнакомых, судя по осанке, влиятельных и важных господ; и среди всех, естественно, выделялся сам Гай Карлович — и благодаря тому, что восседал во главе длинного, с мраморной столешницей стола, и из-за своей примечательной внешности: смуглая, свекольного цвета морда с угольно-черными маленькими глазками и воткнутым в нее бледно-голубым носярой, постоянно к чему-то принюхивающимся. Конечно, как и все россияне, я знал, что это лишь одно из обличий великого человека: внешность он менял так же часто, как политические взгляды, но с этой ипостаcью показывался на людях довольно давно, с тех пор как после выборов нового царя резко переместился из либерального крыла в ультрапатриотический лагерь.

Нашлось в комнате местечко и для меня — высокий стул с привинченными к полу железными ножками, к нему вездесущие, невесть откуда взявшиеся санитары сноровисто меня прикрутили, обмотав датчиками, к коим за время пребывания в хосписе я привык, как лесной гуляка привыкает к комариному гудению. Меня лишь смущало, что столько больших уважаемых в обществе людей собрались, похоже, с единственной целью: поглазеть на столь незначительную персону.

Гай Карлович обратился ко мне в дружеском тоне, примерно как следователь, начинающий допрос злодея, про которого заранее все известно.

— Так как, говоришь, тебя зовут, паренек? Как положено, я назвал полностью имя, отчество и фамилию, род прежних занятий, домашний адрес и пол. Получилось четко, по-деловому, так что я сам себя похвалил. И публика в комнате одобрительно загудела. В тот же момент сбоку установили телевизионную камеру, и я совсем приободрился. Гай Карлович располагался довольно далеко, на другом конце кабинета, но слышно его было так, как если бы он дудел в ухо.

— Что ж, молодец, Иванцов, — похвалил он. — Теперь скажи, чего ты хочешь? Я имею в виду, есть ли у тебя пожелания к дирекции?

Вопросец был с двойным дном, но я ответил не раздумывая:

— Надоели видения, ваше сиятельство. Хотелось бы поскорее угомониться.

— Ишь ты… А знаешь, зачем ты тут?

— Конечно. Для размножения. По-научному, для клонирования. В русле глобализации.

К Ганюшкину подскочил усатый телеведущий и что-то разгоряченно зашептал, игриво вздымая зад. Сначала Гай Карлович слушал благосклонно, но вдруг резко оборвал:

— Да насрать на твоего зрителя!.. — и снова обернулся ко мне:

— Как думаешь Иванцов, какая в тебе особая ценность, если из миллионов выделили именно тебя?

— Компьютерная выборка. По совокупности параметров. Хозяин вопросительно посмотрел на Су Линя, сидевшего от него по правую руку.

— Вы же знаете мое мнение, — заговорил тот с явным довольствием. — Переработка интеллектуалов — вообще тупиковый вариант. Я с самого начала был против.

— Но результат неожиданный, вы не находите? Я бы даже сказал, обнадеживающий?

— С этим субъектом, да… Но выводы делать рано. Мы как раз заняты системной проверкой.

Я ничего не понял из их диалога, как, вероятно, и большинство присутствующих. Никто особенно и не прислушивался. Мужчины попивали винцо, которое было расставлено на нескольких столиках, распутные девицы разбрелись по помещению и подходили то к одному, то к другому с предложением услуг, но никто на них не позарился, за исключением Немчинова, который со все той же жуликоватой ухмылкой подхватил двоих и увел за дверь. Вернулся буквально через минуту, застегивая штаны и утирая бледный пот с умного разгоряченного лица. Куда делись девицы, неизвестно…

Атмосфера в комнате больше напоминала обычную светскую тусовку, чем медицинское освидетельствование. Среди гостей я с удивлением обнаружил и Олега Яковлевича Курицына. Великий гуманист расположился рядом с директором хосписа Завальнюком и что-то ему нашептывал на ухо, видимо, какие-то важные наставления. Тучный директор вздрагивал и хихикал, как от щекотки. Это было не совсем понятно. Все-таки босс есть босс, в таком отношении публики чувствовалось какое-то необъяснимое амикошонство. Впрочем, я допускал, что участвую в очередном виртуальном эпизоде.

— Эй, чувак! — крикнул оператор за телекамерой. — Ну-ка, улыбнись поширше. Оскаль зубки.

— Это вы мне?

— Нет, твоей заднице.

— Пожалуйста. — Я изобразил как можно более естественную улыбку, выпучил глаза и вывалил язык, отчего парень чуть не опрокинул штатив.

— Довольно! — раздался раздраженный голос Гая Карловича. — Так не пойдет. Он слишком скован, дайте ему водки.

Водку подала одна из распутных девиц, озорничая, вихляясь, влила прямо в рот, потому что мои руки были примотаны к туловищу.

Не успел я отдышаться, как Ганюшкин распорядился:

— Перекрестный допрос. Проверка на вменяемость. Дальше началось несусветное. Вопросы посыпались как из рога изобилия, все гости охотно приняли участие в игре Помня просьбу Робентропа, я старался не ударить в грязь лицом, тем более что Ганюшкин пообещал приз. Но какой не уточнил.

Первый вопрос задал он сам:

— Какого цвета кровь?

— Зеленого, — ответил я.

— Верно… Почему торопишься размножаться?

— Чтобы не быть одиноким.

Японец Су Линь:

— Как зовут Президента России?

— Алик Гор.

— Что слаще — яблоко или морковь?

— Халва.

Координатор Джон Миллер:

— Змей Горыныч — животное или мифологема?

— Продукт воображения.

Гай Карлович:

— Интеллигент — это профессия или призвание?

— Кличка.

Мне тоже начинала нравиться забава, похожая на телешоу. Как и участники телешоу, я отвечал быстро, не задумываясь, громко и с пафосом. Постепенно возникло ощущение азарта и давно позабытой этакой студенческой лихости. Знать бы еще, какой приз!.. У нынешних призов диапазон огромный: от чего-нибудь вкусненького до аннигиляции.

Немчинов, фракция "Правый кулак":

— На самом деле, господа, россияне слишком примитивны и не годятся для гуманитарного воспроизводства. Не проще ли ставить опыты на крысах? По традиционным методикам?

— От такого же слышу, — ответил я. Подкрался усатый телеведущий, долго хмыкал, мекал, потом изрек:

— Как известно, мистер Иванцов, в России существует всего две политические партии. Одна — Березняковского, другая — Гусаковского. Кому из них вы симпатизируете в смысле перспективы?

— С Новым годом, — сказал я, — Пошел на фиг.

По комнате прошелестел одобрительный говорок, раздались смешки. Все взоры теперь были устремлены на меня и я чувствовал себя просто-таки триумфатором. Ничего не боялся и ни о чем не думал. Наслаждался текущей минутой.

Директор Завальнюк:

— Допустим, у вас есть выбор: мешок долларов или молодая красивая бабенка. Ваше решение?

— В одном флаконе, — пошутил я, — С прокладками «Ол-вэйс» я всегда сухая.

Директор постучал кулаком по башке, обратился к Гаю Карловичу:

— Пожалуй, все ясно, да? Можно подключить к рубильнику, но думаю, картина не изменится.

— Не спеши, куманек, — отозвался владыка. — Отдыхай, расслабься. Мне он интересен как бывший человек, а не как кролик.

Разродился и писатель Курицын:

— Осведомьте, сударик мой, читаете ли вы книжки?

— Да-с, непременно. На то и грамоте обучен.

— И какую литературу предпочитаете? Небось, новомодную пакость навроде Маринычевой с Витькой Пелехиным?

Мне захотелось сделать приятное единственному здесь благожелательно настроенному человеку.

— Никак нет-с. Тянусь исключительно к вашим произведениям, Олег Яковлевич. Душеспасительное чтение. Ото всех россиянских надомников земной вам поклон.

Писатель неожиданно прослезился.

— Послухай старика, Гаюшка. Этот парень далеко пойдет. Смело пускай в переплавку. От него наше земство возродится.

Гай Карлович раздраженно поинтересовался у директора:

— Эй, Харитон, кто пустил на презентацию писателя? Ты бы еще Цыпу Одесского привел.