Анархизм: от теории к практике - Даниэль Герен

Волин писал, что «чтобы произвести впечатление на народные массы, завоевать их доверие и поддержку, партия большевиков бросила лозунги, которые до той поры были характерны именно для анархизма». «Вся власть Советам!» был лозунгом, который массы понимали в либертарном смысле. Петр Аршинов[71] сообщает, что рабочие понимали идею власти Советов как собственное право управлять сами собой, социально и экономически. На третьем Всероссийском съезде Советов, в начале 1918 г., Ленин заявил, что «анархические идеи принимают теперь живые формы». Вскоре после этого, на седьмом съезде партии (6–8 марта 1918 г.), он провел тезисы, в которых речь шла, помимо прочего, о социализации производства, управляемого рабочими организациями (профсоюзами, фабзавкомами и т. д.), об устранении института профессиональных чиновников и бюрократов, полиции и армии, о равенстве зарплаты и окладов, об участии всех членов Советов в управлении государством и в государственном администрировании, о постепенном полном отмирании государства и отмене денег. На съезде профсоюзов (весной 1918 г.) Ленин охарактеризовал заводы как «самоуправляющиеся коммуны производителей и потребителей». Анархо-синдикалист Максимов[72] утверждал даже, что «большевики отказались не только от теории постепенного отмирания государства, но и от марксистской идеологии в целом. Они превратились в своего рода анархистов».

Но столь дерзкое равнение на инстинкт и революционную температуру масс, хоть и смогло обеспечить большевикам руководство революцией, не отвечало ни их традиционной идеологии, ни их истинным намерениям. Издавна они были «авторитариями», приверженцами понятий государства, диктатуры, централизации, руководящей партии, управления экономикой сверху — всего, что противоречило подлинно либертарной концепции советской демократии.

В работе «Государство и революция», написанной накануне Октябрьского восстания, как в зеркале отражалась двойственность идей Ленина. Под некоторыми страницами этой работы вполне могли бы подписаться либертарии, и, как мы видели выше, в ней отдается должное, по крайней мере, частично, анархистам. Тем не менее, этот призыв к «революции снизу» сопровождается охранительной речью в пользу «революции сверху». Концепция иерархической, централизованной государственной системы не скрыта между строк, но, напротив, откровенно выражена: государство сохранится после захвата власти пролетариатом и отомрет только после переходного периода. Как долго продлится это чистилище? От нас этого не скрывают, — об этом говорится даже с некоторым облегчением, а не с сожалением, — что процесс будет «медленным» и «долгим». То, что породит революция, будет, при видимости власти Советов, «пролетарским государством» или «диктатурой пролетариата», «буржуазным государством без буржуазии», признается сам автор, когда он раскрывает свои сокровенные мысли. Это всепожирающее государство, безусловно, намерено захватить все.

Ленин следует учению современного ему немецкого государственного капитализма с его военной экономикой (Kriegswirtschaft). Организация крупной современной индустрии капитализмом с ее «железной дисциплиной» является для него еще одной моделью. Он особенно очарован государственной монополией, такой как почта, телеграф, и восклицает: «Какой восхитительно совершенный механизм! Вся экономическая жизнь, организованная как почтовое ведомство, (…) — вот государство, вот экономическая основа, которые нам нужны». Он заключает, что стремление обойтись без «власти», без «субординации» — лишь «анархистские мечтания». Как раз перед этим он рассуждал о том, чтобы поручить производство и обмен рабочим ассоциациям, самоуправлению. Но это лишь недоразумение, небольшая путаница. Он не скрывает своего магического рецепта: все граждане должны стать «служащими и рабочими единственного всеобщего государственного треста», все общество должно превратиться «в большую контору и большую фабрику». Советы, конечно же, остаются, но подчиняются рабочей партии, историческая задача которой — «руководить» пролетариатом.

Наиболее здравомыслящие и трезвые из российских анархистов не были введены в заблуждение. Еще на пике ленинского «либертарного» периода они призывали рабочих быть начеку. В их газете «Голос труда» в последние месяцы 1917 — начале 1918 гг. можно было прочесть, за подписью Волина, такие провидческие предостережения:

«Укрепив, упрочив и узаконив свою власть, большевики, будучи социал-демократами, политиками и государственниками, то есть людьми власти, начнут из центра — властным, повелевающим образом — устраивать жизнь страны и народа. Они будут приказывать и распоряжаться из Петрограда по всей России. Ваши Советы и другие организации на местах должны будут понемногу стать простыми исполнительными органами воли центрального правительства. (…) Будет водворяться властный, политический, государственный аппарат, который сверху начнет все зажимать в свой железный кулак. Места, Советы, организации должны будут слушаться и повиноваться. (…) И горе тому, кто не будет согласен с центральной властью и не сочтет нужным и полезным подчиняться ей!» «”Вся власть Советам!” превратится на деле во власть партийных лидеров в центре».

По мнению Волина, все более и более анархические настроения масс принуждали Ленина к тому, чтобы на некоторое время свернуть со своей старой дорожки. Он теперь позволял государству, власти, диктатуре остаться только на час, на краткий миг. А затем должен прийти «анархизм». «Но, Бог мой! Разве вы не предвидите, граждане социалисты, что скажет Ленин, когда нынешняя власть укрепится и станет возможно не прислушиваться к голосу масс?» Тогда он вернется на старые проторенные пути. Он создаст «марксистское государство» более совершенного типа.

Было бы, конечно, рискованно утверждать, что Ленин и его соратники сознательно устраивали массам ловушку. В них было больше доктринального дуализма, чем преднамеренного двуличия. Противоречия между двумя полюсами их мысли были настолько очевидными, настолько бросающимися в глаза, что можно было предвидеть, что эти полюса в скором времени разойдутся в ходе дальнейших событий. Либо анархический путь развития и давление масс заставили бы большевиков отказаться от авторитарного характера их концепции, либо, напротив, упрочение их власти, одновременно с утратой пыла народной революции, заставило бы их забросить в чулан эти поползновения анархистского толка.

Но тут вмешались новые факторы, изменившие исходные условия задачи: ужасные условия гражданской войны и иностранная интервенция, дезорганизация транспорта, нехватка технических специалистов. Это подталкивало большевистских руководителей к исключительным мерам, к диктатуре, к централизации, к тому, чтобы обратиться к политике «железного кулака». Анархисты, тем не менее, отрицали, что это было результатом исключительно «объективных» причин, имевших внешний характер по отношению к революции. В определенной степени они были вызваны, по мнению анархистов, внутренней логикой авторитарных концепций большевизма, произволом чрезмерно бюрократизированной и крайне централизованной власти. Волин считает, что, кроме прочего, именно некомпетентность государства и его стремление всем руководить и все контролировать сделали его неспособным перестроить и наладить экономическую жизнь страны и привели к подлинному «краху», выразившемуся в парализации промышленности, в разорении сельского хозяйства, в разрыве всяческих связей между различными отраслями экономики.

В качестве примера Волин рассказывал историю бывшего нефтеперерабатывающего завода Нобеля в Петрограде. Он был брошен своими владельцами, и четыре тысячи рабочих решили управлять им коллективно. После тщетных обращений к большевистскому правительству они попытались обеспечить производство и жизнь предприятия своими собственными силами. Рабочие поделились на мобильные группы, которые попытались обеспечить топливо, сырье, сбыт и транспортные средства. В отношении последних они уже начали переговоры со своими товарищами железнодорожниками. Правительство рассердилось. Оно, несущее ответственность за страну в целом, не могло допустить, чтобы каждый завод поступал, как ему заблагорассудится. Заводской комитет упорствовал и созвал общее собрание рабочих. Народный комиссар труда лично потрудился прийти, чтобы предостеречь рабочих от «акта грубого нарушения дисциплины». Он подверг бичеванию их «анархические и эгоистичные» взгляды. Он угрожал им увольнением без выходного пособия.

Рабочие возразили в ответ, что не требуют никаких привилегий: правительству надо лишь дать рабочим и крестьянам возможность действовать тем же образом по всей стране. Тщетно. Правительство настояло на своей точке зрения, и завод был закрыт.