Том 14. М-р Моллой и другие - Пэлем Вудхауз

— А, Миртл, — пробормотал он, борясь с желанием хлопнуть родное дитя по головке делом Блистера. — Заходи, садись. Какая неприятная сегодня погода. Ну, как Александр?

Нельзя сказать, чтобы самочувствие зятя, все заслуги которого, на его взгляд, сводились к необъятному состоянию, особенно занимало мистера Шусмита, но ведь любую беседу надо как-то начать.

Миртл, которая уже успела сесть и, как казалось взволнованному отцовскому оку, намертво приросла к месту, сидела какое-то время, бурно дыша носом. Сходство ее с грозовой тучей бросалось в глаза.

— Александр в ужасном состоянии.

— Иначе и быть не может.

— Как, ты уже слышал?

— Что именно?

— Да о том, что выкинула эта Йорк.

— Что же она выкинула?

— А, значит, ты ничего не слышал! Почему ж ты не удивился, что Александр страдает?

Истинной подоплекой этой оговорки было то, что адвокат знал о похмельных мучениях зятя, однако чувствовал, что произнести это вслух неблагоразумно, а может быть, и небезопасно. Поэтому он ответил, что наслышан о том, какое у его зятя нежное пищеварение.

— Наверное, что-нибудь съел? — спросил он, вложив в эти слова все наличные запасы сострадания, которых, впрочем, было немного.

Миртл переключилась на фырканье.

— Папа, дорогой мой, неужели ты думаешь, что я прибежала сюда, чтобы рассказывать тебе о пищеварении Александра? Он совершенно раздавлен этой кошмарной историей с Лейлой Йорк. У меня такое ощущение, что она просто выжила из ума. Ты ведь помнишь, что Александр владеет контрольным пакетом у Попгуда и Грули, которые издают ее книги?

— Да, ты мне говорила. По всему, что слышал, — фирма очень крепкая. Одна только Бесси…

— Какая еще Бесси?

Тут мистер Шусмит взял на вооружение тон, который так не нравился Фредди Виджену, безликий, мертвенный тон, типа «а теперь послушайте…».

— Одна моя старая знакомая, которая пишет под псевдонимом Лейла Йорк. Когда-то, уже давно, я называл ее Бесси Биннс, и потому мне, полагаю, простится, что я упомянул ее настоящее имя. Впрочем, если пожелаешь, больше я так делать не буду, воля твоя. Но перед тем, как ты меня перебила, мы говорили, если припоминаешь, о прочном финансовом положении издательского дома «Попгуд и Грули» и я собирался сказать о том, что одна только Лейла Йорк, очевидно, приносит им ежегодно десятки тысяч фунтов.

Миртл испустила какой-то диковинный звук, который можно было бы расценить как глухое хихиканье.

— Правильно, потому что до сих пор она писала… э-э…

— Муру? — подсказал мистер Шусмит.

— Можно назвать и так. Я имела в виду чудовищный сентиментальный вздор, предназначенный для дамского чтения. Сейчас в Англии больше всех читают ее. А женщины, те ее просто боготворят.

Мистер Шусмит закудахтал. То была его манера смеяться.

— Хотел бы я знать, как бы они о ней отзывались, если бы познакомились. Сама она совсем не похожа на свои романы. А почему ты говоришь «до сих пор»?

— Потому, что следующую вещь она задумала совсем иначе. Вчера у мистера Грули была ее секретарша и заявила ему, что роман, над которым она работает, будет написан в мрачных, серых, унылых тонах, вроде Джорджа Гиссинга.

— Прекрасный писатель.

— Не спорю, только его никто не покупает. Ты подумай, как это воспримут ее поклонники. Она потеряет всех до единого.

— Значит, Александр расстроился из-за этого?

— А что здесь неестественного? У него из-под носа уводят несколько тысяч фунтов. Когда позвонил мистер Грули, он стал белый, как простыня.

Неплохая новость, мелькнуло в голове у мистера Шусмита. Цвет лица у зятя никогда не приводил его в восторг. Благодаря нескрываемой слабости к шампанскому, Пуфик порой становился багровым, словно рябина, тогда как тесть его предпочитал мужские щеки скорее рододендронового отлива.

— Она уже закончила книгу? — спросил он.

— Нет, пока прорабатывает замысел. Отправилась в пригороды, чтобы погрузиться в нужную атмосферу.

— Может получиться замечательная вещь.

— Только это уже будет не Лейла Йорк. Что здесь непонятного? Когда люди видят, что на обложке стоит «Лейла Йорк», они и рассчитывают, что будут читать именно Лейлу Йорк. А если им взамен подсунуть другую книгу, они ее живо отшвырнут, как ядовитое насекомое. Тебе бы понравилось, если бы ты, например, покупал себе книгу по предпринимательскому праву, а оказалось, что это — детектив?

— Я был бы на седьмом небе, — честно признался мистер Шусмит.

— Ты — ради Бога, но читатели Лейлы Йорк — никогда. После этой книжки она — труп. Читать ее больше никто не захочет.

— Не думаю, чтобы это ее сильно волновало. Она каждый год делала по двадцать тысяч фунтов, а тратила совсем немного. Мне кажется, сугубо ее личное дело, если она решила не марать руки об издательские деньги и заняться искусством ради искусства. Непонятно, почему Попгуд и Грули так переполошились. Если им не хочется публиковать ее новую вещь, пусть не публикуют, не обязаны.

— Обязаны!! У них с ней заключен договор на издание шести новых книг.

— Тогда чего же ты от меня ждешь? — постарался как можно сдержаннее сказать мистер Шусмит, но с задачей не справился. Дрязги лорда Блистера с налоговым ведомством сулили несколько любопытнейших правовых находок, он всей душой устремлялся им навстречу — и вот… Не впервые посетовал он на то, что дочь его не вышла замуж за человека, который постоянно работает за границей, скажем — в Малайзии, где отпуск на побывку в Англию предоставляют не чаще одного раза в пять лет. — Коль скоро у нее есть договор…

Миртл рылась в своей сумочке.

— Я его захватила с собой. Может быть, ты сумеешь в нем отыскать какое-нибудь условие, которое удержало бы ее от этой бредовой затеи?

— Сомневаюсь, — пробурчал мистер Шусмит, беря в руки документ. Пробежав его натренированным взглядом, он вернул его обратно. — Все, как я и предполагал. Нет ни единого слова, хотя бы отдаленно указывающего на содержание будущего романа.

— Разве это не подразумевается?

— Что именно?

— То, что она обязана писать такой же роман, как и всегда.

— Конечно, нет. При составлении договора условия не подразумеваются. Они оговариваются, а потом записываются.

— То есть ты хочешь сказать, что если бы, скажем, у Агаты Кристи был договор со своим издателем…

— Убежден, что он у нее есть.

— …она могла бы ни с того, ни с сего взять и написать «Поминки по Финнегану»?[34]

— Естественно.

— А издатель должен был бы их публиковать?

— Если это предусмотрено договором.

— И что, это все законно?

— Да.

— Ну тогда законы у нас идиотские.

— У Диккенса об этом сказано лучше. Он говорит, что закон — просто осел.[35] Но даже если вы оба правы, от этого ровным счетом ничего не изменится.

Миртл поднялась со стула, хотя мистер Шусмит и не чаял, что она способна на такое действие. Он сразу ощутил прилив бодрости.

— Уже покидаешь меня? — спросил он, стараясь упрятать поглубже свое ликование.

Миртл взяла в руки сумочку и зонтик. На лице ее обозначились все признаки непреклонной решимости и несгибаемой воли.

— Я еду в Вэлли Филдс.

— Странные места ты выбираешь для прогулок. А почему не в Сэрбитон?

— Потому, что это не прогулка. В Вэлли Филдс живет Лейла Йорк, и я еду туда, чтобы поговорить с ней.

— Ты полагаешь, это принесет желаемые результаты?

— Надеюсь, что да.

— Как знать, как знать…. Насколько я помню Бесси, она не из тех женщин, которых легко переубедить. А впрочем, надо вести бой до последнего патрона. Золотое правило. Ну, целую, дорогая. Молодец, что заглянула. Передай от меня привет Александру. — И мистер Шусмит, еще до того, как за дочерью закрылась дверь, погрузился в налоговую пучину лорда Блистера.

Обитательница «Приусадебного мирка», тем временем принимала другую гостью, прибывшую туда с записной книжкой и новеньким фотоаппаратом, и совершенно очаровала ее. Лейла Йорк, которая, заслышав о чьем-то намерении явиться к ней за интервью, начинала метаться и лютовать, как язычник,[36] Лейла Йорк, которая сыпала разными словечками, нимало не заботясь о степени их уместности, — эта самая Лейла Йорк преподносила себя газетчикам в наилучшем виде. Сразу же давая им почувствовать себя непринужденно, — хотя в случае с Долли это было, в общем, излишне, — она получала восхищенные отзывы, ибо понимала, как добрый человек, что не вина детишек, родившихся от внебрачных связей, если редакторы заставляют их превращаться в полипа. Когда она сама в свое время распускала нюни в газете, ей часто приходилось брать интервью, так что она способна была отнестись к репортерам с полным сочувствием.

В Долли она и вовсе обнаружила родственную душу. О лучике света в жизни Мыльного Моллоя некоторые высказывались очень нелестно. Макаку Твиста, открывшего дело под названием «Дж. Шерингем Эдер, частные расследования», просто разбирала нелегкая, стоило кому-то упомянуть ее имя — но Долли, бесспорно, была замечательной собеседницей, и Лейла Йорк очень быстро к ней расположилась. Они неспешно бродили по небольшому палисаднику, разбитому вокруг «Приусадебного мирка», общаясь, как две институтские подружки, и мисс Йорк была совершенно покорена отношением этой умненькой девушки к тому крутому развороту, который она наметила в своем нелегком ремесле.