Невидимый свет - Стивен Хантер

— А я говорю, что ты кретин, и черт с тобой! — Слово «кретин» он сжевал: получилось «кртин».

Расс съежился от страха. Лэймар был рослый, сильный, решительный, проницательный. Он не ведал сомнений, не испытывал сожаления. Словом, по-настоящему крутой.

— Ладно, — наконец смилостивился он, — посмотрим, что ты собой представляешь.

Лэймар, Бог в шутовском наряде, махнул рукой, и «Попайз» исчез, словно по мановению волшебной палочки. Расс вместе с ним перенесся на газон перед отцовским домом в Лотоне (штат Оклахома). Это был славный старый домик, в котором счастливо жили Расс с братом, окруженные заботой и любовью родителей. Из трубы вился дымок (хотя во сне Расса действие происходило в разгар лета), из чего он сделал вывод, что вся семья дома. По воле Лэймара Расс в следующую секунду обрел способность проникать взглядом сквозь стены и теперь отчетливо видел внутренние помещения.

Его брат Джефф в своей комнате старательно шнуровал бейсбольную перчатку. Другой мальчишка счел бы подобное усердие пустой тратой времени. Но только не Джефф. Он вкладывал в каждое свое движение всю душу, стремясь приладить перчатку таким образом, чтобы она не слишком сдавливала руку.

Мама Расса и Джеффа, Джен, красивая полноватая женщина лет пятидесяти, надрывалась у горячей плиты. Мама всегда что-нибудь стряпала. Ему казалось, что она кормит весь мир. Она променяла на кухню свое счастье, свободу, положение в обществе, неустанно колдуя то над одним блюдом, то над другим, не ропща, не выказывая ни разочарования, ни гнева, ни обиды. Она всю свою жизнь посвятила семье. Только так Расс всегда и думал о матери.

Внизу отец, в форме полицейского, возился с оружием. Сколько Расс помнил, отец постоянно возился с оружием. Вот и сейчас он сосредоточенно чистил револьвер, отрешившись от внешнего мира. Рядом сидела обнаженная молодая женщина, наблюдавшая за работой его рук. Она умоляла отца поторопиться, говорила, что устала ждать, на что тот отвечал: «Вот только смажу еще затвор и пойдем отсюда».

Наконец Расс вновь глянул на верхний этаж и увидел себя — серьезного мальчика, который, как всегда, был занят чтением. К пятнадцати годам он прочитал все, что только можно было прочитать, причем по два раза. Он читал, как ненормальный, буквально глотал книги, пытаясь извлечь уроки из прочитанного. У него было маниакальное пристрастие к печатному слову, которое, питаясь получаемой информацией, трансформировалось в собственный довольно своеобразный писательский дар. Ему требовалось немало усилий, чтобы излагать свои мысли гладко, зато он имел богатое воображение и все подвергал сомнению. Почему он так упорно трудился в этой области? Чтобы бежать из Оклахомы? Значит, он чувствовал, что Оклахома с ее уютным обывательством, мелким враньем и непритязательными удовольствиями не способна удовлетворить его честолюбие? Значит, он, Расс, считал себя достойным большего? Заслуживал более замечательной жизни? Заслуживал всеобщего признания, славы, обожания, которых мог добиться, только живя в Новой Англии? Он не собирался до конца дней своих прозябать в унынии серых маленьких городков. Нет уж, увольте.

— Слушай, это же идиотизм, — заметил Лэймар. — Ты все сидишь и сидишь наверху. Никуда не ходишь, ничем стоящим не занимаешься.

— Это мой брат — спортсмен, — возразил Расс. — А у меня самого — мозги. И я не хочу их тратить зря.

— Ладно, предлагаю сделку, — сказал Лэймар. В его руках, откуда ни возьмись, появилась цепная пила. Он с театральной выспренностью потянул за пусковой шнур, и пила ожила, завизжала. — Так вот, суть сделки в следующем: я иду в дом и убиваю всех, кто там есть, а ты стоишь здесь, вот у этого дерева. С твоей несчастной задницей я после разберусь, когда с теми покончу.

— Пожалуйста, не делай этого, — попросил Расс.

— О! И кто же мне может помешать?

— Мой отец.

— Твой отец. Этот старый хрен думает только о своих пушках, да о той бабе, мечтая поскорей забраться к ней в постель. А ты и твоя мать, вы ему на фиг не нужны.

— Нет, он остановит тебя. Вот увидишь. Он — герой.

— Тоже мне, нашел героя. Смотри.

Лэймар вошел в дом и стал совершать злодеяния. Подобные сцены насилия Расс видел в кино, поэтому они разворачивались перед ним по законам кинематографа. Лэймар ногой открыл дверь. Молодая женщина вскрикнула. Отец Расса схватился за револьвер, но на этот раз Лэймар опередил его. Он пилой разрезал обоих. Отец и женщина повалились на пол. На дальней стене заалели два кровавых пятна — две красные розы совершенной красоты, раскрывавшие лепестки навстречу солнцу. Выдумка талантливого художника-постановщика.

— Видишь, — обратился к нему Лэймар, — он даже пальцем не пошевельнул.

— Не тронь моих мальчиков, прошу тебя.

— Леди, я беспощаден ко всем, — ответил Лэймар и в следующую секунду резким взмахом пилы отбросил ее в холодильник, до отказа заполненный кувшинами, коробками и банками, которые разлетелись и полопались под тяжестью ее тела. Мертвая, она лежала в крови средь великолепия роскошных блюд, забрызганных горчицей, кетчупом и кока-колой, которые также не пощадила пила.

Джефф, отважный мальчик, услышав шум, схватил биту и помчался на помощь родным. Но цепную пилу битой и героизмом не возьмешь, нет, не выйдет. Лэймар свалил Джеффа прямо на лестнице, и телекамера, больше всего обожающая снимать, как погибают юные и беззащитные, выхватила забрызганное кровью лицо бедного ребенка, в глазах которого угасала жизнь. Остался один Расс. Он читал какую-то глупую, бессодержательную книжку, когда убийца подкрался к его комнате и пинком ноги распахнул дверь. Рассу нечем было защищаться. Он просил, хныкал, прикрываясь дрожащими руками.

Лэймар отвернулся от Расса, вымаливающего пощаду, и обратился к Рассу, наблюдавшему за происходящим с улицы.

— Ну что, прикончить этого сопляка?

— Не убивай его, Лэймар, пожалуйста. Прошу тебя.

— Ты можешь мне помешать?

— Нет, не могу.

— Тогда грош тебе цена в базарный день.

Он шагнул к нему с пилой наготове, и Расс проснулся.

Это был не самый страшный из виденных им кошмаров — сон-кино с нелогичным сюжетом, а не живые картины отвратительной жестокости и насилия. Такие ему тоже снились, хотя в последнее время и не столь ужасные. Однажды (это было в Принстоне) он проснулся ночью от собственного истошного крика. Кто-то из соседей додумался вызвать полицию, и его забрали в участок, чтобы проверить, не накачался ли он наркотиками. В другой раз он во сне от страха свалился с кровати и сильно ушибся. А как-то проснулся весь в крови, потому что метался на постели, да так сильно, что порезался.

Так что этот сон вполне сносный. По крайней мере, он остался жив. Неужели кошмары постепенно отступают? Расс не осмелился бы утверждать подобное. Укладываясь спать, он никогда не был уверен, что проведет ночь спокойно. Никого в его семье, даже отца, не преследовали во сне такие ужасы.

Однако, может, только ему одному и удалось путем логических рассуждений прийти к заключению, что Лэймар Пай должен убить их. То есть всю его семью. Чтобы наказать Бада Пьюти за его прегрешения. Ведь это чистая случайность, подарок судьбы, что трагедия обошла их стороной. Что погибли только Лэймар и его прихлебатели. Тем не менее, по непонятной причине, мысль о неминуемой расплате прочно засела в мозгу. Мысль, что род Пьюти должен быть истреблен — не по воле случая, не из чьей-то прихоти или зловредности, не из-за нелепого стечения обстоятельств, а потому что так распорядился Лэймар Пай, жаждущий мести.

Эта мысль плюхалась на него по ночам, словно черная жирная кошка. Он знал, что незачем выяснять, за кем приходит Лэймар Пай: он приходит по его душу.

Расс заморгал. Он все еще находился в номере мотеля. Сквозь тонкие дешевые занавески сочился дневной свет. Голова гудела, как с похмелья, хотя он накануне не пил спиртного. Он уснул уже после четырех, а до этого все лежал, спорил сам с собой, строил планы. Очевидно, действовал кофеин, полученный организмом вместе с диетической кока-колой, которой его угостили в доме Боба Ли Суэггера. Расс глянул на часы. Почти одиннадцать.

Дел никаких. Какой следующий шаг? Следующего шага не будет. Может, стоит вернуться в Оклахома-Сити и там поразмыслить над будущим. От этой мысли Рассу стало совсем тоскливо. Все его труды пошли прахом: работа над задуманной книгой не продвигалась. Теперь ясно: он вообще вряд ли напишет ее.

Расс принял душ, оделся и заглянул в бумажник. У него оставалось долларов пятьдесят. До Оклахома-Сити ехать почти десять часов — через Нью-Мексико, Техас и половину Оклахомы. На душе было мерзко.

Он побросал в чемодан грязную одежду, уложил багаж в машину, расплатился за номер — на кредитной карточке пока еще оставались деньги — и заправил свой пикап горючим. Возле маленького бара, в котором он так часто обедал, Расс затормозил машину.