Журнал «Вокруг Света» №07 за 1982 год - Вокруг Света

Готовясь к работе на Маврикии, я, конечно, собрал информацию о стране. Маврикий открыли португальцы, владели голландцы, потом — с 1715 по 1810 год — французы, а затем он стал английской колонией. В период французского управления на Маврикий были завезены рабы с Мадагаскара и восточного побережья Африки; их потомки составляют чуть более четверти населения страны, называют их на острове креолами. Больше половины маврикийцев индийского происхождения, есть выходцы из Китая, есть и белые. Остров стал независимым 12 марта 1968 года. Основа маврикийской экономики — сахарная промышленность.

Ананд писал дипломную работу по «экспортной зоне» Маврикия. Дело в том, что вместе с независимостью страна получила в наследство от колониальных времен и пятьдесят тысяч безработных, а это почти каждый четвертый трудоспособный человек. Поэтому правительство призвало иностранные и местные фирмы создавать предприятия, на которых можно было бы занять хотя бы часть людей. Продукция таких предприятий предназначалась почти исключительно для экспорта. Кое-что, правда, шло на внутренний рынок, и тем сокращался импорт, экономилась иностранная валюта. В экспортной зоне сейчас 102 предприятия.

— Помогло это хоть как-то стране? — спросил я.

— Все-таки двадцать две тысячи человек получили работу. Вы купите в Париже свитер или джинсы, на них может быть прикреплена этикетка с замысловатой торговой маркой, и знать не узнаете, что это все было изготовлено на далеком Маврикии. Владельцы фабрик — французы, англичане, китайцы из Гонконга и Сингапура, часть капиталов принадлежит и местным фирмам. Моя сестра поступила на швейную фабрику. Она единственная, кто работает в нашей семье. Я получил тревожное письмо из деревни от матери... Видно, им там трудно... Это заставило меня поторопиться с дипломом.

Торговый Порт-Луи

Я поселился в Кюрпипе, городке, расположенном на Центральном плато острова. Первые недели самые напряженные: нужно было освоить работу, и я не мог воспользоваться приглашением Ананда съездить к нему в деревню. Но спустя несколько недель стало полегче, и мы договорились встретиться.

От Кюрпипа до Порт-Луи двадцать минут езды по широкой магистрали, разделительная полоса которой усажена кустами бугенвилей, сливающихся в сплошной то розовый, то оранжевый, то ярко-красный цветник. Примерно на середине пути внизу открываются океан, порт и пригороды столицы Маврикия, отделенной от Центрального плато острова горной грядой Мока-Лонг-Монтань; на пологих склонах этой гряды, обращенных к океану, и расположена столица Маврикия.

Слева от магистрали, недалеко от сахарного причала порта, высится длинный ряд промышленных зданий с вывесками: названиями фирм и рекламой. Это и есть предприятия экспортной зоны Маврикия. У самого въезда на площадь Армии движение замедляется, образуется пробка, машина продвигается вперед черепашьим темпом. Я еще не привык к маврикийскому левостороннему движению, поэтому решил остановить машину здесь, на площади, прилегающей к порту, и пройтись пешком через рынок.

Удивительный это рынок! Он построен в 1868 году, плотно окружен, буквально сжат, городом, но и сам проникает на прилегающие к нему улицы.

Овощами и фруктами торгуют индусы, их предков привозили для работы на сахарных плантациях, потом они приобретали клочки земли; сельское хозяйство и сейчас их специализация. Крик здесь отчаянный: просят посторониться — несут корзины с товарами, приглашают покупать, о чем-то переговариваются. О ценах здесь спорят, но на многие товары их твердо устанавливает министерство цен, поэтому главное — зазвать покупателя и продать. Фруктов множество: бананы, ананасы, манго, еще какие-то совсем мне неизвестные. Но все они, кроме винограда, продаются поштучно, поскольку весьма недешевы.

Левые ряды, разделенные на секции, торгуют специями, плетеными изделиями, ракушками всех цветов и размеров, одеждой: платьями, сари, рубашками. Торговля в этих рядах принадлежит мусульманам; тканями на Маврикии всегда торговали именно они. Мусульмане тоже потомки выходцев из Индии.

Рынок стар. Муниципалитет города годами обсуждает, как улучшить, модернизировать рынок. Принимали даже решение снести торговые ряды и построить новое, современное здание в несколько этажей. Но этому воспротивились и сами торговцы, и туристические компании: посещение старого одноэтажного рынка — такого восточного и экзотического! — входит в программы туристических маршрутов острова.

Торгуют и на тротуарах, занимая часто две трети их ширины. Что это — врожденная страсть к коммерции? В маврикийских газетах иногда появляются статьи против незарегистрированных «купцов». Но что можно сделать? Если почти у каждого четвертого маврикийца нет ни клочка земли, ни работы, то надо ли его беспокоить, если он за пару сот рупий, занятых у родственников или друзей, купил десяток сандалий и стоит, пытаясь их продать и заработать несколько рупий? Пусть лучше будет у него иллюзия, что он занят делом.

У здания муниципалитета прогуливался Ананд.

Мы встретились как старые друзья.

— Ну как у тебя с работой? — спросил я.

— Пока никак,— ответил Ананд.— Место занял другой — двоюродный брат торгового директора. Фирма «белая», как туда пробиться мне? Я сейчас подал документы на освободившееся место в министерство экономики и планирования, но не знаю... Претендентов несколько...

Мы спускались вновь к порту, где я оставил машину.

Деви и Мита

История родной деревни Ананда типична для многих маврикийских селений. После отмены рабства в прошлом веке африканцы-рабы покинули плантации и переселились к морю, в города. Властям пришлось вербовать безземельных крестьян в Индии — тогда тоже английской колонии.

Индийцы-рабочие, много лет отказывая себе во всем, приобретали небольшие клочки земли и селились вблизи сахарных поместий. Так появились на Маврикии деревни, жители которых старались сохранить образ жизни, который их предки вели в Индии. Крестьяне не могли прокормиться плодами своего труда и вынуждены были подрабатывать на плантациях, принадлежащих сахарным заводам. С течением времени участки делили между сыновьями, а это увеличивало количество малоземельных. Крупные сахарные поместья по сей день разрастаются за счет мелких собственников. И многие крестьяне остаются без земли. Часто бывает так: скупают примыкающие к плантациям земли, а трудная для машинной обработки холмистая земля остается в крестьянских руках.

Деревня, куда мы приехали, протянулась с севера на юг двумя параллельными улицами. С одной стороны ее ограничивает шоссе, идущее на Магебур, с другой — холм, склоны которого покрыты сахарным тростником, а вершина зеленела остатками леса и кустарника. У подножия холма поблескивало водохранилище. На ровной улице глаз не мог остановиться ни на индуистском храме, ни на мечети, ни даже на здании базара — здесь ни того, ни другого, ни третьего в отличие от большинства маврикийских деревень не оказалось.

Тем не менее деревня имела привлекательный вид: совсем крошечные, но тщательно ухоженные сады. У колонки терпеливо дожидались очереди женщины и дети с ведрами.

Только что прошел дождь, листва деревьев блестела яркой зеленью. Влага не принесла прохлады, с асфальта поднимались тонкие струйки пара, было душно.

Нас встретили мать Ананда и его дядя — преподаватель языка хинди в здешней начальной школе, невысокий худощавый человек лет за пятьдесят. Он серьезно, по-учительски смотрел на меня и Ананда сквозь очки с толстыми выпуклыми стеклами.

— Дядя знает немного русский,— сказал Ананд, когда мы сели на веранде.

Видно, поняв, о чем идет речь, дядя сказал по-английски:

— Да, я когда-то начинал учить русский, но забыл много слов... Мой сын учит русский язык на курсах в Обществе дружбы «Маврикий—СССР», он хочет учиться в Москве, как Ананд...

Я заметил, что большинство индо-маврикийцев, владея разговорным французским и английским, знают язык своих отцов; это может быть хинди, маратхи или тамильский. И все, конечно, говорят по-креольски.

— Это так... В начальной школе обязательны английский и французский, а хинди и другие восточные языки изучают факультативно, после основных уроков. Но многие ребята бросают учебу очень рано, так что их знания поверхностны. Даже по-французски умеет читать только сорок процентов населения... Знаете, на улице все говорят по-креольски, этот язык очень сильно отличается от литературного французского, дома, скажем, на хинди, а пришли в класс — все предметы по-французски. Дети далеко не все понимают, родители им тоже не очень могут помочь, а потом нужно зарабатывать — так и бросают школу, мало чему научившись.

Беседа касалась то одной, то другой темы. Речь зашла о деревне.