До последнего вздоха - Алиса Ковалевская

без имени и прошлого, что теперь любая попытка отнять их, вызывала неосознанную агрессию. Меня как будто гладили против шерсти.

— И что же со мной надо сделать? – сжала в пальцах шелковистые волосы и мрачно посмотрела на Дину. На моих кистях остались следы от её ногтей, на её руке – длинная царапина от моих.

Вздохнув, она забрала у меня парик, надела его на руку, покрутила и вернула мне.

— Лучше всего было бы тебя перекрасить. Но это займёт слишком много времени. Подстричь… — она задумалась. Качнула головой. – Нет. С короткими ты будешь ещё заметнее. А нам не нужно, чтобы ты выделялась.

— Где я должна выделяться?! – психанула я. – Вот тут вот?! – махнула на кафельную, с плохо оттёртым налётом извести стену. – Где, мать твою, я должна выделяться?! Может, ты уже скажешь, куда мы едем?! Куда Алекс решил меня засунуть?!

Она колебалась. Должно быть, Алекс дал ей чёткие указания держать меня в неведении. Какой в этом смысл, я не понимала. Мне нужна была хотя бы какая-то определённость. Но выдумки Алекса всегда отличались изощрённостью. Если он что-то надумал, должно было быть именно так. Хоть зверем рычи – без толку.

— Понятно, — я сунула Динаре парик и, так ничего и не дождавшись, вышла из ванной.

Накинула кофту. Пересчитала найденную в кармане мелочь и убрала обратно.

— Ты куда, — схватила меня за руку Дина. – Стэлла…

— Хочу купить воды, — не желая ввязываться в перепалку, ответила я. Могла бы упереться и просто послать её, только тратить на это силы не хотелось. – Или мне из номера выходить нельзя? Алекс тебя и на этот счёт проинструктировал?

Я дошла до той точки, когда любая искра вызывала взрыв. За прошедшие сутки моя спокойная, ставшая чуть ли не сказочной жизнь превратилась в ходьбу над пропастью с завязанными глазами. Мне сразу нужно было понять, что появление в нашем доме Акулевского ничем хорошим не обернётся. Зачем ему мой муж?! И зачем Глеб Акулевский, первый человек страны, Алексу?! Что у них может быть общего?!

— Надень, — она подала мне парик. – Пожалуйста, Стэлла, надень его! – с нажимом, но как-то нервно.

Я несколько секунд смотрела на неё. Потом всё-таки выдернула парик из пальцев и сделала то, что она просила. Подошла к зеркалу и заправила выглядывающие волосы.

Динара стояла, не двигаясь. Из-за двери доносились голоса, жизнерадостный девчачий смех.

— Подожди, — только я взялась за ручку, подошла Дина. – Я с тобой пойду.

Возражать я не стала. Чёрт с ней. Всё равно хуже уже не будет.

— У Алекса есть дом, — тихо заговорила Дина, когда мы шли по холлу. – Что за дом – не спрашивай. Я там никогда не бывала. Алекс мне сказал как туда доехать. Это где-то недалеко от Грата. Он попросил меня отвезти тебя туда.

— А сразу нельзя было сказать?

— Я не имею представления, что происходит, Стэлла. И почему твой муж так не хочет, чтобы ты хоть что-то знала. Это Алекс. Что у него в голове… — вместо окончания фразы она многозначительно махнула рукой.

Что у него в голове?! Я прожила с ним шесть лет, но часто сама не могла ответить на этот вопрос. В голове у него могло быть что угодно, потому что для Алекса не существовало рамок дозволенного. Ни рамок, ни границ, ни запретов. Понятия о допустимом и недопустимом он просто не имел. Допустимо для него было абсолютно всё и даже больше. Порой то, что он делал, находилось на грани фола. Если Наполеон, проходя тест на стереотипность мышления, перевернул лист и поставил точку с обратной стороны от нарисованного круга, мой муж не стал бы ставить ничего. Скомкал бы лист и швырнул его в раскрытое окно своего внедорожника. Или ножом приколол перед тем, кто ему его подсунул. Или… Гадать, что сделал бы Алекс было равносильно поискам иголки в стоге сена.

Негромко переговариваясь, мимо нас прошли две девушки. Обречённость, чувствующаяся в исходящих от них дешёвых, с оттенком казёнщины запахах лака для волос и духов, скрадывала только юность. Год-два, и жизнь заставит их повзрослеть, покажет себя во всей уродливой откровенности.

— …и на поясе… — голосок одной из них журчал свежим ручейком. Длинные русые волосы были собраны в косу и уложены вокруг головы аккуратным венком. Вторая – рыжеволосая, с бледной кожей, походила на пушистую лисичку. Тихонько засмеявшись, она показала что-то у своего бедра.

Пока я засовывала в стоящий неподалёку у ресепшена аппарат купюры, в холл вышли ещё несколько девушек. Беззаботно переговариваясь, они расселись на диванах.

— Хорошие деньги этот кружок самодеятельности заколачивает.

Я проследила за взглядом Динары. Чуть заметным кивком она показала мне на руководительницу.

— Что в ней такого? – примечательного я ничего не заметила. Ухоженная, с тонкой, можно сказать осиной талией женщина ближе к пятидесяти, только и всего. Длинная, в пол юбка, блузка с люрексными вставками и шнуровкой на вырезе. Только на запястье изящный, судя по всему, золотой браслет, да и в нём ничего особенного.

— Ты знаешь, от кого эта юбка?

— Понятия не имею, — аппарат прекратил урчать. Внутри загрохотало. В отверстие для выдачи упала бутылка, и я забрала её.

— От Николая Марчелло. Это новая коллекция, — Динара наконец перестала разглядывать женщину. – У меня сарафан из той же.

— Марчелло, так Марчелло. Мне это мало о чём говорит.

Сделав несколько глотков, я закрыла бутылку. Юбка, как юбка, блузка, как блузка. Я была слишком далека от мира высокой моды, чтобы вдаваться в такие тонкости. В детстве и юности меня заботило, как не сдохнуть с голода, а не какие подобрать туфли под цвет трусиков. Соответственно было сформировано и моё сознание. Даже сейчас, когда я могла позволить себе одежду от легендарных кутюрье, вещи оставались для меня всего лишь вещами.

Динара скептически усмехнулась. Я посмотрела на неё с вопросом, однако пояснять она ничего не стала.