Повести - Виктор Житинкин

Около командирской палатки один из тащивших меня быстро и зло сказал почему-то голосом моего друга Володи Николаева:

– Сволочь! Будь на то моя воля, выбросил бы тебя за борт к акулам!

С другой стороны кто-то сильно ударил прямо в висок, сознание на миг помутилось.

Дотащив меня до стола командира, они, эти двое, бросили мое полуживое тело на пол. Чье-то знакомое лицо приблизилось ко мне и, я с радостью понял, догадался, что это наш командир. Да, это наш «Черный полковник»! Только вот фамилию его я отчего-то не смог вспомнить.

Я, увидев, что его губы шевельнулись, пытался улыбнуться, но получилась лишь страшная гримаса.

– Скажите, за что так-то? – прохрипел я.

В глазах запрыгали мурашки, пол стал вздыбливаться то с одной, то с другой стороны от меня, словно за бортом был страшный шторм, но вскоре море успокоилось, и отчетливо стал слышен гомон большого количества людей. Послышался голос нашего Ивана Ивановича:

– Слово даю, что он не выходил из каюты.

– Врешь, подлец! – раздался визгливый голос майора из службы безопасности. – Порука! Защищаешь убийцу! А ведь он тебя чуть не убил!

– Я еще раз повторяю, он из каюты не выходил. Он был болен, бредил всю ночь. Это вы его довели, скоты, – спокойно продолжал Иван Иванович.

– Этот убийца вчера вечером к нам в каюту приходил, чтобы стрелки перевести на других, почву для этого преступления готовил. Хитер! А за «скотов», погоди, крепко расплатишься!

Отлежавшись на холодном армированном полу и слегка ожив, я зашевелился и стал подниматься, встав сначала на четвереньки и, наконец, ухватившись за стол, поднялся на ноги. Говорившие офицеры смолкли, лишь Иван Иванович, подойдя, обхватил меня своими крепкими руками, чтобы я не завалился снова на пол.

За столом командира сидел сам полковник, рядом расположились все офицеры службы безопасности. Майор непрерывно о чем-то нашептывал Грохотову, периодически кивая в мою сторону.

– Вы сможете прокомментировать события сегодняшней ночи? – спросил полковник, обращаясь ко мне.

– О чем вы хотели бы услышать? – немного подумав и собравшись с силами, уточнил я.

– Все, что вы помните.

Медленно, с передышками, я рассказал всем присутствующим обо всем, что произошло со мной, начиная с последнего разговора с Фирсовым. Майор несколько раз пытался высказаться в мой адрес, но жесткая рука полковника прерывала все его попытки одним лишь движением.

Когда я замолчал, закончив свое изложение, долго еще никто не произнес ни одного слова и, мне показалось, что в самом большом раздумье оказался сам полковник Грохотов.

За пределами палатки людской гомон не унимался, а вскоре и вовсе превратился в «Новгородское Вече» с отдельными выкриками и ругательствами. Никто из службы не решился в этот момент даже выглянуть за брезентовую штору. Грузно поднялся из-за стола лишь полковник и не менее грузно зашагал к выходу. Он подошел к шторе, но та, вдруг, с силой распахнулась сама и, чуть не сбив Грохотова с ног, в палатку ворвалась тройка вцепившихся друг в друга офицеров Команды.

Это был деминский экипаж в полном составе, но теперь он выглядел не совсем, как всегда. Двое, похожих на медвежат, офицеров, заломив с двух сторон руки Демина, тащили его, изрыгающего страшные проклятия, к тому же столу, около которого находился и я, как к плахе тащат обреченного на смерть человека.

– Это еще что такое? – возмутился майор из службы безопасности.

Полковник Грохотов, прислушавшись к гортанным выкрикам Демина, хмуро свел брови и тихо, будто только для себя сказал:

– Вот когда становится все понятно.

«Медвежата» продолжали держать Демина с заломленными руками, а тот, с искаженным лицом и ледяными стеклянными глазами, брызгая слюной, изрыгал проклятия и в адрес своих коллег, сдерживающих его, и офицеров безопасности, и всех бойцов Команды.

– Ну-ну! Лейтенант, успокойтесь, – сказал подошедший полковник, похлопав Демина по плечу. – Отпустите его, ребята.

– Товарищ полковник, нельзя его отпускать, он сумасшедший, он убийца. Он убил Николаева Виталия, – тяжело дыша, сказал один из братьев.

– Кого, кого убили!? – недопоняв, спросил я, но мне не ответили.

Изумленный майор стал медленно приподниматься со стула, не сводя глаз с Демина.

– Это страшное обвинение, ребята. Вы уверены в этом?

Но ребятам не пришлось что-то доказывать. Демин все понимал и, понимая, все же утверждал:

– Мало я успел сделать. Только одного грохнул, а тех двоих не добил. Обидно! Я не хочу воевать и умирать не хочу. Не удалось мне сорвать все ваше мероприятие, но видит бог, я хотел остановить бойню. Сволочи, отпустите мои руки. Неужели вы, слепые котята, не видите, что посланы в мясорубку, а во имя чего?

– Хватит, Демин. Ведите его в эту комнату, ребята, – майор указал на дверь. – Разрешите, товарищ полковник?

– Предупреждаю, майор, чтобы все было по закону, – согласился Грохотов.

Услышав последние слова полковника, уверенный в своей неприкосновенности Демин, взвыл, будто кто-то специально наступил ему кованым ботинком на мозолистую ногу. Он задергался, вырываясь, но захлопнувшаяся дверь все – же полностью изолировала «блудного сына». Даже его вопли не были слышны сквозь звукоизолирующий материал стен этой каюты.

– Ну, вот и все. Приглашайте Команду, Иван Иванович, – тяжело вздохнув, попросил полковник Грохотов.

Майор, дернув за рукав моей униформы, вполголоса сказал:

– Уберись куда-нибудь, лейтенант.

– Ну, нет! – возмутился полковник. – Именно по этому поводу я пригласил сюда всех офицеров Команды. Пусть люди знают, кто прав, кто виноват.

Майор поморщился, но возражать не посмел.

Безмолвно входили люди, заполняя собой все свободное пространство. Радостно и тревожно забилось сердце, когда я увидел, что в палатку вошел мой командир Шакиров. Традиционно при таких сборищах было принято оставлять свободной дорожку от входа до стола полковника. Руслан медленно прошел ко мне и, остановившись около меня, провел рукой по моему разбитому глазу, ничего не видящему от запекшейся крови. Затем он протер мне все лицо большим белым платком, ослепший глаз стал видеть.

– Кто это сделал? – тихо, спокойно, но как-то страшно, спросил он и взглянул на майора, стоявшего по ту сторону стола и наблюдавшего за нами. Майор не выдержал его взгляда и отвел в сторону глаза.

– Сыны мои, – традиционно начал полковник Грохотов. Он использовал это словосочетание и эту гробовую интонацию всегда, когда считал, что данный момент – трудный момент. А о том, что эти слова имели магическое воздействие на умы и души молодых офицеров, он понял еще во время своего первого выступления перед своими подчиненными, когда Команда безропотно выполняла все его требования. Но сейчас они вызвали смешки кое у кого из офицеров.

Команда ждала не охмурения, а полного и правдивого разъяснения всего случившегося.

– Говорите конкретно, полковник, и только правду, – выкрикнули из строя.

Я сразу понял, узнал по голосу, своего местного тренера и коллегу, неугомонного лейтенанта Фирсова. Один из офицеров внутренней службы безопасности вытянул шею, выискивая глазами крикуна, но майор успел что-то резко сказать коллеге и тот, смущенно захлопав ресницами, разом втянул шею в плечи.

Озадаченный выкриком и смешками в свой адрес, полковник ненадолго замолчал и начал говорить конкретно и лаконично:

– Найден убийца при помощи двух офицеров, членов его экипажа. И он сам подтвердил это. В ближайшее время мы отправим его на большую землю, где он, после детального обследования психики, получит по нашим законам все, что ему положено за эти преступления.

– Суда Линча он заслуживает, – это уже был голос Николаева Володи. – Отдайте его нам.

– Какая глупость рвется из ваших умных голов. Не ожидал. Судить будете не вы. Давайте лучше рассудим, кому и как нужно просить прощенья вот у этого совершенно безвинного человека, по варварски осужденного и жестоко избитого. Вот где ваше правосудие. Попал он в ваши руки, хорошо не забили этого честного и справедливого человека. Есть у него вина. Сунулся он не в свое дело, хоть и из чистых побуждений. Вроде в характере нет тщеславия, а, видишь ли, захотел сам найти преступника.

– Это я его просил. Виноват, прости меня, друг! – громко сказал Шакиров и опустился на колено передо мной.

– Я тоже просил. Прости, друг! – выйдя из строя, заявил Фирсов.

Мне стало неловко, я просил их подняться, а Команда была настолько смущена и тронута происходящим, что большинство офицеров стояли, потупив голову.

Конец ознакомительного фрагмента.