Смелая женщина до сорока лет - Денис Викторович Драгунский

class="p1">«Познакомьтесь». – «Валерий Васильевич». – «Лера». – «А по отчеству?» – «Просто Лера». – «Тогда я просто Валерий. Но не Валера, если можно». Он как-то особенно улыбнулся. А она подумала: «Это знак!» Символическое сродство. Да, наверное. Но они были очень разные люди, она это сразу поняла, в первые секунды. Почему? Лучше спросить – «по чему?» По всему. По манере, по одежде, по разговору.

Она-то, несмотря на свое хорошее образование – театроведческий факультет, несмотря на опыт – с восемнадцати лет в прессе, и несмотря на свою красоту – а она была красивая тогда: натуральная платиновая блондинка, сероглазая, небольшого роста, с чудесной рельефно вылепленной фигурой, ну, может быть, в груди, талии и бедрах было на два сантиметра больше, чем велит стандарт, но это только украшало ее, делало уютной, милой, – так вот! Так вот, несмотря на всё это, она была редакционной рабочей лошадью. На которую не только взваливали тройную ношу за те же деньги – еще и всё время уменьшали зарплату, шикали, цыкали, ругали, грозили уволить. Иногда она даже думала: она ведь такая хорошенькая, почему никакой начальник не положит на нее глаз, и всё такое прочее, и не назначит ее завотделом или специальным корреспондентом, и уж он бы не пожалел! «В обоих смыслах не пожалел бы!» – мечтала она с цинизмом отчаяния. Часто она не помнила даже, в каком журнале или в каком «проекте» сегодня работает. Потому что сразу же становилось ясно, что ей хамят, затирают, не ценят, а главное – нагло недоплачивают, значит – завтра надо искать другое место.

А он был, сразу видно, с деньгами – и не напрягался их добывать. То ли наследник и сдавал квартиры, то ли в девяностые дружил с бойкими ребятами из райкома ВЛКСМ и познакомил их с дочкой министра, с которой учился в одной группе на философском, к примеру, факультете – и они ему отвалили необидную сумму, с которой он теперь стрижет проценты. Но – умный, знающий, воспитанный, что было хорошей прибавкой к приятному и даже, наверное, красивому лицу и спортивной фигуре.

В общем, они вроде бы понравились друг другу.

Обменялись телефонами.

Он стал ей звонить. Сначала просто так, как дела, как жизнь, а потом стали разговаривать подолгу. По часу, а то и по полтора. Он ей сам звонил, чтобы она не тратила деньги. Почти каждый день. Пять раз в неделю самое маленькое. Настоящий интеллектуальный роман. Они говорили обо всём. Прежде всего, конечно, о книгах, о кино и театре. Фамилии, названия, премьеры, критические цитаты. Ну и немного о работе. Она не жаловалась. Разве что чуточку. А он не хвастался: у него была какая-то почти что синекура в заштатном НИИ, старший научный с кандидатской степенью, два присутственных в неделю, две статьи в год, зарплата маленькая, но – но по его случайным обмолвкам она поняла, что денежный вопрос у него решен давно и надежно.

Она очень любила эти разговоры. Получалось так, что он ей звонил всегда вовремя. Примерно в семь, в половине восьмого, после работы, но до ужина. Ей ни разу не пришлось сказать «я перезвоню, я сейчас занята» или «еду в метро», «только вышла из лифта», «сейчас чай допью». Потрясающее чутье – иногда ей казалось, что он каким-то хитрым способом следит за ней через смартфон или через тайком вделанную камеру где-то под потолком ее комнаты.

Поэтому во время разговора, когда она вдруг почему-то начинала гладить себя по низу живота, а иногда залезала пальцами под пояс джинсов – она отдергивала руку и, кажется, даже краснела: ей казалось, что он ее видит.

«Но это же прекрасно! – думала она. – Это не паранойя, это любовь! Я чувствую его взгляд, его присутствие…» Она была уверена, что он с ней по телефону разговаривает так же. Иногда он ей даже снился.

Одна беда – у них никак не получалось встретиться. Несколько раз он предлагал вместе пойти в театр, звал в кафе, ну или просто погулять – но всегда что-то мешало. Срочная сдача материала, простуда с температурой, у ближайшей подруги заболела дочка, старые друзья позвали в гости, у них важная дата, будет страшная обида.

Разговор обычно был такой:

– Давай наконец пообедаем. Позволь тебя наконец пригласить в ресторан.

– О! Как приятно. Спасибо. А когда?

– Ну, например, в субботу, то есть завтра. Или в воскресенье.

– Ах, черт! – и тут она вываливала свои очень уважительные причины.

Он вздыхал и говорил:

– Хорошо. Тогда в другой раз. Ты скажи, когда ты сможешь.

– Ладно, конечно!

Но она ни разу не сказала, что вот, мол, следующий уик-энд у меня свободен.

Потому что это означало «навязываться».

Совершенно невозможная вещь.

Совсем давно они с сестрой отдыхали на даче у бабушки. Дача – сильно сказано. Честнее – у бабушки в деревне. Но сама бабушка была не деревенская вовсе, она просто купила за сущие копейки развалюшку в самом дальнем Подмосковье, чтоб там жить с мая по сентябрь: свежий воздух, колодезная вода – здоровье! – и яблони от прежних хозяев. Леру с Тамарой ей туда сунули на месячишко.

Ночь была. Лере было четырнадцать, Тамаре – девятнадцать. В окно стукнули. Тамара изнутри раскрыла ставни, встала вся белая – в белой ночнушке – на фоне черной садовой листвы. Сказала кому-то: «Не вздумай!» Парень, тоже из дачников, что-то бубнил тихим басом. Лера лежала, притаясь, изображая сонное сопенье, и слушала. Слова про любовь вечную. Даже в стихах. «Руки убрал!» – таким же басом прогудела Тамара. Парень вдруг тенькнул струной: черт, у него, видать, гитара была с собой. Запел вполголоса. «Моя любовь под маской ночи скрыта». Ишь ты! «Шшш! – возмутилась Тамара. – Всех перебудишь!» Он продолжал бубнить. Как будто упрашивал, убеждал, обещал и клялся. «Ух ты какой… Давай сюда, только тихо!» – громко шепнула Тамара и помогла ему влезть в окно.

Лера быстренько отвернулась к стенке, натянула одеяло на ухо, но всё равно слышала, как скрипит топчан и как сладко лопочет Тамара: глухо постанывает и тоненько верещит.

Вот тогда в нее прочно вошло и навсегда осталось: любовь, а тем более секс – это когда тебя добиваются. Когда ты говоришь «не могу», «занята», «неудобно» – а он всё равно. Мягко, но настойчиво. Решительно, но без грубости. Тогда супер, класс, кайф, страсть и оргазм. Хотя она в четырнадцать лет такого слова еще не знала. Или знала? Да какая разница…

Поэтому она ждала, что Валерий Васильевич назавтра скажет «пойдем в ресторан», а она снова скажет «нет», а