Ненависть - Иван Белов

Рудольф демонстративно отвернулся, в глубине души радуясь бандиту словно родному. И это при том, что он его подлейшим образом бросил, плохо обращался и убил всех друзей. А так в принципе неплохой человек, особенно для унтерменша.

– Я не понял, а где щенячий восторг? – изумился Стрелок, развязывая многострадального пленника. – Мы тебя спасли между прочим!

Руди промолчал. Вот еще, спаситель выискался, а кто меня башкой в петлю сунул? Все это время водил за нос, заблудился он, залезь на дерево, поори. Заранее спланированная и продуманная операция, где унтертану отведена роль дешевой наживки, которую в случае чего можно просто списать.

– Не разговариваешь со мной? – хмыкнул Стрелок. – Обиделся?

– Ты подставил меня, использовал как приманку! – огрызнулся Рудольф, с трудом ворочая распухшим языком.

– Ну и что теперь, будем делать из этого досадного происшествия трагедию? – не стал отпираться бандит. – А с тебя прямо убыло побыть червячком в компании этих милых джентльменов? – Стрелок пнул ближайшего «джентльмена» в бочину. – Ладно, отдыхай, у меня куча дел.

– Не ранен мала–мала? – над ним заботливо склонился Зульфат, по телу забегали сильные руки.

– Я в порядке, – слабо улыбнулся Рудольф и харкнул кровью, на мох выпал осколок зуба.

– Ничево, зуба новая вырастет, зуба не глаз, – успокоил Зуля, ободряюще хлопнул по плечу и ушел. Хоть кто-то переживает, возможно даже и искренне.

Руди остался наедине с мрачными мыслями. Раньше мечтал жить кипящей, искрящейся, летящей на всех парусах жизнью, полной приключениями и жаркими схватками. Спецагент, наемный убийца, авантюрист, герой-любовник и путешественник. Теперь попробовал, да ну его на хер, лучше быть серенькой, неприметненькой мышкой, существующей по захватывающей системе работа-дом. Одного зуба не хватает, второй раскрошен, еще два качаются. Хорошо тварь прикладом приложила, от всей широкой души, ладно хоть челюсть на месте. С другой стороны радуйся, живым вышел, могли и прирезать.

Пока Руди занимался оценкой ущерба нанесенного своей и так неблистающей красотой внешности, Стрелок приступил к допросу. Пленники встретили его угрюмым молчанием. Теперь уже вовсе не страшные, разом растерявшие уверенность и жестокость, обычные люди не знающие, что с ними будет через минуту.

Стрелок тихонько спросил, улыбаясь со всем возможным радушием. Разбойники переглянулись и промолчали. Усатый цыкнул желтой слюной, ответил с вызовом, плохо понимая с кем имеет дело. Руди замер в ожидании удара. Стрелок, все с той же милой улыбкой, вытащил пистолет, выстрелил главарю в голову и повторил свой вопрос не повышая голоса, подчеркнуто вежливо. Усатый еще не затих, а информация полилась рекой, унтерменши нашли общий язык. Стрелок даже был вынужден остановить поток сбивчивой речи. Слушал внимательно, кивал, переспрашивал, хмурясь все больше и больше. Пленники замолчали. Стрелок поднялся и едва заметно кивнул. Стоящие сзади терры одновременно перерезали разбойникам горло. Хлынула кровь, трупы конвульсивно забились, сдирая ногами моховую подстилку. Раз и готово, как баранам, ни один мускул не дрогнул на лицах.

Руди уже привыкший к их звериной жестокости, утробно сглотнул.

– Не смотри на меня так. Мы идем домой, – глухо обронил Стрелок и отвернулся. Лицо бандита обратилось в камень. Кроваво-красное, предзакатное, солнце коснулось неровных верхушек леса, беспристрастно наблюдающего, как люди убивают друг друга.

Глава 6

Информацию из Стрелка удалось выудить до крайности скудную. Общие слова, обтекаемые фразы, унтерменшевский сленг, неразборчивое бурчание. Но и полученных крупиц хватило с лихвой. Мертвецы, оставленные в Горелой Пади, пришли сюда не для красивого отдыха на природе. Сердце Рудольфа учащенно забилось. Оказывается, по всему Уралу идет розыск террористов уничтоживших колонну у Эккенталя. Причем Стрелок знал об этом еще несколько дней назад. Немецкая администрация взялась за дело всерьез. Стянуты войска, четыре батальона егерей, из Европы прилетели несколько следственных групп. Назначена награда, двести тысяч марок за любые сведенья о напавших, полмиллиона за каждого террориста, доставленного живым. Баснословные деньги для местных. Можно купить дом, машину и еще жить безбедно года три ни в чем себе не отказывая. Естественно, набралось немало желающих, а среди них и наши почившие с миром друзья. Усатый собрал группу дружков, не гнушающихся самой грязной работы, и отправился на поиски, прочесывая подозрительные населенные пункты. Действовали опросами, угрозами, шантажом. В последнюю деревню их не пустили, пришлось брать языков, под руку удачно подвернулись охотники. Дальше все ясно. Убивать никого не хотели, так получилось. Старика пытали тоже случайно, несговорчивый оказался, а вроде и вовсе не пытали, дед сам бился обо все подряд, и прижигал себя, неосторожно куря. Хотели уйти, да жадность сгубила, усатый почуял выгоду, а его чутью в банде привыкли верить. А тут услышали поблизости чьи-то истеричные вопли… Рудольф видел такое по телевизору. Охотники привязали к дереву козу и застрелили клюнувшего на приманку леопарда. Теперь Руди сам стал козой. Стрелок рассчитал все, вышел на убийц и за собой вывел большой отряд, идущий следом, на небольшом удалении. Разбойники сами сунули шею в петлю. Думали срубить деньжат, а превратились в несколько десятков килограммов деликатесного мяса для бездонных желудков таежных зверят.

– Зря фы их убили, – кривясь от боли сообщил Руди.

– Што, жубы болят? – насмешливо прошепелявил Стрелок.

– Они фоеннопленные, так нельзя, – по ослиному уперся Рудольф.

– Не тебе рассказывать мне, как обращаться с военнопленными, ваши в этих делах большие затейники,– неожиданно зло огрызнулся Стрелок. – Эти подонки сделали выбор, когда пришли и убили людей просто так, посмеиваясь и отпуская скабрезные шуточки. Чего ты ждал, судебных прений, крикливых адвокатов, присяжных? Здесь один закон, закон тайги, он прост и суров - не бери чужого, ни вещи, ни жизни. Все, кто нарушают закон, умирают. Рано или поздно, тайга забирает их. Это закон высшей, божественной справедливости, перед которым есть только равные, от него не откупиться, не убежать, не прикрыться влиятельным папочкой.

– Я понимаю, – смешался Руди. – Фсе понимаю, но можно федь как-то иначе, они ублюдки, убийцы, не спорю, но фы получается, ничем не лучше других.

– А кто сказал, что мы лучше? – хищно ухмыльнулся Стрелок. – Мы точно такие же: убийцы, подонки и мразь. Так называют нас немцы. И пусть так и будет, все лучше чем ваше трусливое, изуверское лицемерие, о том какие немцы добренькие, заботливые и постоянно рвущие свои арийские задницы во имя процветания и благополучия этого неблагодарного мира. Вы можете убеждать себя в этом бесконечно, но грязные убийцы, твари и нелюди, вроде меня, знают затоптанную, кровавую, смердящую трупами правду. И хватит на сегодня морали, мы и так над ней надругались. Как челюсть?

– Не офень,– признался Руди обрадовавшись смене разговора. – Зубы выбили.

– Ничего, терпи казак, – хохотнул Стрелок. – Покажем тебя нашему доктору Смерть, мигом излечишься, если не помрешь.

Самое противное в характере Стрелка, никогда не поймешь, шутит он или серьезен. Надо же, доктор Смерть, перед глазами встал образ киношного маньяка-психопата, в круглых очечках, заляпанном кровью фартуке, с пилой для ампутации в руке и холодильной камерой, забитой остатками незадачливых жертв.

В деревню пришли уже затемно.

– Потерпи, сейчас в больничку заскочим, надеюсь Валерка не спит, – сказал Стрелок, и уверенно повел Рудольфа мимо темных домов. На улице никого не было. Пусто, окна плотно занавешены. Не видно загулявших, шумных компаний, романтично настроенные парочки не обжимались в переулках. Похоже на комендантский час.

Стрелок взбежал на крыльцо и тихонечко постучал. Подождал и постучал более настойчиво. Дом словно вымер и бандит замолотил, едва не вынеся дверь. Внутри, наконец, обозначились признаки жизни. Послышались шаркающие шаги, тихая брань, что-то упало, и покатилось с металлическим звоном. Лязгнул засов. Первой на пороге появилась свежая сивушная вонь, за ней темный, колышущийся в темноте силуэт. Последовал короткий разговор на местном диалекте, с «bleat» через слово и Руди протолкнули внутрь. В конце узкого, темного коридора оказалась открытая дверь в ореоле слабого, трепетного, грозящего потухнуть света. За ней, вместо приемного отделения сельской больницы, обнаружилась крохотная, весьма грязная кухня. На колченогом столе без скатерти, выкрученная на минимум керосинка, ополовиненная бутылка подозрительной, мутной жидкости, открытая банка тушенки без этикетки, черный хлеб на обрывке газеты и неожиданно тонко, с изяществом, нарезанный соленый огурчик на щербатом блюдечке в синий цветок.