BASE 66 - Йефто Дедьер

Антенна Хэрбю! Что же я раньше не подумал о ней? Это как раз то, что мы искали. Она находится приблизительно в 20 милях к северо-востоку от Лунда, на середине равнины Сконе. Я не был точно уверен, какова её высота, но предполагал, что около 1000 футов — достаточно высоко для нас. Я поделился своей идеей с Бернаром и Скоттом, и оба они нашли это интересным. Мы перебрались из библиотеки в маленький бар в том же доме и продолжили разговор. Естественно, надо было собрать об этой антенне столько информации, сколько возможно, прежде чем прыгать. Какова в точности её высота? Сколько у неё растяжек? Она охраняется? Сможем ли мы включить там лифт, чтобы не надо было лезть по лестнице? Вопросов оказалось много, и мы хотели побыстрее получить ответы.

Я позвонил другу в Мальмё, Герберту Седергрену, который, как я думал, мог бы нам помочь. Герберт и я впервые встретились в парашютном клубе Сконе. Он был инструктором с почти 700 прыжками, но BASE не прыгал. И вот однажды вечером я посвятил его в наши планы прыгнуть с антенны Хэрбю. Сказать, что Герберт был удивлен, значит ничего не сказать, но он обещал помочь, исследовав антенну. Ещё я попросил его сделать несколько фотографий антенны, чтобы показать Скотту и Бернару. Две недели спустя от Герберта прибыл толстый конверт с информацией, которую мы просили.

С помощью авиационных карт Герберт выяснил высоту антенны, которая оказалась 1 089 футов. Однако оставалось неизвестным, сможем ли мы подняться на самый верх, поскольку последние 100–130 футов конструкции антенны обычно представляют собой непосредственно телевизионную антенну. Антенну окружал высокий восьмифутовый забор, но он не казался слишком трудным для преодоления. Растяжки оказались разделены на три группы, каждая из которых состояла из нескольких тросов, находящихся в одном месте, но присоединённых к антенне на разной высоте. Это очень важно; угол между группами растяжек целых 120 градусов, что даёт нам много места для падения и полёта на парашюте. В маленькой роще деревьев около антенны мы сможем на время прыжка спрятать машину. Герберт также узнал, что служащие обычно уходят около 17:00. По выходным там никого нет. Он не смог только выяснить, можно ли включить там лифт. Герберт заметил его у основания антенны, но не хотел рисковать, что его поймают, когда он попробует нажать на кнопку. Поэтому вопрос с лифтом мы отложили на потом.

Каждый раз, планируя BASE-прыжок, мы давали волю нашему черному юмору, начиная после нескольких кружек пива шутить о смерти. «Можно мне взять твой магнитофон, если ты убьёшься?» или «Хочешь, я доставлю твое тело родителям?» Такие разговоры о гибели друг друга могут шокировать, но для нас это был способ привыкнуть к факту, что наш спорт очень опасен, и может случиться всё что угодно. Для нас важно было думать не о самой грозящей нам опасности, а над тем, как избежать её.

Я понял, что риск серьёзно разбиться во второй раз относительно высок. Мы были пионерами спорта, который в Европе делал только первые неуверенные шаги, и должны были быть готовы ко всем опасностям.

Мы, кстати, долго пытались придумать себе название. Предложения типа «BASE-банда», «BASE-мальчики» и «BASE-трио» были отклонены, потому что мы сочли их слишком скучными. Нужно захватывающее название, живое и вдохновляющее. Кто-то предложил «Клуб Идиотов», и все мы подумали, что это прекрасное название. Легко произносимое, короткое, содержательное и достаточно глупое, чтобы услышавшие его заинтересовались, что оно значит. Мы решили обязательно им воспользоваться, если когда-нибудь какой-нибудь журналист захочет о нас написать.

Прежде чем ехать в Швецию к антенне Хэрбю, мы решили неделю отдохнуть отдельно друг от друга. Мама говорила мне, что отец с младшим братом Мики проводят отпуск в маленькой рыбацкой деревне Трстено, которая находится в 18 милях к северу от средневекового города Дубровник на Адриатическом побережье Хорватии. С тех пор, как мне исполнилось пять лет, мы ездили туда каждое лето.

Дело в том, что мой отец родился в 1911 году в Сараево. В школе он учился сперва в Югославии, а потом в Италии. Затем он поехал в Соединенные Штаты, чтобы изучать теоретическую физику в Принстоне. Одним из самых незабываемых событий во время учёбы в Штатах было то, что как-то он бросил снежком в Эйнштейна, офис которого был по соседству с аудиторией, где папа занимался. Папа только никогда не говорил, кинул ли Эйнштейн снежок обратно в него или нет и чем, собственно, всё закончилось. Прослужив некоторое время в 101-й воздушно-десантной дивизии, он возвратился в Югославию, где женился на Иванке. У них было двое детей, Лада и Даника. Брак с Иванкой длился десять лет. Потом он уехал в Штаты, женился там на женщине по имени Полли, год спустя развелся с нею и вернулся опять в Европу. Больше 30 лет я старался узнать у отца что-нибудь об этой Полли, но, кроме имени, так до сих пор ничего и не знаю.

В конце 50-х годов премьер-министр Югославии Тито решил, что Югославия должна создать атомную бомбу. Мой отец был выбран руководителем этого проекта, но немедленно вступил с Тито в конфликт. Когда Тито заметил, что папа преднамеренно задерживал работы по проекту, начались различные преследования: ограничения на поездки, ночные анонимные звонки по телефону и частые придирки со стороны полиции по необоснованным поводам. Папа обратился за помощью к друзьям-физикам в Швеции. Физик Торстен Густавссон, приехавший ему помогать, был не кем иным, как советником шведского премьер-министра Таге Эрландера. Умело применив определённое политическое давление, он сумел добиться того, что в 1960 году папа уехал в Скандинавию. Он получил работу в институте Нильса Бора в Копенгагене, где познакомился с будущей третьей женой, Карин-Биргиттой Хальберг. Они поженились в 1961 году. Два года спустя родился я, а через два года — мой брат Мики. Мы ездили в Югославию так часто, как могли, так что Мики и я неплохо знали родину нашего отца и наших сестёр, Ладу и Данику.

Поездка в Хорватию была длинной. После 36 часов на поезде и автобусе я наконец стоял перед огромным платаном, гордостью Трстено, и душа моя наполнилась радостью. Я не был здесь три года. По извилистой дорожке я спустился к морю. День был замечательный. Солнце сияло в ясном синем небе, и воздух пах морем и кипарисом.

Дивные ароматы распространялись главным образом из древесного питомника, красивого парка вокруг деревни. В конце 18-го века один ботаник начал привозить сюда растения из различных уголков мира, и теперь, больше 200 лет спустя, в этом парке их сотни.

Я вошёл в маленькое кафе у яхтенной пристани и увидел Мики и папу, сидящих в тени со стаканом белого вина. Как ни в чём не бывало я сел за стол рядом с ними и спросил, не пообедать ли нам вместе. Они не видели, как я вошел в кафе, и были так ошарашены, что сперва не могли вымолвить ни слова. Мы обнялись и взволнованно начали рассказывать друг другу о событиях нашей жизни за год, который не виделись.

Мики последние несколько лет жил в Соединенных Штатах. Он учился в Принстоне, чтобы стать врачом. Когда мы в последний раз видели друг друга, он был около шести футов ростом и очень худым, а теперь выглядел как первоклассный атлет. Он вырос где-то на дюйм, но здорово нарастил мускулы. Мики был в составе команды по гребле и тренировался дважды в день. Как будто подобных Шварцнеггеру мускулов было недостаточно, его тренер попросил наработать ещё 17 фунтов мышечной массы. Мики очень любит женщин и имеет у них большой успех. Он смотрит на них томным взглядом из-под круглых, как у Джона Леннона, очков, и это — все, что требуется. Попав на крючок, они не оставляют его в покое ни на мгновение. На время пребывания в Европе он собирался поближе познакомиться с европейскими женщинами.

После завтрака все мы растянулись на солнце, и я дал коже возможность малость поджариться, а то она была белой, как у привидения. Просто замечательно — лежать на спине под теплыми лучами солнца и ни о чём не думать, время от времени охлаждаясь в совершенно прозрачной воде.

Проведя в Трстено около недели, я получил письмо от матери.

Ещё не распечатав его, я подозревал, что там что-то очень важное, иначе мама не послала бы письмо из Швеции в Хорватию. Я был потрясен, когда открыл конверт и увидел содержание. Там было несколько вырезок из различных шведских ежедневных газет. Один заголовок гласил: «Карл Бениш, известный парашютист, нашёл смерть в норвежских горах!» Я пробежал глазами статью. «Квельспостен» писала: «Карл Бениш разбился вчера утром, прыгнув со Стаббен в горах Тролльвегген…» Я застыл на краю кровати с вырезкой в руке. Как такое могло случиться? Как мог убиться Отец BASE-прыжков? В газетных статьях я не надеялся найти ответ. Впечатление было таким, что журналисты не имели ни интереса, ни времени, чтобы разобраться в деле как следует.

Не меньше поразило меня то, что написала мама: