Верховный маг Ордена - Сергей Александрович Плотников

для меня оттенок такой. Но это не оптика, так что тут все индивидуально. Марина действительно видит магию золотистой. А вот Аркадия я не спрашивал.

— Он мне как-то говорил, что для него она белая, — задумался Андрей Васильевич. — Впрочем, я точно не помню. Но я имел в виду, скорее, в другом смысле. Эта лечебная магия — золотое дно… Даже не решусь предположить, сколько это будет стоить в итоге, учитывая, насколько мало у нас магов!

— Не знаю, — хмуро сказал я, — но рано или поздно мы добьемся того, что, по крайней мере, в Ордене, услуги по омоложению и регенерации можно будет получить в государственной поликлинике бесплатно.

— Похвальная позиция, — мягко произнес Весёлов-старший, интонациями сразу напомнив мне бессердечного мага в ту пору, когда он реально был бессердечным. — Но вы уверены, что другие маги согласятся, скажем так, на лишение сверхприбылей?

— Это нужно прежде всего другим магам, — пожал я плечами. — Причин несколько. Во-первых, власть и сила без ответственности — путь к деградации. А какая еще работа может быть полезнее другим людям? Во-вторых, кризис рождаемости, о котором сейчас только ленивое СМИ не пишет… Чтобы жить в полноценном здоровом обществе, это общество должно быть многолюдным. В интересах магов поддерживать его в таком виде. В том числе и путем оздоровления пожилых сограждан.

— А если кто-то, скажем так, не увидит своей долговременной пользы? — с улыбкой в голосе поинтересовался Весёлов.

— Значит, увидит быстродоходчивые минусы от занятой асоциальной позиции, — хмыкнул я. — Так или иначе.

И тут же, сообразив, как это может прозвучать, добавил:

— Если что, я против государственных репрессий, тем более, направленных на таких же, как я! Просто… Ну, понятно же, что обществу прежним уже не быть. Нужно предусмотреть механизмы принуждения, хотя бы в виде лишения выгоды.

— Ну а вдруг магов окажется просто слишком мало? — с любопытством спросил Андрей Васильевич. — Только представьте. Предусмотрели вы эти механизмы, все вроде наладили… А лечить все равно некому!

Я вздохнул.

— Ну… Если исходить из численности детей-волшебников, то людей, способных к магии в принципе, должно быть как минимум на порядок больше. А то и на два порядка… Мы же не знаем, какой именно процент инициирует Проклятье! Конечно, пока удастся поставить инициацию и обучение на поток, пройдет время… И будет больше всего жаль тех людей, которых не удастся спасти, пока это происходит. Но будем стараться. И уж тем более каждый маг, я уверен, будет стараться, чтобы не допустить старости и смерти своих родных и родных своих друзей!

Андрей Васильевич усмехнулся.

— Да за себя-то я не волнуюсь… Хотя вы правы, тех, кто не успел дожить буквально чуть-чуть, особенно жаль… — он помолчал. — Мой младший сын умер два года назад, очень внезапно. Пошел на рыбалку и не вернулся. Его нашел парень, который обычно рыбачил с ним по соседству… Внезапный инфаркт. До этого проблем с сердцем не было, медосмотры ничего не показывали. Ему было всего пятьдесят четыре. Я все думаю — увидел бы полноценный маг проблему?

— Не знаю, — хмуро сказал я. — Пока лично я могу видеть насквозь только у магов, у них кровеносные сосуды светятся. Но даже их диагностировать не умею. Это дело будущего. Но хотя бы кого сможем — точно спасем.

— Творец, вы что, подумали, что я вас упрекаю? — удивленно воскликнул Весёлов-старший. — Ни в коем случае! Вы огромный молодец, Кирилл. А лично у меня особенно есть, за что вас благодарить. Я думал уже, что переживу всех своих детей. Это, знаете ли, не дай Господь никому!

Я машинально кивнул. Пусть в том мире меня нельзя было назвать образцовым родителем — это мягко говоря! — но даже и тогда… Впрочем, язык мой ввернул поперек меня:

— Знаете, что сказал бы Аркадий вам на это?

— Чтобы я не искушал судьбу подобными репликами, потому что при его работе и образе жизни у меня еще есть все шансы его пережить, — с улыбкой сказал Андрей Васильевич. — Да-да-да. Смотрю, вы неплохо успели его изучить.

— Да не то что бы, — тут, неожиданно для себя, я высказал то, что не столько меня беспокоило, сколько всегда зудело на краю сознания, когда я общался со своим условно старшим коллегой последнее время. — Я его в стольких ипостасях успел повидать, что мне сложно судить, какой он на самом деле.

— Он очень сильно сдерживал себя, да, когда был в полумертвом состоянии, — кивнул Весёлов-старший, и мне пришлось придержать его голову. — А, извините, забылся… Так вот, главное за что я вам благодарен — даже не за то, что вы его вылечили. То есть за это тоже, но… Он мне знаете, что сказал? Что вы ему рассудок спасли. Я так понимаю, вернули возможность быть собой.

— То есть он такой примерно и есть, как сейчас себя ведет? — спросил я недоверчиво, не зная, как помягче сформулировать «помесь юридически ориентированного маньяка и школьного клоуна».

— Ну, сейчас он несколько… Как говорят, «жестит» — я правильно употребляю это слово? Думаю, на эмоциях от исцеления. Ведь и двух недель не прошло! Но уже успокаивается. А так да, в детстве он более-менее такой и был. Добрый, принципиальный мальчик, который больше всего ценил друзей и родных… Очень ненавидел притворство, любую неправду. Даже конфеты из буфета никогда не таскал, только ходил за мамой хвостиком и находил десять тысяч аргументов, чтобы она ему сама их выдала!

Я не стал подавлять смешок, представив эту картину. Действительно, очень похоже на теневого мага.

— … Так что он во многом себя сломал. Надеюсь, вам, Кирилл, не придется делать ничего подобного в той же степени. В какой-то придется, это несомненно — уж на такой путь вы стали. Но позволять себе использовать свои сильные стороны, компенсируя слабые лишь по мере необходимости и не прибегая к ним для выживания — это прямо-таки бесценно.

— Интересное соображение, — пробормотал я.

Как-то мне не приходило в голову, что Аркадий, с которым я познакомился — это набор прокачанных «слабых сторон» от того, кого я сейчас вижу. Но… Если так, то многое в его поведении становится на свои места.

— А я думал, он во многом на фамилию наигрывает, — заметил я. — Эта подчеркнутая жизнерадостность, Смеющийся Жнец,