Верховный маг Ордена - Сергей Александрович Плотников

После чего я стал пытаться выпустить из ладони огненную магию пополам с воздушной… Или не пополам, или в пропорции три к одному… Четыре к одному… Два к одному… Варьировать процентовку…

Выходило стремно: я видел и чувствовал, как из руки бьет порывами ветер, вспыхивают и гаснут языки огня. Может быть, и красиво — для детского утренника, если проводить его на открытом воздухе! — но явно не то, что мне нужно. Проблема в том, что через какой бы переподвыверт я ни подавал энергию, все равно очень скоро упирался в «границу допустимого»: магия вырывалась из моей крови, как надутый мыльный пузырь срывается с конца соломинки!

Но с пузырем такое дело: можно дуть сильнее или слабее, можно варьировать скорость воздушного потока, добиваясь либо одного большого пузыря, либо множества маленьких. Можно взять вместо соломинки палочку с петелькой на конце или вообще какую-нибудь дырявую конструкцию сложной формы. Примерно этим я и занимался: все время варьировал силу и скорость энергетического потока, пытаясь добиться чего-то большего, чем просто потоки двух стихий! Благо, благодаря тому, что энергии в крови было набрано с запасом, я мог позволить себе «давить», позволяя потокам маны самим искать нужные пути. Правда, пока не получалось — сплошные пуф-пуф-пуф, когда потоки горячего воздуха, а то воздуха вместе с бесполезными, тут же гаснущими языками огня срывались с ладони.

Стараясь нащупать подходящую комбинацию, раздраженный этими короткими дурацкими вспышками, я даже закрыл глаза — правда, свечение магии от этого не угасло. А что если надавить посильнее…

И вдруг получилось! Я почувствовал, как энергия, которая до сих пор не могла вырваться иначе, как небольшими порциями, вдруг разом провалилась в какое-то заклятье, словно в дырку — по ощущениям, оно получилось довольно мощным! От внезапного проседа маны я чуть было не упал. К счастью, вовремя спохватился, отсекая поток, чтобы крылья не исчезли у меня за спиной. И тут же торопливо распахнул глаза, желая поглядеть на результат своей ворожбы.

Сперва я не увидел ничего особенного. Просто белый заснеженный склон в нескольких километрах от меня, как он и был. Потом заметил медленно уменьшающуюся в размера светящуюся точку. Это что же, такая маленькая искра у меня с руки сорвалась? А энергии я в нее вбухал, по ощущениям, нормально так… Неужели все рассеялось?

Тут маленькая искорка неожиданно влетела в склон горы — для меня внезапно погасла, одновременно вспухая маленьким пушистым помпоном взбитого снега. Целую вечность спустя — не знаю, то ли пять секунд, то ли все десять — я едва расслышал странный шелестящий звук. Словно шипение воды на раскаленной сковороде и громкое «Ф-фу!» одновременно. Расстояние в горах обманчиво, это ж сколько пролетел созданный мною снаряд? Не менее двух километров, получается?

Я машинально перевел взгляд на свою правую руку и с удивлением ее рассмотрел. Ладонь как ладонь. Что же я такое на ней скастовал-то такое? Файерболлы на такую запредельную дальность точно не летают.

Блин, хорошо, что здесь в горах почти никто не живет!

* * *

p.s. Свистопляс считает, что ставить лайки правильным книжкам — долг каждого!

Глава 5

+ интерлюдия: А. Т. Квашня, Афина Ураганова и Кирилл Ураганов, 822 год (10,5 лет назад)

Выходка Свистопляса, когда он привел еще троих незадокументированных детей-волшебников, имела еще одно неожиданное последствие: впервые за две жизни я оказался в положении начальника, отмазывающего накосячившего подчиненного перед более крупным начальством!

Никогда у меня не было такого опыта. В прежней жизни я сперва сам был лишь наемным работником, потом работал только на себя. В этой — и так все понятно.

— … Вот я и отправил Свистопляса с девчонками предупредить ребят в Убежище. Подчеркнув, что это хорошая возможность прощупать настроение среди детей-волшебников — готовы ли они сотрудничать с Орденом, чтобы помочь избавиться от Проклятья. Свистопляс отнесся к моим словам со всей ответственностью, и попутно завербовал троих потенциальных кандидатов. Во время эксперимента они хорошо себя проявили, хотя инициироваться у них и не получилось. Гиас мы на них наложили, сегодня они перезвонили, как мы договаривались — прямо с утра, видно, не терпелось! Ну я их и отправил к Коман… К Василию Васильевичу, то есть. С ним тоже уже согласовал, он с ними сегодня встретиться. Там и решим, примут ли они участие в Программе и в каком качестве. Но по мне так ребята многообещающие, особенно девочка — Морошка. Спокойная, дисциплинированная.

Аркадий, который слушал меня, параллельно просматривая какой-то документ на планшете у себя в руках, рассеянно кивнул.

— Понял. Василий Васильевич мне уже написал по этому поводу… — потом поднял на меня глаза, сказал с легкой усмешкой. — А Михаил-то был прав!

Я сразу понял, что он говорил о Бастрыкине: глава нашего государства не тот человек, которого легко забыть!

— В чем именно? — спросил я, не скрывая любопытства. — Он тебе что-то обо мне говорил?

— Да, когда мы с ним наедине общались… Сказал, что ты прирожденный лидер. В отличие от меня, например.

Вот это номер!

— Как это ты не лидер?

Конкретно сейчас мы с условно старшим коллегой беседовали снова в кабинете Леониды, причем практически на бегу: Аркадий присел с планшетом буквально на минуту, потому что потом ему надо было бежать еще куда-то и еще что-то организовывать, кому-то делать втык и выбивать еще какие-то ресурсы под наши проекты. Хорошо хоть нашел время обсудить мой доклад лично, а не по телефону — и то, кажется, больше потому, что не хотел разговаривать на секретные темы по мобильной связи!

— Не прирожденный, — мотнул головой Аркадий. — Мне проще сделать самому, чем привлечь людей и распределить между ними обязанности. Да, с годами я этому научился — пришлось, сам понимаешь. Но, как выяснилось после исцеления, у меня до сих пор есть дурная привычка слишком много на себя взваливать… Кстати говоря, еще Михаил сказал, что какой бы на тебя тяжелый груз не навалили, ты первым делом начинаешь думать, не как его спихнуть, а как нести.

Я пожал плечами.

— Ну, это у нас с тобой общее.

— И снова нет! В двенадцать лет я все же в первую очередь пытался от ответственности увильнуть… Говорю же, ты уникум.

Мне стало несколько неудобно от такой похвалы. В свои «нормальные» двенадцать я не то что уворачивался от ответственности — я