Каждые пятнадцать минут - Лиза Скоттолине

Рядом с Сэмом сидел Джек Деверни – хотя это соседство было странным: они недолюбливали друг друга с Сэмом из-за несхожести темпераментов. Сэм был первым психиатром в своей семье, в то время как Джек не раз говорил, что выбор в пользу этой специальности он сделал из-за своего отца, знаменитого во Франции нейробиолога. На одну из вечеринок в честь Хэллоуина он явился в образе своего отца – надел парадный костюм со значком «Спроси меня о проблемах моего папы!» Джек был симпатичным и любил флиртовать с женщинами – он пользовался популярностью у медсестер, которые не могли устоять против его темных бархатных глаз и европейского лоска. В Йеле он был чемпионом студенческой лиги по фехтованию и с тех пор поддерживал свое мускулистое тело в отличной форме с помощью этих штук… Эрик слышал, они называются «гантели».

Третий присутствующий психиатр был тощий и маленький Дэвид Чу, одинокий, похожий на подростка мужчина, который казался особенно неказистым в сравнении со своим коллегой Джеком. Дэвид пришел в отделение всего два года назад и ему, как самому младшему члену семьи, прощались самые глупые и дурацкие розыгрыши и шутки, на которые он был большой мастак. Например, недавно он прикрепил ко всем стульям в отделении бумажки с подписью «ОБРАЗЕЦ СТУЛА». И, кстати, Эрик считал эту шутку вполне смешной.

За Дэвидом сидели медсестры: Пэм Сьюзпет, крупная и миловидная, и ее неразлучная подруга Беверли Глэдфелтер.

Еще одна пара медсестер – новенькие, их наняли недавно, когда были разморожены ставки, – Эллисон Стерлинг и Сью Баррингтон, обе с короткими каштановыми волосами, сидели рядом с ними.

А остальные стулья были заняты сотрудниками, которые довольно редко посещали совещания: два психолога, две ассистентки, стажер, терапевт, два соцработника и двое студентов Джефферсона, одной из которых была Кристин Малин – с ней Эрик старался не встречаться взглядом с того самого момента, как вошел в помещение.

– Что ж, Амака, давайте начнем нашу вечеринку, – обратился Эрик к медсестре Амаке Адемоле-Джиббс, которая сидела слева от него с толстой пачкой историй болезней пациентов перед собой.

Амаке было около пятидесяти, она была уроженкой Западной Африки, которая приехала в Штаты и вышла замуж за британца, и ее акцент вызывал у людей ассоциации с сериалом «Аббатство Даунтон». Она была умной, профессиональной и уверенной в себе, в ее обязанности входило следить за состоянием пациентов отделения – крайне сложная и ответственная задача. Она всегда приходила на работу первой, беседовала с ночными сестрами, принимала у них отчеты, проверяла записи и готовила данные, чтобы доложить о них Эрику и остальным членам команды.

– Хорошо, босс. – Амака сделала глоток чая. – Начну с Юлиуса Эчеверриа. Вы, наверное, помните, что он поступил к нам десять дней назад с депрессией вследствие смерти его сына-подростка в автомобильной катастрофе. – Амака взяла из пачки, лежащей перед ней, верхнюю папку и скрестила тонкие ноги в форменных брюках. – Мистер Эчеверриа неплохо провел ночь. Он спал семь часов и принял все свои лекарства.

Эрик кивнул:

– Это хорошо. Значит, он больше не пытается их выкидывать или прятать.

– Нет, не пытается. – Амака покачала головой, ее маленькие серебряные сережки качнулись вперед-назад. Она любила серебряные украшения – они хорошо гармонировали с ее темной кожей и кудрявыми волосами, которые она коротко стригла. – Состояние вполне удовлетворительное, его жена Роза навещала его вчера вечером. Она тоже думает, что он выздоравливает. Они вчера очень хорошо поговорили.

– Отлично, отлично, отлично. – Эрик был доволен. Его методика подразумевала участие членов семьи в лечение пациента – он считал, что в психиатрии, в отличие от других областей медицины, очень важно, чтобы больной испытывал поддержку со стороны супругов, родственников и даже друзей. Пациент, испытывающий физическую боль, не нуждается ни в чьем сочувствии – ежедневные визиты родственников и близких не помогут, если у тебя рак прямой кишки. А вот в случае мистера Эчиверриа Эрик был уверен, что поддержка жены, которая переживала ту же трагедию, что и он, крайне важна и нужна.

– Кстати, у мистера Эчеверриа кончается страховка. Осталось всего три дня.

– Принято к сведению, – кивнул Эрик. Он знал, что у девяноста процентов его отделения есть страховка, они с Амакой всегда старались отслеживать, сколько еще дней есть у того или иного больного в запасе, прежде чем лечение обойдется ему в кругленькую сумму, и старались уложиться в отмеренные страховыми компаниями сроки.

– Чей пациент мистер Эчеверриа? Кажется, ваш, Джек?

– Да. – Джек кивнул, выпрямился в своем кресле и сплел перед собой длинные пальцы. Он был одет в темно-голубой кашемировый джемпер поверх белой рубашки, узкие и короткие шерстяные слаксы и мокасины от Гуччи. Эрик вспомнил, как Кейтлин говорила, что он мог бы быть моделью.

– Как его состояние? Он готов к выписке?

– Думаю, почти готов.

– И когда вы рекомендовали бы его выписать?

– Завтра. Или через день. – Джек пожал плечами.

– Когда лучше?

– Послезавтра.

– Хорошо.

Эрик не стал продолжать. Он никогда этого не говорил, но ему всегда казалось, что Джек как-то слишком озабочен самим собой – слишком для того, чтобы стать хорошим психиатром, не говоря уже о том, чтобы достичь тех профессиональных высот, которые покорил его отец.

Амака снова взяла слово:

– Наш следующий пациент – Лиа Берри, это уже ее третья госпитализация после рождения ею мертвого ребенка. Одна из сестер за ужином заметила, как она пытается спрятать пластиковый нож в кармане. Сестра заволновалась, что она может поранить себя или попытаться причинить себе вред.

– О нет. – Эрик почувствовал, как в горле у него встал комок, и лица сидящих вокруг стола помрачнели. Истории некоторых пациентов психиатрического отделения бывают просто душераздирающими, и Лиа Берри была одной из таких пациенток. В любом отделении есть пациент, который носит прозвище «призрак», потому что он все время возвращается. И у них в отделении таким «призраком» была Лиа Берри.

Амака продолжала:

– Миссис Берри очень расстроилась, когда медсестра отобрала у нее нож, и почти не спала ночью. Она жаловалась, что хочет домой, хотя понимает, что ей пока еще нельзя и что она должна побыть здесь. И еще она просила, чтобы ее перестали контролировать по ночам.

– Это про что? – Эрик повернулся к Дэвиду. – Она ваша пациентка. Что она имеет в виду?

– Вы же знаете, мы вынуждены делать обход и контролировать постели каждые пятнадцать минут. Она считает, что это унизительно. И хочет, чтобы мы перестали это делать, хотя бы ночью. Но я объяснял ей, что это невозможно.

– Хм, верно, невозможно. Но мы должны придумать что-нибудь, чтобы ей помочь.

Эрик ввел эти обходы палат каждые пятнадцать минут после того, как в одной из больниц пациент покончил с собой. К пациенту не заходили в течение часа. Эрик не хотел, чтобы подобное произошло у него в отделении. И в то же время понимал, что для пациента может быть утомительно и унизительно это бесконечное, с интервалом в пятнадцать минут, доброжелательное «как ваши дела?» заглядывающей в дверь медсестры. Он вдруг подумал, что это похоже на ритуальные действия Макса Якубовски: те же повторы, те же пятнадцать минут…

Эрик взглянул на Дэвида:

– Так мы можем что-нибудь сделать для миссис Лиа Берри?

– Я попрошу сестру, которая будет дежурить сегодня ночью, чтобы она не светила фонариком ей в глаза. Это ведь можно, шеф?

– Разумеется, можно. А можем мы сделать что-нибудь еще? Подумайте об этом. Может быть, можно совместить некоторые обходы с вашими – таким образом получится сократить их общее число…

– Сделаем.

– Хорошо. И да, Дэвид: вы не хотите изменить план лечения для нее? Каковы будут ваши рекомендации?

– Я прописал ее СИОЗС, мы можем просто немножко увеличить дозировку. И я постараюсь увеличить интервалы между ее посещениями.

– Отлично. – Эрик улыбнулся. Дэвиду не помешало бы чуть больше уверенности в себе, но Эрик понимал, что со временем и опытом эта уверенность обязательно придет. Дэвид Чу был очень сообразительным парнем, но ему надо было до всего дойти своим умом.

Эрик повернулся к Амаке.

– Окей, простите, что перебил вас, леди босс. Продолжайте.

– К сожалению, с мистером Перино картинка совсем не такая идиллическая. – Амака взяла следующую карту из стопки, а предыдущую переместила в самый низ. Она всегда представляла больных по номерам палат – считала, что так будет более организованно. Эрик предпочел бы, чтобы сначала речь шла о самых острых случаях, но не вмешивался – он считал, что надо давать сотрудникам максимальную свободу действий.

Амака открыла папку:

– Мистер Перино был очень возбужден вчера за ужином. Он толкнул другого пациента в очереди за десертом.