Бунтарь Гейдж - Элисса Эббот

окно, и другая фигура выпрыгивает из него, покрытая фиолетовой дымкой огня, когда он падает. Луч плазмы попадает ему в крыло и пробивает дыру в его коже, но он едва замедляется.

Он оборачивается, направляя толстый шлейф огня и электричества, когда пролетает мимо Примуса, который все еще стреляет в него. Я вижу, как некоторые из них поворачиваются и бегут, садятся в машины или импульсные байки и едут так быстро, как только могут. Какое-то время я почти ослеплена красотой его насилия — яркими огнями и элегантностью, изяществом и силой его драконьей формы. Пока тошнотворное чувство не просачивается в мой живот, когда я понимаю, что действительно наблюдаю. Люди умирают. Они не просто быстро умирают от пули. Они горят заживо и их убивают током или потрошат когтями. Они страдают.

Я поворачиваюсь спиной к бою, прижимая спину к опорной балке. Падаю на землю и чувствую, как слезы подступают. Вся эта смерть и боль из-за меня. Потому что я была настолько эгоистична, что думала, что то, чего хочу, важнее всего остального. Это даже не имеет значения, если эти Примусы плохие. Что делает их плохими? Что они не согласны со мной? Каждый из них, вероятно, так же убежден, что его дело столь же достойно, как и мое. Значит ли это, что они заслуживают смерти?

Мне действительно кажется, что я могу заболеть. Каждая смерть, частью которой была, начинает все больше и больше давить на меня. Я слышу их крики, вижу кровь и понимаю, что звуки разрушения прекратились. Все еще есть слабое пламя, но больше нет криков и звука огромного дракона, пронзающего утренний воздух.

Кто-то выходит из-за столба, и я кричу в ужасе.

— Это я, — говорит Гейдж. Его голос ровный, и он выглядит… грустным.

Но он убийца. Это то, что он делал всю свою жизнь. Это его работа.

— Ты в порядке? — Спрашиваю я.

— Я в порядке. Давай убираться отсюда, пока не появились власти.

— Тебе больно, — говорю я. — Ты… голый, — добавляю я, краснея, когда понимаю, что его мускулистое тело и фиолетовая кожа полностью обнажены. Не желая того, мои глаза находят его мужественность. Они расширяются. Это немного более темный оттенок фиолетового, и у него есть гребни. Гребни? Мне интересно, как это будет ощущаться — нет. Прекрати, Ария. Это определенно не время.

У него кровоточит рука, и скверный порез идет от груди к бедру. Гейдж смотрит вниз, как будто замечая впервые.

— О, — говорит он. — Да уж.

А потом он падает.

Со странной нано броней вокруг моего тела, я действительно могу поднять его. У меня в голове формируется поспешный план, и я не смею думать о том, как все может пойти не так, когда мы направляемся к тому месту, что кажется таверной.

Я открываю дверь и вижу десятки испуганных пришельцев, спешащих от окон и прячущихся от меня и Гейджа, как будто мы несем болезнь. Они, должно быть, наблюдали за тем, что он сделал через окна, и по праву напуганы. Тем не менее, я вытаскиваю Рамону из брони Гейджа — мне нужно спросить его, как его броня может уместить так много оружия — и указываю на мужчину Колари за прилавком.

— Нам нужна комната, — говорю, надеясь, что голос звучит жестче, чем есть.

Он указывает дрожащим пальцем на лестницу и указывает на сканер ладони.

— И-используйте это.

Я смотрю на него, когда подсовываю пистолет под руку, и сканер читает мои отпечатки. «Номер 502» мигает на дисплее. Я быстро направляю на него пистолет.

— Если кто-то попытается войти, он будет мертв.

Я съеживаюсь, когда пистолет решает заговорить плаксивым металлическим голосом.

— О, определенно мертв. Мертвый как дверной гвоздь, как говорят люди. Хотя я до сих пор не понимаю. Может быть что-то мертвым, что никогда не было живым? Ну, конечно, на самом деле, я имею в виду…

Я быстро поднимаюсь по лестнице, пока пистолет рисовался, притягивая смущенные и даже испуганные взгляды зрителей.

— Заткнись, — прошипела я сквозь стиснутые зубы.

Рамона гудит и, к счастью, замолкает. Вхожу в комнату и аккуратно кладу его на кровать. Я виновато воспринимаю его совершенство, жесткие линии его мышц и гладкость его кожи. Чувствую, как бархатиста его гладкая кожа. Я отрываю себя от него достаточно надолго, чтобы порыться в комнате. Нахожу базовую аптечку. Есть нить и игла, я быстро приступаю к работе над Гейджем.

У меня уходит почти десять минут, чтобы зашить рану на его туловище, и у меня больше, чем небольшая проблема с сосредоточением, поскольку твердые края его живота и груди находятся под моими кончиками пальцев. Его кожа похожа на мягкий атлас, натянутый на камень. Это увлекательно трогать. Зашиваю дыру в его руке, замечая, насколько они сильны. Я кусаю губу и заставляю себя прикрыть его одеялом. К сожалению, в комнате только одна кровать, поэтому я начинаю пытаться узнать, как снять нано-броню. Потянув, зажимая, толкая, тряся и проклиная, я, наконец, спрашиваю Рамону.

— Ты знаешь, как снять эту дурацкую штуковину?

— Я считаю, что Самый уважаемый и очень привлекательный Лорд Жнец запрограммировал его требовать «волшебное слово». О, и это связано с вашими нервами, так что вам нужно только подумать.

Я закатываю глаза и думаю слова, «пожалуйста, слезь с меня, нано-броня». Чешуя скатывается с моей кожи и образует аккуратную кучу рядом с моими ногами. Сверхъестественно. Я решила свернуться на полу рядом с кроватью и попытаться использовать немного одеяла, которое болтается по краю для тепла. У меня нет одежды для Гейджа, и я не залезу в постель с голым Примусом. Я обещала, что не буду отвлекаться. Моя мама нуждается во мне, и не знаю, что может случиться, если я окажусь с ним в постели.

* * *

Я просыпаюсь в теплом коконе тепла и комфорта. Я сильнее прижимаюсь носом к его шее и вдыхаю его запах. Мои гладкие ноги чувствуют себя хорошо возле его и…

Гейдж шевелится. Он смотрит на меня, а потом ухмыляется.

— Я знал, что ты придешь.

Я закрываю лицо, переворачиваясь так, чтобы моя спина была к нему.

— О Боже мой. Я спала на полу! Я…

Он тянет меня за плечо, пока я не поворачиваюсь к нему, наши глаза на расстоянии в несколько дюймах друг от друга.

— Я хочу этого. Я хочу тебя. Я хотел тебя с тех пор, как впервые увидел на шаттле.

Я краснею, чувствуя, как мое сердце начинает биться, и мой живот трепещет.

— Я не могу… — Говорю я.