Долг ведьмы (СИ) - Шагапова Альбина Рафаиловна

— Знаешь, как всё выглядело на уроке? — произносит куратор, чуть успокоившись, однако, его спокойствие мне не нравится. Уж слишком оно усталое, слишком обречённое, разочарованное. Таким тоном говорят лишь горькую правду, уже не страшась ранить чувств собеседника, не дорожа его отношением.

— Ты сидела с вот этим идиотским платком на голове, — Данила, наверное для пущей убедительности, накрыл чёрной тканью свою белобрысую башку. — И ныла, умоляя тебя выпустить! И если бы я находился в этой аудитории в тот момент, то, наверняка, сдох от смеха.

— Не ври! — вскрикиваю, а из глаз брызгают слёзы обиды и стыда, щёки вспыхивают. Да уж, глупее ситуации не придумаешь. — Это был ящик, накаляющийся изнутри.

— Да, — соглашается треклятый Молибден. — Но, в твоей голове. Настоящей опасности студент подвергается лишь на старших курсах. А для первогодка мы используем иллюзию. Но поверив ей, ты могла умереть. Ведь самая страшная сила — сила внушения. На твоём теле мы не нашли бы ни одного ожога, но даже иллюзорные повреждения вполне способны погубить.

Платок летит в том же направлении, что и мой никудышный рисунок, куратор выходит, оставляя меня наедине с кружащимися золотистыми пылинками.

Какие мирные, добрые, навевающие что-то из далёкого счастливого детства запахи разомлевшей от дневного зноя травы, нагретой почвы и, почему-то, мёда! Как же хочется опуститься на землю, подставить лицо тёплым касаниям лёгкого, едва ощутимого ветерка и глядеть в небесную синь, на тающие облака! Но нет! На стадион нас привели отнюдь не для блаженного безделья. И если спортивные Лера и Милана, обладающие неплохим магическим потенциалом Регина, Лидия и Света, могут быть спокойны, то мне предмет «Основы боевой магии» уж точно не по зубам. По зубам сейчас надают мне и очень больно.

— Не все из вас смогут стать боевыми магами, — Натабелла, прохаживаясь вдоль нашего ряда, чеканит каждую букву, ударяя рукоятью плети по, обтянутому чёрной тканью бедру. — Однако, любой маг, в случае нападения, обязан уметь ставить щиты и уходить от атаки. Вот этому мы с преподавателем Молибденом будем учить вас на первом курсе.

— И да, — вступает белобрысая сволочь. — За своё здоровье и благополучный исход боя, отвечаете вы и только вы. Не смогли отбить удар — ваша проблема, получили травму — ваша проблема. Никто не станет вас щадить, делать скидки на ваше настроение, тип темперамента и плохое самочувствие.

На последнем слове серые глаза скользят по мне, и я заливаюсь краской, как последняя дура. Все остальные, это, разумеется замечают и начинают хихикать, даже Лидия.

— Итак, демонстрируем вам, как отбивать атаки противника и уходить от них! Прошу вас, учитель Милевская, ваш ход!

Милевская и Молибден встают напротив друг друга. Прекрасная пара, хоть картину пиши или кино снимай. Грациозная, чёрная гибкая пантера и могучий, уверенный в своей непоколебимой силе, снежный барс, матёрый хищник, обманчиво медлительный и расслабленный.

Натабелла щёлкает зажигалкой, словно собираясь прикурить сигарету, затем, прыгает, крутится в воздухе вокруг своей оси, освобождая волны шелковистых чернильных волос, из каждой пряди которых выстреливают огненные стрелы. Из раскрытых ладоней так же бьёт струи огня, метя в лицо и шею противника. Любой, даже самый брутальный мужик материка, глядя на это зрелище, давно бы поджарился, как по вине восхищения, так и от страха. Но не Молибден. Тот, быстро начеркав что-то в своём блокноте, выставляет перед собой кирпичную стену. Это происходит настолько стремительно, что женщина не успевает остановить свой прыжок, и со всего размаха ударяется о кирпич, повержено растягивается на земле, а огонь гаснет.

Группа восторженно аплодирует. Дураки! Неужели до них ещё не дошло, что нам придётся повторить то же самое, вот только, так красиво и безболезненно вряд ли у нас получится. Через минуту, стена, волшебным образом исчезает. Молибден заразительно, свободно, с удовольствием хохочет. Кто-то из группы подобострастно подхихикивает. Тьфу! Смотреть противно! Весело им! А о сломанных костях, сотрясении мозга, многочисленных гематомах кто-нибудь подумал? О нет! Я точно не выживу. Сдохну на этом же занятии.

Натабелла легко, словно и не впечатывалась в кирпичную кладку, вскакивает с земли, смахивает с рукава невидимую пылинку, встаёт напротив Молибдена.

— Ваш ход, учитель Молибден! — игриво произносит Милевская, и я читаю в её глазах, кроме задора, что-то ещё. Страсть? О да! Она смотрит на Крокодила с вожделением, с бешеным желанием ненасытной самки. Опыта в таких делах у меня не то, что мало, его вообще нет, но такое видит, интуитивно чувствует любая женщина.

Молибден рисует что-то в своём блокноте, и в сторону Натабеллы устремляется рой ос. Женщина смеётся, подпрыгивает, раскидывая руки по сторонам, и вот, она уже на другом конце стадиона. Рой вновь устремляется в её сторону, однако Милевская прыгает и оказывается за нашими спинами. Группа, в том числе и я, орёт, когда осы с гудением направляются к нам. Физручка же, пружинит на носках, отталкивается от земли, перелетает через наши головы и оказывается за спиной противника, обнимая его за шею, демонстрируя попытку задушить.

Теперь хохочут оба преподавателя, группа разражается хлопками и нелепыми выкриками.

— Теперь попробуйте вы, — Милевская хищно скалится, выбирая жертву, а я молюсь всем богам, чтобы её выбор не пал на меня. Пусть обо мне забудут, пусть не заметят, пусть сочтут настолько бесперспективной, что и пытаться не стоит.

— Лидия, — изрекает физручка. — Защищайтесь!

Плеть в руках преподавательницы со свистом вскидывается и её острый, словно лезвие край медленно, но верно, направляется к груди пожилой женщины, грозясь вонзиться в беззащитную, прикрытую лишь тонкой тканью платья, плоть. Лидия застывает, в её глазах мечется испуг, но затем, сжав побелевшими пальцами крючок, принимается быстро-быстро вязать. Красные нитки сплетаются в причудливую сеть, на глазах твердеют, становясь тонкими полосками металла. И когда плётка достигает груди женщины, на Лидии уже прочная кольчуга.

— Неплохо, — улыбается Милевская. — Однако, я могла ударить в лицо или по ногам, и вы бы не смогли себя защитить. Подумайте над этим.

— Анна, приготовьтесь к защите! — командует Молибден, не прекращая что-то рисовать в своём проклятом блокноте.

В сторону девушки, прямо к её ступням ползёт несколько огромных пауков, противно перебирая лапками, вполне натурально хрустя хитиновыми оболочками. Да, это иллюзия, морок, но морок способный нанести травму. Эти паучки развеются через несколько минут, однако тому, кого они покусают ничуть не легче.

Анна взвизгивает, отскакивает назад, бросает полный ужаса взгляд на преподавателей, но те глухи и слепы к её страхам.

— Давай! — кричит ей группа. — Не дрейфь! Бей их!

Пальцы Анны сгибают и разгибают лист бумаги, превращая то в квадрат, то в треугольник, пока не получается птица. Бумажная ворона увеличивается, обрастает перьями, щёлкает клювом, взлетает с ладони девушки и пикирует вниз. Мощным клювом ворона легко, играючи раскалывает хитиновые оболочки насекомых. Защитные панцири тварей с хрустом лопаются, разбрызгивая на траву кровавые ошмётки внутренностей.

— Отлично, Анна. Вы великолепны, — хвалит преподаватель. Да уж, мне он таких слов не скажет никогда. — Но вам необходимо поработать над своими эмоциями.

Станислав защищает себя, выстругав из своей деревяшки щит, Лера легко уходит от атаки роя пчёл, предложив им в качестве альтернативы цветок, сплетённый из бисера, Регина пугает всех страшной рожей, нарисованной на листе бумаги. А вот Анатолий сдаётся. беспомощно мнёт в руках кусок пластилина, обливается потом и сопит, когда ему прямо в живот летят мелкие осколки стекла.

— Немедленно прекратите! — вопит он, когда стекляшки одна за другой ныряют в безразмерные складки его пуза. — Я не знаю, что мне делать! Вы обязаны объяснить!

На бежевой форменной рубахе вспыхивают красные пятна. Багровый от страха и бессильной ярости бывший чиновник сгибается пополам, матерится, затем ложится на траву в позе эмбриона, поскуливая от боли. Меня трясёт от жалости к этому мужчине и от страха за себя. Запах крови сплетается с мирными ароматами лета, от чего к горлу подкатывает тошнота, настолько он неуместен здесь, под этим синим небом, в лучах золотистого солнца, в стрёкоте кузнечиков.