Десница Пращура (СИ) - Чоргорр Татьяна

Чары мудрых тоже не ломали пока волю пленников, не туманили им рассудок, не потрошили память. Только не позволяли арханам шевелить руками-ногами, призывать стихии, сбежать тропою сна.

Неужели, Альдира даёт убийцам возможность высказаться в свою защиту? Неужели кровь мудрого, пролитая на снег и смешанная с нечистотами, может быть чем-то оправдана? Даже мысль отдаёт беззаконием! Впрочем, Вильяра сама отпустила охотника, убившего Мули, чтобы добраться до подстрекателя… Ой, не время вспоминать то, что уже завершилось. Всё внимание — на происходящее.

Желтоглазый пленник щерит зубы на мудрого Джуниру, повествующего о воровском промысле братьев-купцов. Как они торговали не только честно добытым, сделанным своими руками или перекупленным, а краденным из чужих кладовок, из чужих заветных сундучков. Двум хитроумным колдунам — никакие замки не помеха! Желтоглазому Таште благосклонно внимали стихии, а сероглазый Ракта чувствовал себя на изнанке сна уверенней, чем наяву…

Э, да он и сейчас сидит с закрытыми глазами! Неужели, всё ещё надеется отыскать слабину в заклятиях мудрых, скрыться самому и выдернуть брата? Похвальное упорство… Вильяра склонилась над пленником, дважды прищёлкнула пальцами, заставляя его разжать веки — и больше не сомкнуть. По себе она знает: глаза без моргания мучительно сохнут, но убийца мудрого заслужил наказание похуже!

«Вильяра, не мельтеши! Присядь и слушай,» — одёрнул её Альдира. — «Я подтверждаю: право скорого суда — за тобой. Но властью временного главы Совета я повелеваю тебе, обожди.»

А Джунира, между тем, продолжает рассказывать. Как с середины прошлой зимы вороватые купцы начали торговать не только чужим товаром, но и чужой смертью. К ним тайком обращались Джуни, обиженные соседями Наритья: слишком слабые или трусливые, чтобы мстить своими руками, недостаточно терпеливые, чтобы дождаться лета, законного времени мести. Ракта и Ташта ловко подстраивали гибель обидчиков: вроде бы от естественных причин, от стечения обстоятельств. Обидчик умирал — они получали заранее оговоренное вознаграждение. Братья очень умело заметали следы, Наритьяры их не поймали, даже не заметили, что происходит. И Джунира не заподозрил бы, не проболтайся ему один из покупателей «услуг».

Услыхав имя болтуна, желтоглазый Ташта сплюнул:

— Щурова пропасть! Дурень Акуна — действительно, первый, с кого мы взяли награду за мертвеца. Вернее, мы с Акуной просто побились об заклад, что выродок Наритья, который снасильничал его дочку, не доживёт до весны. Я-то просто-напросто знал, что тот урод заедается со Стурши, а такие долго не живут. Одним щурам ведомо, сам он загремел с лестницы, или серый свернул ему шею? А я тогда просто выиграл спор, — Ташта довольно ухмыльнулся, — А вот в следующий раз мы уже поспорили… Наверняка, — ухмылка стала шире. — Так что, пока ты, Джунира, поджавши хвост, ползал на брюхе перед Наритьярами и не слушал ничьих жалоб, мы вершили справедливый и беспристрастный суд. Поганью меньше, мир светлее!

Джунира сморщился, будто от песка на зубах, и не сразу нашёл слова для ответа. Альдира резко развернулся к нему, спросил:

— Охотники, убитые Рактой и Таштой, действительно заслуживали изгнания?

Джунира скривился сильнее:

— Некоторые… Многие! Именно поэтому я не доискивался следов сам и не сообщил Наритьярам. Я смотрел в другую сторону, пока эти поборники справедливости не тюкнули по башке моего Джуни. Просто за то, что он застал их у себя в кладовке, с полными мешками краденного.

— Неловко вышло! — фыркнул Ташта, перебив мудрого. — Ракта не хотел его убивать. Но кто же знал, что у драчливого жадины окажется такая слабая черепушка!

— Мы заплатили бы виру, по закону, — хрипло проговорил Ракта.

— Или весной приняли бы вызов на поединок, от любого из родни, — добавил Ташта. — Мы без тебя разобрались бы, Джунира! А ты… Пока поганые Наритья били-грабили всех, кого видели, ты прицепился к нам за труп неудачника и пару мешков сыти!

— За девятнадцать трупов, непрерывное воровство и неслыханную наглость, — поправил Джуни. — И чтобы вашему примеру не последовали другие сновидцы.

Жёлтые глаза Ташты блеснули торжеством:

— Ага! Нашему примеру уже следуют и будут следовать! Мы-то спровадили к щурам всего пятнадцать Наритья, считая сегодняшнего. А ты, Джунира, даже следов не способен различить, не то что судить праведно! Все вы, недомудрые, сбились с тропы, следуя за беззаконными Наритьярами! Нет вам больше ни веры, ни доверия! Да извергнут вас стихии посвящения!

— Однако ты, ворюга, сидишь здесь и пальцем не шевельнёшь, пока мы тебе не позволим, — напомнила Вильяра, срываясь на рык.

— О, я и моргнуть не могу без твоего позволения, недомудрая! — издевательски протянул Ракта. — Однако правда-то не в силе! Сила в правде! И ты тоже познаешь это очень скоро. Ты будешь вздрагивать от любого шороха за спиной. Ты станешь трястись, как прошмыгин хвост, в страхе справедливого, беспристрастного суда…

Вильяра начала набирать воздух для ответа, но тут Альдира рявкнул так, что прижали уши все присутствующие:

— Хватит! — глава Совета позволил эху отгулять по зале и продолжил. — Ракта и Ташта, с кем вы сговорились, что убьёте мудрого Наритьяру?

Ташта ответил легко, не задумываясь:

— С кем? Да мне же не хватит рук[2], сосчитать всех, кто при мне желал рыжему выползку сдохнуть позорно и в муках!

Вильяра не усомнилась в правдивости его слов. Что уж там, она сама не единожды посылала Наритьяр кувырком ко щурам. Всех вместе! Да, позже случились «качели смерти» и песнь Равновесия, когда Младший Наритьяра показал себя наособицу от Старшего и Среднего…

Альдира быстро задал убийцам следующий вопрос:

— Кто пообещал вам награду за смерть мудрого?

— Никто. Это наш прощальный дар Голкья, — не сказал, а прямо-таки провозгласил Ракта.

Колдунья снова не почуяла лжи. Ей ужасно не нравилась, как держатся братья: даже не нагло — уверено, с достоинством. Будто закон, обычаи и правда действительно на их стороне.

— Вы собирались умереть? — спросил Альдира, не давая никому времени на размышления.

— Мы собирались на ту сторону звёзд, — улыбнулся Ракта, и добавил, не сдержав досады. — Мы просто не успели туда уйти. Жаль! Там тепло, и много дичи. Там ни одна зверюга не взяла бы наш след.

Вильяра обменялась взглядами с Тринарой, тот поморщился: «Да, они уже уходили и возвращались. В их логове много чужого. Щуровы сновидцы, не ведают ни страха, ни стен, ни берегов!»

«Сновидцы… Мудрый, а ты сам-то, кто?»

«И я такой! Живу дольше, успел немного поумнеть.»

— Вы ошиблись, — припечатал Альдира. — И вы ошиблись не единожды. Мудрый Рийра, у тебя есть, что сказать о Ракте и Таште из клана Рийи?

Рийра выглянул из-за спин других мудрых, как белянка из норы:

— Нет, я не знаю этих двоих. Они покинули угодья Рийи прежде, чем я принял посвящение мудрого. Я их не знаю, и до рассказа Джуниры не знал об их делах. Поэтому я отказываюсь от права убежища и от права суда над этими Рийи.

— Мудрый Рийра, ты совсем ничего о них не знал? — уточнил Альдира.

Хранитель Рийи замялся и нехотя добавил к сказанному:

— Я слышал кое-что, но не поверил слухам и не обратил внимания. Мало ли, что болтают охотники, пережидая пургу.

— Мы услышали тебя, о Рийра. Мудрый Джунира, желаешь ли ты судить Ракту и Ташту из Рийи за их беззаконные дела в твоих угодьях?

Джунира внимательно посмотрел на пленников, прошёлся взглядом по лицам мудрых, задержался на Вильяре и ответил главе Совета:

— Я уступаю право суда хранительнице Вилья, в чьих угодьях Ракта и Ташта сотворили своё последнее беззаконие.

— Мы услышал тебя, о Джунира, — тяжело вздохнув, сказал глава Совета. — Мудрая Вильяра, желаешь ли ты судить Ракту и Ташту из Рийи за убийство, совершённое в твоих угодьях? Или передашь убийц мудрого на суд Совета Мудрых?

Вильяра подобралась, как перед прыжком. Альдира давал ей понять, что готов избавить её от выбора, от ответственности за выбор. Поганый выбор, на самом деле! Она сама достаточно пробыла под рукой Старшего Наритьяры и успела насмотреться на Среднего, чтобы понимать, что двигало убийцами Младшего. В то же время, Вильяра не желала, чтобы охотники так вот запросто изгоняли мудрых. Особенно не желала она вечно стеречь свою спину даже не от тех, кто лично затаил на неё обиду, а от ловких и дерзких торговцев чужой смертью.