Дважды кажется окажется - Елена Николаевна Рыкова

лицо таращилось на него. Тима перекрестил перед собой руки, стараясь попасть в поле её зрения: всё! Я досвистел! Затычки можно вынимать! Зейнеп не мигала.

– Ты вообще жива? – проворчал он. Остро не хватало Столаса. Этот дурень мог бы сейчас сесть ей на плечо, ласково куснуть за ухо и пробурчать какую-нибудь остроту.

– Аааарх!!! – она дёрнулась так внезапно, что Тима отскочил, больно ударившись о поверженную карусельку.

Зейнеп открыла и закрыла рот, разминая лицо.

– Дни мои как скогсры сочтены. Скоро, совсем скоро стану я деревом и успокоюсь.

– Да ладно тебе, бабуль. Ещё всех нас переживёшь.

– Тебя переживёшь, – прошелестела она. – Помоги мне подняться. Другие разломы зарастить надо.

Они побывали возле тиса, в развалинах спортивного лагеря, около Медведь-горы. Двусторонники знатно наследили на полуострове.

Рассвет встречали на скамейке под листьями-опахалами. Перед ними лежал галечный пляж. Камушки в утреннем свете казались стальными. Соль и брызги долетали до лиц. Соловей крылами размахнул руки, ногу широко закинул на ногу, дышал ровно и спокойно.

– А теперь давай-ка отправимся к этому вашему, который в речке живёт, – попросил он.

10

В нос ударил знакомый запах раздевалки: резина и застарелый пот. Верхний свет был не включён, и Марта решила, что пришла первой. Она щёлкнула выключателем – жёлтые лампы, мигая, загорались на потолке. Железные шкафчики по стенам, длинные деревянные скамейки. На одной из них сидела Соня.

– Ой, – вздрогнула Марта. – Извини.

– Привет, – обрадовалась та.

– Ты шептала что-то. Стихи учишь? – Марта села рядом.

– Не, так. Ерунда.

Ещё недавно, в начале лета, они были лучшими подругами. Потом Соня пропала. А Марта встретила Майю и Цабрана.

Палящая радость и неловкость. Марта срочно соображала, что бы ещё сказать. Но Соня вдруг наклонилась и положила голову ей на плечо. Марта осторожно, отвыкшей рукой, обняла её в ответ. Сразу же промелькнуло: страшилки, которые они рассказывали друг другу в «Агаресе», волна кудрявых волос – Соня спрыгивает с подоконника, переполох, поиски, липкое чувство вины.

– Хотела бы я, чтобы всего этого не было, – прошептала Соня.

Марта промолчала. А хотела ли она? Всё, что она пережила за последние месяцы, было так же полно острым счастьем, как и болью. Случившееся стало неотделимой частью её самой, и она уже не представляла свою жизнь без этого.

– Ты чего тут сидишь в темноте? – спросила Марта.

– Яртышников позвонил вчера, сказал на тренировку приходить, – ответила Соня. – Вот, пришла. И чё-та рано. В зал идти одной неохота. Ну, ты понимаешь, все теперь на меня глазеть будут… расспрашивать… а я ж ничего не помню.

– Вот прям вообще? Ничего?

– Сны только какие-то. Обрывки. – Соня отстранилась, принялась натягивать кроссовки. – Они мне и до сих пор снятся. Ты снилась.

– Да? – Марта тоже начала переодеваться.

– Странный сон такой… ты в поезде едешь, но будто ты – это не ты вовсе, а мальчик. А рядом с тобой старик в купе, у него крокодил маленький по столу ползает…

– Мальчик? – Марта застряла посередине футболки. – Тебе приснился похожий на меня мальчик?

Дверь отлетела к стене: Ребрикова открыла её ногой.

– Хэллоу!

За Светкиной спиной маячили Мишаевы.

– Привет! Ты как? – протянула Марта.

Ей было жаль, что Ребрикова прервала их с Соней разговор.

– Девули, сегодня даже Лилька придёт! – Тина кинула рюкзак на скамейку и сразу же стянула кофту. – Вроде ничо у неё всё там, зажило.

– Мартышон, ты только подумай, мы все пострадавшие! – Лизка надувала пузырь из жвачки. – Вы с Рыжей то ли в столовке, то ли не в столовке, – хитрый взгляд, – на Тинку навес грохнулся, Светку с температурой еле из палаты вытащили, Лилька обожглась… Сонька вообще пропала!

– Одна ты – как с гуся вода! – Тинка дала сестре шуточный подзатыльник. – Предлагаю обнуление! Забыли это страшное лето. С чистого листа. Жизнь, осень, настольный теннис.

– Как с чистого?! Сдурела? – Лизка протирала ракетку, раздувая ноздри. – Нам Веснова ещё не рассказала ничего.

Майка вошла в раздевалку вместе с Лилей Бессмертной. Ребрикова с Мишаевыми набросились на Лильку – та вытянула им правую руку, демонстрировала затянувшиеся ожоги.

– Но больнее всего в груди было, – польщённая вниманием, говорила она. – Там вот прям как огнём дышишь.

– Май, пойдём, я тебя с Соней познакомлю, – Марта потянула Рыжую за руку.

– Да мы виделись, тогда, перед грозой, мельком, – скороговоркой пробормотала Майка.

– Сонь, это Майя, – сказала Марта. – Подруга моя.

– Виделись вроде бы, – подтвердила Соня и неуверенно протянула руку.

Рыжая пожала её и посмотрела на Соню задумчиво.

– Какая ты… интересная, – сказала вслух.

Она собиралась добавить что-то ещё, но её перебила Лизка:

– Мартыш, можно тебя, это, на пару слов?

Они отошли к шкафчикам. Лизка мялась.

– Чего тебе? Говори, – поторопила её Марта.

– Тут такое дело, – Мишаева-младшая отвела глаза. – Ты не возражаешь, если я, это, с Тимаевым попробую? Ты, помнишь, говорила, что разочаровалась. А он мне вроде как тоже нравится… – Она ковырнула краску на дверце.

Женя Тимаев был из боксёрской секции. Марта влюбилась в него сразу, как только они приехали в «Агарес». Да только он сподличал, заложил их Яртышникову, когда они ночью из лагеря убегали. Еле выпутались тогда.

– Да чё ты у меня разрешения спрашиваешь-то? – нахмурилась Марта. – Я тут ваще не при делах.

– Ну, ты на него явно запала. А ты моя подруга, ну вот я…

– Ой, да ладно! Это так было, ерунда. Нещитово, как ты говоришь. – Марта старалась, чтобы прозвучало искренне, улыбнулась широко. – Конечно, я не возражаю. А что, у вас было чё?

– Ну, просто, – Лизка сильнее смутилась, – мы когда в главном корпусе все вместе ночевали, после землетрясения… А я Тинку ждала, её перевязывали… ну, и мне показалось, что… ну, в общем… может, и не показалось… – Она совсем сбилась и сказала тихо-тихо: – Он такой хороший!

Тут открылась дверь, которая вела в зал. В проёме стоял Мишка Холмов.

– Девáчки, – произнёс он, выламываясь, перекрикивая дружный визг и Светкин бас: «Холмов, это женская раздевалка!» – В связи с тем, что в силу обстоятельств у нас в лагере не было прощального костра и последней ночи, мы посовещались и решили устроить вам помазание сегодня, в день первой тренировки.

Несколько тюбиков зубной пасты, уже открытых, были засунуты в щель между дверью и косяком. Там орудовал Сухофруктов, пока Мишка толкал речь.

– Больше не мешаю вам! – Холмов галантно поклонился и с размаху хлопнул дверью.

Тюбики, раздавленные ударом, утопили раздевалку в мятном и зеленовато-белом.

11

Яртышников скакал туда-сюда вдоль шеренги спортсменов, забывая про костыли. Его загипсованная нога торчала вперёд перевёрнутой буквой «Г». Девочки, кое-как оттёршие зубную пасту, старались не улыбаться.

Группа по настольному теннису и их тренеры – старший, Василий Викторович, и младший, Пашуля, – встретились первый раз после Крыма.