Умирающие и воскресающие боги - Евгений Викторович Старшов

там, подвергая Гештинанну пыткам: «Сорвали одежду, а она молчит! Смолу на лоно ее излили, а она молчит!» («С великих небес…», особый раздел «Малые демоны открывают пасти, большим демонам молвят слово», 62–63). В итоге Думузи ловят в загоне для скота, и поэма заключается следующим образом:

Дева Инанна [так решила]

По приговору Инанны свершилось.

[Дева Инанна] горько рыдает.

«Герой мой ушел, [погублен!]

Как теперь [решать судьбу?]

Твой срок – половина года, твоей сестры – половина года!

[День твой] да придет, и в день тот [вернешься!]

День твоей сестры придет, и в день тот она [вернется!]

Светлая Инанна за свою голову отдала голову Думузи!

Светлая Эрешкигаль!

Хороша хвалебная песнь тебе!»

(«С великих небес…», строки послесловия 3, 6—15)

Вот такой сюжет, сильно смахивающий на низкопробное индийское кино. Он абсолютно противоречит «официально устоявшейся версии» мифа об Иштар и Таммузе, но он, несомненно, является его прямым предшественником, что особенно подчеркивается текстуальными совпадениями. Да и мотив предательства переходит с Инанны на Иштар, о которой говорится: «Владык владычица, богинь богиня! Иштар, ты царишь полновластно, ты защитница людская! <…> Пожинаешь все сущее, словно колосья, тебя венчали тиарою власти! <…> Ты – предавшая друга подруга, владычица распри, ты ровняешь горы!»

Кроме того, шумерская концовка гораздо более логична, объясняя своеобразное «разделение по времени», проводимое Думузи на земле и в преисподней. К сожалению, произведение слишком большое, чтоб целиком помещать его в данную работу, да вдобавок существуют еще и параллельные тексты, описывающие лишь отдельные части сюжета, хотя и более детально, но их все можно найти в 1-м томе «Библиотеки всемирной литературы»: «Поэзия и проза Древнего Востока».

Брак Иштар и Таммуза. Шумерский рельеф

Как в случае с Осирисом, есть основания предполагать реальное существование Таммуза (Думузи), поскольку отрывочные древние надписи («Царские списки») упоминают двух исторических персонажей с этим именем, один из них был рыбак, другой – пастух (единственное свидетельство о последнем – Ниппурский царский список), и оба закончили жизнь царями: рыбак – властителем города Урука (XXVII в. до н. э.), пастух – властителем Бад-тибира (XXX в. до н. э.). Некоторые считали его сыном Семирамиды.

Анализируя сказания о Таммузе, видим, что на него наложили отпечаток те же аграрно-культовые представления, что и на Осириса. День его рождения, как всякого уважающего себя умирающе-воскресающего бога, – 25 декабря. Как и Осирис, Таммуз ассоциировался с зерном – интересно отметить сведения арабского писателя конца Х в. н. э. Эн-Недина о праздновании жителями Харрана еще в его время «праздника плачущих женщин» в середине месяца, именуемого Таммузом: «Женщины оплакивают его (Та-уза, как передает его имя автор. – Е.С.), так как господин жестоким образом его умертвил, кости его смолол на мельнице и развеял по ветру. В течение этого праздника женщины не вкушают ничего смолотого (мучного), а питаются лишь размоченной пшеницей, стручками, финиками, изюмом и тому подобными вещами». Явно бога постигла судьба зерна, коль скоро его перемололи! Это зерно «умирает» в земле, для того чтобы дать всход, и вместе с тем, естественно, «хлебный» Таммуз становится залогом воскресения и людей. О нем так пели вавилоняне: «Пастырь, царевич Таммуз, жених Иштар, государь преисподней, владыка могилы!.. Он идет, он уходит в земную грудь, наклоняется он к земле мертвецов, полный жалобы, в скорбь повергнутый». Еще более роль Таммуза в воскрешении людей прослеживается в поверье, что, когда он воскресает, души прежде умерших выходят из подземного мира на Землю – вроде как на побывку. Этих духов чествовали на особом празднестве, веря, что мученическая смерть Таммуза обеспечивает им прощение грехов, посмертное существование и, в итоге, воскресение. М. Элиаде видит в культе Таммуза этакое народное самоутешение: «Плач и ликование народа, отмечающие страдания, смерть и воскресение Таммуза или любого другого аграрно-космического божества, запечатлялись в сознании народов Древнего Востока в такой степени, масштабы которой еще не получили должной оценки. Ибо дело было не только в предчувствии воскресения, которое должно последовать за смертью человека, но в равной мере и в утешительной силе страданий Таммуза для каждого отдельного человека. Любое страдание можно было вытерпеть, если вспомнить о драме Таммуза… Таммуз, как и любой другой вариант того же архетипа, оправдывает, делает переносимыми страдания праведника. Бог – как (столько раз!) праведник, невинный – страдал без вины. Его унижали, избивали до крови, бросали в “колодезь”, то есть в ад. Там его навещала Великая богиня (или, по более поздним гностическим версиям, “посланец”), ободряя и оживляя его. Этот столь утешительный миф о страданиях бога долго оставался в сознании народов Востока».

А пока нищета себя утешала, царь развлекался, используя, как ни парадоксально, тот же самый миф. Как известно, в вавилонский Новый год (1—11-го числа месяца нисану, начинавшемуся по нынешнему календарю между 18 марта и 12 апреля) Таммуз возвращался из царства Эрешкигаль (наступала весна, все плодоносило), и Иштар спала со своим воскресшим сыном – вот и царь-батюшка воспроизводил этот сакральный брак с богиней, исполняла обязанности которой храмовая проститутка. Местом имения была особая потайная комната в храме. Многие вавилонские цари именовали Иштар своей супругой, хотя и в этом они шли весьма проторенной дорогой: Инанна была женой всех шумерских царей. Р. Патай сравнивает их следующим образом: «Трех-четырех примеров хватит, чтобы представить богиню, которая играла центральную роль и в религиозном ритуале, и в народном сознании Древнего Ближнего Востока. У разных народов ее зовут по-разному: у шумеров Инанной, у аккадов Иштар, у ханаанеян Анат, и все-таки в веках и даже тысячелетиях она не менялась. Вначале она объявила себя богиней любви и войны, и везде для нее были характерны целомудрие и распутство, материнская забота и кровожадность. Самой старшей из них была Инанна, великая шумерская богиня любви и войны, божественная хранительница Урука (библейского Ерхона), чье положение в шумерском пантеоне стало прочным около III тысячелетия до н. э. То, что ее считали девственницей, очевидно из двух эпитетов-приставок к ее имени: в мифах и других текстах ее чаще всего называют “девственная Инанна” или “чистая Инанна”. У шумеров она в первую очередь отвечала за сексуальные отношения, произведение потомства и плодовитость и безотказно отдавалась Думузи (Таммузу), древнему мифическому правителю шумеров, а потом становилась женой всех шумерских царей по очереди. Не оставалась она безответной к домогательствам простых смертных: в старой шумерской легенде рассказывается о садовнике, который однажды ночью воспользовался усталостью Инанны и овладел ею. Проснувшись утром, Инанна пришла в ярость, и ее