Офицерский гамбит - Валентин Бадрак

Однажды во время приема в посольстве с ограниченным числом приглашенных Артеменко получил любопытное пояснение ситуации. Он любил приходить в просторное, всегда торжественно убранное и в то же время по-русски теплое помещение с высоким потолком. В тот раз, взяв бокал с красным вином, он отошел немного в сторону, чтобы осмотреться, свыкнуться с обстановкой и собравшимся обществом. Однако к нему тут же подошел с бокалом в руке довольно седой мужчина с печальными умными глазами и зачесанными назад редкими волосами. Алексею Сергеевичу бросилась в глаза запоминающаяся светлая борода, глубокие борозды морщин на лбу и многочисленные лучистые морщинки вокруг глаз.

– Алексей Сергеевич Артеменко? – вежливо осведомился он, и когда Артеменко кивнул утвердительно, он представился. – Мне рекомендовали обратиться к вам. Я – Иван Елисеевич Выхухолев, главный конструктор московского предприятия «Салют». Вероятно, вы слышали о таком.

Артеменко действительно знал это предприятие. Одно из тех, где должны были развертываться дублирующие производства той оборонной продукции, которую выпускали заводы Украины. Алексей Сергеевич не так давно готовил Центру детальную сводку по украинским предприятиям. Он не удивился тому, что кто-то направил конструктора именно к нему: система действовала, как предельно точно отлаженный механизм, в котором схема ответственности и полномочий каждого винтика или шестеренки была понятна координаторам, указывающим новым исполнителям больших и маленьких ролей нужные направления движения и коридоры.

– Чем могу быть вам полезен? – с улыбкой спросил он и пригубил вино.

– Видите ли, – начал его собеседник, – мы с давних времен сотрудничаем с украинскими предприятиями, еще когда все были неоперившимися советскими конструкторскими и производственными базами. Сегодня же все поменялось, и у нас вот два предприятия – рыбинский «Сатурн» и наш «Салют» – рассматриваются в качестве производственной базы газовых турбин для флота…

Конструктор прервался, нервно вздохнул и виновато улыбнулся: мол, извините, что приходится рассказывать малоинтересные детали. Артеменко еще раз отметил, насколько немолод стоящий перед ним человек.

– Продолжайте, пожалуйста, – попросил он.

– Так вот, мы приступили к разработке газовых турбин для военных кораблей морской и океанской зоны, в частности фрегатов и эсминцев. Государством выделены немалые, я вам скажу, средства – миллиарды. Могу доложить, что еще два года назад один наш двигатель успешно прошел испытания, потому и мы полны новых надежд, и от нас уже ждут чудес. Продвинулись ребята и в Рыбинске Ярославской области. Но не все так просто, как кажется на первый взгляд. И мы уже немолоды, и молодежь, как говорится, не та.

Алексей Сергеевич удивился – этот человек никак не мог подойти к волнующему его вопросу. Гул говорящих нарастал, и он уже прикидывал, с кем надо поговорить во время этого неформального форума единомышленников.

– Иван Елисеевич, – решил он подбодрить разработчика, – я готов вам помочь, если это в моих силах. Но скажите, что конкретно я мог бы сделать?

– Понимаете, – он вдруг залпом допил треть бокала вина, поставил его на столик в полутора метрах от них и стал говорить смелее и быстрее, точно боялся, что потеряет собеседника, – я приехал с целью вовлечь в проект украинских специалистов николаевского предприятия «Заря-Машпроект». Если мы, так сказать, перекупим нескольких инженеров, то на годы сократим сроки налаживания собственного производства. И тут ваш фонд мог бы оказать неоценимую услугу, а все контакты с николаевскими специалистами у меня имеются.

И конструктор подробно рассказал ему, какой может быть механизм взаимодействия с фондом. Дело это было прелюбопытное, не лишенное особых козырей для практической работы разведчика – ведь речь шла о привлечении носителей технологий. В то же время Артеменко должен был доложить об открывшемся шлюзе и снабдить Центр своими предложениями и рекомендациями. Незаметно ощупывая взглядом присутствующих в зале, Артеменко пообещал содействовать в деликатном деле. Они обменялись контактными телефонами, договорились об ориентировочном времени связи, и Артеменко уже собрался оставить своего собеседника, как пожилой заводчанин вдруг озадачил его вопросом:

– Скажите, Алексей Сергеевич, вам нравится то, что сегодня происходит между Россией и Украиной?

Поговорить, что ли, ему хочется, подумал он, глядя на уже сгорбленную под тяжестью лет фигуру.

– А вам? – спросил он и сам почувствовал, как ехидство наползает на собственное лицо.

Но седой бородач не обратил на это внимания, а может, в самом деле хотел выговориться.

– Вы знаете, мне очень не нравится. Миссия моя какая-то противная, мы ведь со многими производственниками и разработчиками десятилетия знакомы, связи были прочнее железных цепей. Отношения за десятилетия сложились, как у родственников. А теперь не знаю, что произошло, почему мы по разные стороны баррикад оказались.

– И у вас есть ответ? – Алексею Сергеевичу не терпелось уйти, но правила приличия и этикета требовали последовательности.

– Да я даже не об этом, а о последствиях. У меня брат – биолог. Ученый. Так вот он считает, что это самая что ни есть внутривидовая агрессия у человека. И у современных людей должны быть веские основания считать внутривидовую агрессию наиболее серьезной из всех опасностей, которые нам угрожают в настоящее время.

Только после этих слов Артеменко прошибло, как будто он увидел вспышку, сноп яркого света, ударивший в глаза. Старик между тем продолжал:

– У нас получается, как у крыс. Если запах чуждый – шерсть встает дыбом, и крысы с выпученными, налившимися кровью глазами начинают смертельную охоту. Только у людей есть одно существенное отличие – нам запах чужака заменяет клич лидера о том, кто есть чужак. И вот я думаю: а разве не может лидер ошибаться?

– Может, пожалуй, что может, – медленно проговорил Артеменко, обуреваемый новыми мыслями о происходящем, слегка оторвавшими его от реальных событий. Дальше он говорил машинально. – Но, может быть, это делается с целью усиления?

– Если бы у меня была четкая уверенность, что этот наш внутренний российско-украинский конфликт служит нашему общему укреплению в борьбе с внешними врагами, я бы, пожалуй, согласился с суровой необходимостью нынешних времен. Но беда в том, что такой уверенности у меня нет. Более того, есть уверенность, что эта искусственно спровоцированная дуэль может оказаться очень болезненной. Или даже выйти из-под контроля тех, кто ее задумал. Брат мне много рассказывал и показывал из жизни этих пресловутых крыс, которые, между прочим, весьма схожи с человеком по своей сути. Так вот, больше всего меня поразило то, что во внутривидовой борьбе хотя многие и гибнут от укусов, ранений и потери крови, больше всего животных погибает от нервного истощения, психического перенапряжения и ожидания смертельной схватки. Разве вам это ничего не напоминает из наших сегодняшних реалий?

Вопрос конструктора остался без ответа, да он его и не ждал. Двое участников этой случайной встречи, пожилой мужчина и мужчина средних лет, взяли еще по бокалу, осторожно, без звона, сомкнули их в честь знакомства и разошлись в разные стороны. В тот вечер у Артеменко состоялось в посольстве еще несколько разговоров разной степени важности, и будто бы нарочно он, увлеченно беседуя, натыкался глазами на сутулую фигуру в мешковатом, довольно стареньком костюме. Седина и плавающая старческая походка выделяли его из массы статных, хорошо одетых и великолепно держащихся людей – дипломатов, военных, бизнесменов и их изысканных леди. И мысль, непринужденно посеянная стариком, незаметно поселилась в голове у полковника. Она явилась как мгновенный ответ склонного к анализу мозга на заложенные в него данные: ведь если мы, как крысы, рвем друг друга на части, а между тем очень тщательно соблюдаем внутрисемейную верность, значит, мы точно не одна семья. Мы – разные! Вот, оказывается, в чем вопрос.

Глава седьмая

(Москва – Киев – Бухарест, ноябрь 2007 года – апрель 2008 года)

Эффект разыгранного представления становился похож на действие неизлечимой болезни в организме человека. Внешне человек вполне нормально себя чувствует, сносно работает, весело, ничего не подозревая, улыбается, наслаждается плотскими радостями или чем-то возвышенным – словом, живет. Тогда как внутри него злые силы давно ведут тихую разрушительную работу, готовят его организм к подрыву, который напомнит о тленности всего сущего и превратит подвижное, чувственное тело в гниющую оболочку, выселит душу… Клетки меняют информационный код, и… происходит смена состояния. Жизнь сменяется смертью, свет превращается в темень, на плоскости свободы прорастают сорные признаки рабства. Клетки начинают «думать» иначе, и все – человек вместо развития и счастья получает лихорадочную, никогда не оставляющую его мысль о смерти, а с нею саму смерть… Смерть и жизнь, горе и радость, поражение или победа – все зависит от единственного: информационного кода, заряда мысли.