Дочь Эрлик-хана - Роберт Говард

Туркмены обступили Гордона. Никто ни о чем не спрашивал, но вопросительные взгляды и горящие глаза говорили лучше всяких слов. Гордон усмехнулся.

— Только лошадей пожалейте.

Разрешение было получено.

Сам Пророк Мухаммед не смог бы убедить разбойников, что Гордон ничего подобного не ожидал. Они полагали, что Аль-Борак просто-напросто выполнил свое обещание и привел их в Йолган исключительно ради золота. Вскоре у лошадей начали подгибаться ноги — но уже не от усталости, а от тяжести седельных сумок. Вовремя вспомнив наказ Гордона, туркмены принялись набивать золотом сумки, пояса и карманы. Но груды слитков словно не уменьшались, а разбойники стояли над ними, воя от отчаяния. Они проделали весь этот путь, рисковали жизнью… чтобы здесь столько осталось!

— Мы сюда вернемся, — лихорадочно пробормотал один из них. — Мы вернемся с повозками и тысячами лошадей, чтобы вымести отсюда все до последней крошки, клянусь Аллахом!

Терпение Гордона лопнуло.

— Собаки! — рявкнул он. — Вы и так набрали столько золота, сколько вам и не снилось! Может, теперь будете его глотать, пока не лопнете, как шакалы на падали? Или вы ждете, чтобы киргизы обогнули гору и перерезали вас? Тогда зачем вам золото?

Он уже обнаружил нечто более интересное — кладовую, где в кожаных мешках хранилось зерно. Заставив разбойников опустошить несколько сумок, набитых золотом, он приказал пополнить запасы корма, который мог понадобиться лошадям. Туркмены недовольно заворчали, но повиновались. Теперь они были готовы выполнить любой приказ своего предводителя, даже если бы он приказал им ехать прямо в ад.

Его тело ныло от усталости, голова кружилась. Сжевав горсть сырого ячменя, американец почувствовал себя чуть бодрее. Ясмина сидела в седле, прямая и неподвижная, но ее сияющие глаза не туманили ни усталость, ни раздражение, словно она и впрямь была богиней, чьи силы неисчерпаемы. Гордон по-прежнему восхищался этой удивительной женщиной, но теперь к этому чувству примешивалось глубокое уважение.

Наконец лошади были навьючены, и отряд продолжал путь по сказочному подземному дворцу, где золото казалось таким же доступным, как и камень. Туркмены жевали ячмень и возбужденно обсуждали, какие радости жизни они смогут теперь купить. Наконец туннель закончился. Впереди была бронзовая дверь — точная копия той, что осталась позади. Она тоже была не заперта. Жрецы знали: никто, кроме них самих, даже не попытается приблизиться к горе Эрлик-хана. Гордон потянул за тяжелое кольцо, дверь мягко открылась, и он выехал наружу, навстречу бледному тревожному рассвету.

Туннель выходил в небольшое ущелье с высокими отвесными склонами. Неподалеку, из расселины в камне, бил родник.

— Тебе дарована жизнь, Аль-Борак, — внезапно произнес Йогок. Он больше не дрожал и впервые за это время смотрел на Гордона прямо и открыто. — Иди. В трех милях отсюда есть тропа. Иди по ней, там будут луга с хорошей травой для твоих лошадей, чистая вода. Потом сверни к югу. Через три дня придешь в земли кочевников. Ты знаешь эти земли, хорошо знаешь. И кочевники никогда не нападут на тебя. Ты будешь в тех землях, а киргизы только обогнут гору. Они никогда не войдут в те земли. Граница — не забор на пастбище. Граница — то, через что человек не переступит. Куда идти дальше, решай сам. А теперь, Аль-Борак, отпусти меня и дай уйти.

Гордон недоверчиво покосился на жреца.

— С радостью, но не сейчас. Ты вернешься, встретишь киргизов — и что ты им скажешь? Когда они тебя спросят, что случилось с богиней?

Йогок не ответил; бросив быстрый взгляд на Гордона, он опустил голову и засопел.

Американец почувствовал, что закипает. Он с презрением взглянул на Йогока, потом обвел взглядом туркмен. Чуть живые от усталости, они смотрели на своего вождя с преданностью. Разбойники, убийцы… но Гордон знал, что ни один из них не ударит его ножом в спину. А этот жрец вел их тайными тропами, но по-прежнему не вызывал у него доверия. И от него можно ждать любой подлости.

Кивнув Орхан-шаху, Гордон выехал на тропу и посмотрел в ту сторону, откуда должны были появиться кочевники, но там по-прежнему было пусто. Тогда он приказал туркменам ехать вперед, а сам притаился в тени выступа и продолжал наблюдать.

Внезапно со склона скатился камень, затем еще один. Жеребец взвился на дыбы, затанцевал, попятился и едва не сорвался в пропасть. Спрыгнув с коня, Гордон укрылся за большим валуном и молча следил за этим странным камнепадом. Нет, он начался неслучайно. Гордон чувствовал себя омерзительно беспомощным. Потом он подумал о Ясмине, и это чувство стало нестерпимым. Казалось, ее слабые крики доносятся сквозь грохот камней, пальбу и яростные вопли сражающихся — только по этим звукам он понял, что в нижнем ущелье завязался бой не на жизнь, а на смерть.

Не дожидаясь, пока камнепад прекратится, он снова вскочил в седло и помчался на выручку.

Но драться было не с кем. Просто ущелье было перегорожено грудой камней. Туркмены метались, как волки, попавшие в ловушку, с воем и рыком размахивали кривыми саблями и стреляли, словно на склоне сидели им одним видимые призраки.

— Убейте жреца! — завопил кто-то. — Убейте! Он заманил нас в ловушку!

Лицо Йогока словно покрылось пеплом. Он вытянул вперед дрожащие руки, как будто это могло его защитить.

— Не убивайте! Я вел вас быстро, самой прямой дорогой! Киргизы не успели обойти гору.

— Так кто же это? — крикнул Гордон. — Жрецы и послушники? Которые поджидают тех, кто побывал в горе Эрлик-хана? И ты их не предупредил? Или не стал предупреждать? Говори!

— Нет! Клянусь Эрликом! Золото добывают три луны в год, потом уходят. И жрецы, и послушники — никого здесь не было! Я не знаю, кто это!

Гордон оглянулся на тропу… и похолодел. До сих пор он не верил в призраков.

— Он не знает, тупой америкашка! Ну что, кто с кем поквитается? Ты уже решил, что я свернул себе шею? Не суди по себе! Я знал, куда упаду. Я видел, как ты плюнул и пошел прочь, — сидел и смеялся над тобой. Так что не надейся меня пережить.

— Ормонд! — ахнул Гордон.

— Как думаешь, с чего я вдруг пристрелил того шамана? — усмехнулся англичанин. — Он все рассказал мне о тропах вокруг горы Эрлик-хана. Я давно уже брожу здесь… и вот наконец-то! Я очень хорошо слышал, как вы с этим лысым дикарем любуетесь утром и обсуждаете планы. А пока вы болтали, я пробрался в гору — из нее много выходов, — запер на замок дверь с той стороны и вернулся. Теперь вы в ловушке. Хотите — бегите обратно в пещеру. Но дверь заперта! Так что можете метаться здесь, как тараканы, а я буду давить вас по одному. Я в лучшем положении, чем ты, Гордон. Ты даже не видишь меня, а я тебя — как на ладони. А может быть, я продержу вас тут некоторое время. И дождусь, когда киргизы доползут сюда и перережут вам глотки.