Только герцогу это под силу - Сабрина Джеффрис

Не услышав от неё ни слова, он добавил:

— Разве это не то, что нужно? Или вы непреклонны и хотите видеть, как толпа уничтожает мои экипажи?

— Это не смешно, — сказала она. — Наша группа серьёзно настроена добиться человечного обращения для тех женщин.

— Не так уж серьёзно, — герцог ещё сердился на то, как она ранее ловко крутила им. — Иначе не отказались бы и воспользовались моими значительными талантами для своей наибольшей выгоды.

— Прекратите, не побуждайте меня втягивать вас в наши политические дела, — она сложила руки на коленях. — Я знаю, что наблюдение за нами — это не подлинная ваша цель.

— Это, безусловно, не единственная моя цель, — проговорил он тихо.

— Как это понимать?

Он медлил, тем не менее, уж лучше быть честным там, где это возможно. Честность всегда продвигала его дальше в отношениях с ней, чем обман.

Всё это ухаживание — обман, насмехался дедушкин голос. И ты называешь меня лицемером?

Саймон сжал зубы. Это не обман — он полон решимости жениться на ней. Он просто скрывал свои мотивы ради этого: только так можно было добиться наилучшего для всех исхода — включая её.

— Наверняка, мое желание очевидно. Я хочу быть с вами, Луиза.

Она недоверчиво посмотрела на него.

— Почему? Король вам что-то рассказал? Он всё никак не уймется, заладил о моей деятельности…

— Это никак не связано с королём, — отрезал он, позже пожалев о вопиющей лжи. Но Господи, Луиза иногда вынуждала его. — Ты самая недоверчивая особа, которую мне доводилось встречать. Упаси боже мужчину взяться ухаживать за тобой…

— Ухаживать за мной! — её мелодичный смех раздражающе подействовал на него. — Ухаживать за мной? Ну и дела.

— Не самый лестный отклик, — проворчал он.

— Нет, нет, простите меня, я польщена, правда, польщена. — Её плечи сотрясались от смеха, и она крепко сцепила одетые в перчатки руки.

— Могу видеть, как вы польщены. Вы на грани обморока.

Девушка озорно взглянула на него.

— Вы предпочли бы видеть меня в обмороке?

— Я предпочел бы видеть, что вы воспринимаете меня всерьез. Так как на этот раз я твёрдо решил завоевать вас.

Её глаза потемнели.

— Вы это серьезно, не так ли?

— Я бы не произносил это, если бы… — Он спохватился слишком поздно.

— Так не думали? — закончила она, с игривой улыбкой на устах. — Мне кажется, достаточно легко вспомнить, как вы тогда впервые произнесли это, имея в виду совсем иное.

Герцог разозлился.

— С того времени всё изменилось. И я изменился. — Сильнее, чем она себе представляла, даже если у него до сих пор были скрытые мотивы ухаживать за ней.

— Не вы один, — прозвучало так, будто она пыталась убедить в этом не только его, но и себя. — Вот почему нет смысла вам за мной ухаживать. Я больше не наивная глупышка, ловящая каждое ваше слово.

— Вы никогда не были глупышкой. — Он нервничал, хотя осознавал, что этот разговор ни к чему не приведет. Понятно, они не могли двигаться дальше, минуя его.

Грум Саймона, может, и не слышал их за возбужденным «щебетанием» Раджи и поднятым верхом фаэтона. Но на всякий случай, Саймон понизил голос.

— Это я был дураком, Луиза. Я полагал, что могу делать всё, что король ни попросит, ни ранив никого. — Тон его становился язвительным. — К несчастью, у меня досадная склонность заходить в деле слишком далеко, когда любой другой бы уже протрубил отступление.

— Правда? — проговорила она холодно. — Продолжайте.

— Я не думал так, как сказал, клянусь. — Сжимая поводья, он внимательно смотрел на усыпанную гравием дорогу. — Тем вечером, когда вы сказали мне, что я не должен видеть вас, пока вы не достигли совершеннолетия, я понял, что мои планы рушатся. Слова сорвались…

Она запнулся, осознав, как ничтожно это прозвучало. Тем не менее, это правда. Отчаянно пытаясь сохранить королевское влияние, он произнёс те роковые слова, навсегда изменившие его жизнь: «Бежим со мной. Я люблю тебя. Выходи за меня».

Секундой позже, он пожалел о них. Даже в пылу юношеских амбиций, он понял, что зашел слишком далеко. Но, всё же, не взял слов обратно.

И когда её личико засияло, и она сказала «да», совершенно нормальным показалось поцеловать её. Особенно, когда он неделями мечтал об этом, думал об этом по ночам, сгорал от желания прикоснуться к ней…

— Дело в том, сэр, — сказала Луиза, — меня больше не волнует, что вы изменились. Я не собираюсь больше выходить замуж ни за кого. Ни за вас, ни за другого мужчину.

Он не хотел верить ей. Его сестра заявляла о том же, пока не уступила ухаживаниям Дрейкера. И, если Луизе вздумалось отвадить его, ей придется постараться.

— Скажите, чего вы желаете, вы не из тех женщин, что…

— Посвящают свою жизнь какому-то делу?

— Отказываются от мужчин. Вы слишком страстная, вам не вынести жизни старой девы.

— Только потому, что я вконец растаяла от вашего поцелуя семь лет назад…

— И четыре вечера тому назад, — проворчал он.

— Я же говорила, это был эксперимент. Он ничего не значит.

Он искоса посмотрел на неё.

— И поэтому вы меня избегаете. — Его сарказм нарастал. — Поэтому сегодня вам помешали скрыться…

— Этого не было! — быстро взглянув назад, она понизила голос. — Просто моё дело намного важнее нас с вами или того, что между нами произошло.

Но руки у Луизы дрожали, а щёки заливал прелестный румянец, и это вызвало в нём волну ликования.

— Докажите.

— Простите?

— Докажите, что ваше дело в край важнее всего остального. Позвольте консультировать ваш комитет. Вам хорошо известно, я могу быть бесценным для вас. И не несите чепухи о том, что не доверяете мне. Если бы я хотел выведать ваши секреты, я бы это сделал. Но дайте шанс, и я смогу быть вам очень полезен, помогая лавировать в политических водах.

Во всяком случае, пока он не женился на ней. Он ничего не имел против её замечательной группы, но они нарывались на неприятности, раз продолжали её слушать. Реформаторские группы, что впадали в немилость общественного мнения, преуспевали только в том, что тормозили своё дело.

Поскольку она — их движущая сила в политике, им было бы лучше без неё. Тогда они могли бы снова помогать женщинам-заключённым, пока их реформы законодательно не воплотятся, здравым ходом, здравыми людьми, такими как он.

Но, если убрать Луизу из группы, это также нанесло бы вред их благотворительности?

Только в одном Ньюгейте находятся 287 женщин и 113 детей, запертых с убийцами и разбойниками. Дети, о Господи, в возрасте до шести лет.

Это не имело значения, говорил он себе, игнорируя муки своей совести. Иногда даже замечательные благие дела могут быть принесены в жертву для достижения всеобщего блага. Он намеревался оставить в силе сделку с королём, что бы она ни повлекла за собой. Чем скорее он прекратит вмешательство Луизы в политику, тем лучше для всех.