Нотариус - Екатерина Сереброва

– Нет, но проходили реабилитацию вы в клинике Серпухова – это фамилия Ларисы после замужества. Неудачного, к слову. И далеко не первого.

– Причем тут она? – побледнев, но переборов немедленное желание вцепиться врагу в глотку (война не проходит бесследно), спросил Остапенко.

– А вы не знали, что у Вронцовой есть сынок? Ему девятый год.

Как унизительно слышать подобные вещи из уст врага, который, несмотря на всю свою слабость, продолжал оставаться сильнее.

У Саши внутри все похолодело. Ребенок… у него, похоже, был еще и сын. Если Коновалов не брешил или жестоко не ошибался.

– Допустим, у нее родился от меня сын, – не веряще пробормотал Остапенко, пытаясь рассуждать логически и апеллировать к здравому смыслу. – Лариса была несчастна в браках. Но зачем ей мстить мне спустя столько лет? Да и убийство – чересчур.

– Вы недооцениваете обиженную женщину, – улыбнулся Коновалов уголками губ: о да, поучать и размусоливать ему нравилось. – Какой бы порядочной или светлой та ни была, коснись ее страдать из-за мужчины, бросившего ее одну с ребенком, – не видать тому неудачнику покоя. Как раз со временем обида либо проходит, либо нарастает. Как в случае с Ларисой.

– Неужели ей вдруг ни с того, ни с сего стукнуло в голову укокошить бывшего?

– Кое-что Вронцовой могло помочь, – Коновалов кивнул на тумбочку подле себя.

Саша заметил на ней газету и жадно бросился к открытой заметке о Семене Викторовиче с его крупной, немного смазанной фотографией.

– И что?

– Приглядитесь к фото.

Александр приоткрыл рот: на заднем фоне маячила фигура его, Саши.

– Подстава?

– Нет, ну что вы. Не поверите, но за мной порой следят самые обычные папарацци. Уж вроде стар, любовниц не таскаю, интриг не плету – что им надо? – усмехнулся сам себе Коновалов.

Остапенко было абсолютно не смешно. Он начинал подозревать, что чертов следопыт может оказаться прав. Случаи убийства из-за неоправданных надежд и несчастной любви – очень частые. Таким образом вписываться в статистику Саша совершенно не желал.

6

Последующие три дня пролетели незаметно и вместе с тем довольно обыденно. Просто Александр занялся переделыванием того самого договора на имя Ильи Коновалова, о котором они с его отцом вели речь.

Аннулировать незаконный документ сперва казалось легче легкого, но на деле Остапенко пришлось приложить немало усилий для того, чтобы подобрать наиболее точные формулировки отмены и составить на этой основе новый контракт. Сам Илья Свет Семенович не путался под ногами, не мешался и удивительным образом свел их с Сашей встречи к минимуму, что было невероятным, учитывая, что гостиная была проходной комнатой. Они пересекались только на веранде во время трапез, обменивались взаимными неприязненными взглядами. Отпрыск Коновалова зависал в интернете – и этим объяснялось все.

Раненый потихоньку подлечивался под руководством Николая, из своей комнаты тоже почти не показывал носу, а на разговоры с ним о прошлом Остапенко пока больше не тратился.

За это время Александр все же связался с Ниночкой, что-то сумел придумать в свое оправдание, сославшись на занятость. Пришлось солгать, что он по-прежнему дома. Куда, кстати, не мешало наведаться и проверить сохранность квартиры.

Но это мучило Сашу меньше всего. Во-первых, скоро приезжала Софа, и следовало что-то срочно решать, а во-вторых, он, естественно, вовсе не забыл о Вронцовой и своем возможном сыне. Когда эмоции поутихли, Александр рассудил, что ребенок у них, конечно, зачаться мог. Но почему же она ни разу не дала знать? Лариса располагала сведениями о его адресе, жене Нине, а Саша никуда надолго не скрывался. Она была особой весьма необычной – вполне в духе Вронцовой (или теперь уже Серпуховой?) устроить нечто вроде шпионажа за Александром, скажем, ради очередного эксперимента, но чтобы нанимать киллера? Что за бред? Как раз-таки столь общительная, предприимчивая Лариска, которой всегда было важно «посмотреть врагу в глаза», насладиться чужой болью лично, не стала бы отсиживаться много лет в ожидании подходящего случая. Если б что-то и до сих пор останавливало или мешало ей это сделать, то уж наверняка Вронцова явилась бы сейчас, эффектно и громко.

Странно было подозревать ее в столь гнусном происшествии. Ударить в спину – как-то мелко. Может, двух недель и недостаточно, чтобы узнать человека, однако Саша почему-то был уверен, что в случае с Ларисой – вполне. Он слишком быстро увлекся ею – вплоть до желания немедленно развестись с Ниной – и так же спешно разочаровался, приняв решение навсегда вычеркнуть свой глупый побег от жены из жизни. Что было просто и легко накануне отправки в горячую точку.

Работая над бумагами, где постоянно фигурировала фамилия «Коновалов», Саша не мог не думать, что только скажи он Семену Викторовичу, и тот отправит своего верного пса по следу Вронцовой. Но разобраться ему хотелось самому. Не слушать интригана со стажем, не полностью доверяться ему, словно близкому родственнику, а реально проверить факты. У Александра была важная зацепка – место работы Ларисы, где он, по случаю, еще и лечился. Клинику эту ему не забыть, и как туда добраться Остапенко, безусловно, знал.

Ранним утром четверга, уладив-таки все свои юридические дела, Александр специально поднялся ни свет, ни заря, чтобы выбраться незаметным и никем не остановленным. Проходя через гостиную, он нервно косился на Илью: юноша на диване дрых мертвым сном в обнимку с ноутбуком. Его сейчас и гудком паровоза не разбудить – явно провел полночи за своим «лучшим другом». Светлые волосы, прикрывающие худое, с очерченными скулами, лицо Ильи, удивительным образом кудрявились, чего Саша прежде не замечал. Видимо, мать мальчишки была хороша собой – в голове сразу представился образ яркой, примечательной блондинки из глянцевых журналов. Она наверняка была моложавой и не выглядела на свой возраст (они с Коноваловым были ровесниками). И немного женственной красотой Илья был наверняка обязан ей. Выбросив ненужные мысли из головы, Саша покрался дальше.

Выезжая на своей машине из дачного поселка, Александр чувствовал невероятный прилив энергии и был счастлив. Не ожидал, что так соскучился и по автомобилю, и по ощущению свободы, которое, оказывается, успел утратить, и по городским пробкам. На выезде он простоял с полчаса, но широко улыбался, чем немало озадачил проезжающих мимо водителей, удивленно сворачивающих на него шеи. Какой придурок будет радоваться бесполезному стоянию в пробке? Но Остапенко, словно пес, давно просившийся на прогулку и получивший желаемое, по ходу движения потом еще и голову в окошко просовывал – ловил подзабытые ощущения, наслаждался одиночеством и духом самостоятельных действий. Опека врага – что может быть хуже?