Флоренция и Генуя - Елена Грицак

Капелла Медичи – самое трагическое творение Микеланджело

Лоренцо, так и оставшегося простым гражданином, похоронили на кладбище, но в 1534 году прах перенесли в фамильный склеп при церкви Сан-Лоренцо. Здание капеллы, иначе называемой Новой ризницей (итал. Sacrestia Nuova), вместе с частью убранства считается самым трагическим творением Микеланджело и одним из наиболее значительных произведений мировой культуры. Мастер получил заказ после очередного переворота, испытав тяготы осады, затратив много душевных и физических сил, едва не расставшись с жизнью при защите Флоренции и многострадальных Медичи, которых вновь пытались свергнуть. Он приступил к работе, будучи в тяжелой депрессии, разочарованный в людях и с не присущим себе мистицизмом обратившийся к Богу, не случайно в статуях капеллы отразились переживания, выпавшие в тот период на долю и самого Микеланджело, и его родного города.

Возведенная им пристройка к церкви Сан-Лоренцо получилась, согласно замыслу, небольшой, но высокой, с кессонным куполом и световым фонарем. Три стены зала ваятель решил занять гробницами, поскольку четвертая, с глубокой нишей, была отведена для алтаря: священнику при чтении заупокойных молитв надлежало стоять спиной к стене, а лицом к надгробиям. Напротив алтаря, у гладкой белой стены в невысоком саркофаге без всяких украшений были погребены Лоренцо Великолепный с братом Джулиано. Их покой и поныне охраняют статуи печальной Мадонны с младенцем, святого Козьмы и святого Дамиана. Библиотека Лауренциана и капелла Медичи оказались последними флорентийскими работами Микеланджело. Он надолго пережил покровителя и, по выражению Вазари, «обретя друга своего таланта» в лице папы Климента VII из того рода, все же покинул любимый город. Его жизни ничто не угрожало, просто мастеру-республиканцу не нашлось места в монархическом государстве, каким вскоре стала Флоренция. Он скончался в Риме и был с большими почестями погребен в храме Сант-Апостоло. Папа Пий IV собирался воздвигнуть ему памятник в соборе Святого Петра и не хотел слушать о перенесении праха своего любимца во Флоренцию, о чем его просили послы герцога Тосканского Козимо. В свое время Лев X пытался вернуть покоившиеся в Равенне останки Данте, но получил отказ: совет этого города заявил, что не отдаст даже мертвого поэта тем, кто так жестоко обходился с ним при жизни. Без ответа остался и запрос по поводу Микеланджело, однако в этом случае герцогский посланник не стал долго просить, тайно пробрался в гробницу, где лежало едва остывшее тело скульптора, и, велев упаковать его так, как купцы паковали тюки с товаром, вывез во Флоренцию.

Микеланджело. Мраморная статуя над саркофагом Джулиано Медичи, герцога Немурского, 1526–1533

Микеланджело. Мраморная статуя над саркофагом Лоренцо Медичи, герцога Урбинского, 1524–1531

«Для устройства похорон и пышных погребальных церемоний были избраны живописцы Бронзино и Вазари, скульпторы Челлини и Амманати, люди с незапятнанными именами и в своем искусстве славные. Микеланджело упокоился там, где хотел, то есть в Санта-Кроче, где лежали его предки». Описывая похороны великого ваятеля, Джорджо Вазари с нескрываемым восторгом поведал о том, как он, будучи старым и больным, «принялся за глыбу мрамора, чтобы высечь круглые статуи выше человеческого роста (композиция “Оплакивание Христа” с Никодимом) и мертвого Иисуса для собственного удовлетворения и препровождения времени, поскольку не мог оставаться без дела. Как он сам говорил, работа молотком сохраняет в теле здоровье. Последнее творение осталось незавершенным и претерпело много невзгод…». Считается, что в образе Никодима скульптор запечатлел себя, помимо того, изобразив изменения в искусстве Флоренции, медленное движение вниз, к упадку и ничтожеству.

В капелле Медичи Микеланджело творчески развил идеи Филиппо Брунеллески – создателя Старой сакристии, – но представил союз скульптуры и архитектуры намного более гармонично, чем предшественник. «Он думал подражать, но создал нечто, весьма отличное, удивив новизной столь красивых карнизов, капителей и баз, дверей, ниш и гробниц. И вольности эти весьма приободрили тех, кто, увидев его работу, начал ему подражать; после чего в их украшениях появились новые выдумки, скорее как причуды, чем согласно разуму или правилам. Поэтому художники ему бесконечно и навеки обязаны за то, что он порвал узы и цепи в тех вещах, которые они неизменно создавали на единой проторенной дороге» (Джорджо Вазари).

Микеланджело. Утро. Мраморная статуя на саркофаге Лоренцо Медичи, герцога Урбинского, 1526–1533

Саркофаги с покатыми крышками у прилегающих к алтарю стен удивляли необычной для Флоренции пышностью декора и слишком сложными для ренессанса линиями: напряженный изгиб волют (спиралевидных завитков с глазками в центре) послужил предвестием еще неведомого барокко. Позже ниши над саркофагами были заполнены статуями потомков Лоренцо Великолепного: Джулиано, герцога Немурского (младшего сына) и Лоренцо II, герцога Урбинского (внука). Вопреки ожиданиям ни один из них не достиг высот ни в политике, ни в военном деле, возможно, поэтому Микеланджело не почтил их скульптурными портретами. Над саркофагом герцога Урбинского возвышается ничем не примечательная статуя римского полководца, зато на крышке гробницы, едва не соскальзывая с нее, устроились шедевры – аллегорические фигуры «Вечер» и «Утро», изображенные в виде засыпающего старика и пробуждающейся молодой женщины.

Микеланджело. Вечер. Мраморная статуя на саркофаге Лоренцо Медичи, герцога Урбинского, 1526–1533

Микеланджело. День. Мраморная статуя на саркофаге Джулиано, герцога Немурского, 1526–1533

Микеланджело. Ночь. Мраморная статуя на саркофаге Джулиано, герцога Немурского, 1526–1533

Образы над могилами младших Лоренцо и Джулиано вызывают чувство беспокойства, какой-то неуловимой тревоги: обе фигуры теснятся в ограниченном пространстве ниш и выглядят стиснутыми пилястрами. Беспокойный ритм усиливают сами аллегории, например сидящий в неловкой позе юный полководец без шлема – мраморный символ безуспешного правления герцога Немурского. На идеально красивом лице героя лежит печать полной отрешенности от мирских дел – намек на личность того, кто покоится под крышкой саркофага. Над ним опять же в неудобной, хотя и эффектной позе, лежит «День» – могучий атлет с красивым мускулистым телом и слепым взглядом. В его брутальном облике художник попытался воплотить собственные мысли о Флоренции без Лоренцо Великолепного, без республиканских свобод, которые оказались сначала скомканными, а затем отброшенными, как лист исписанной бумаги.

«Что же смогу я сказать о Ночи, – вопрошал Вазари, – памятнике не то что редкостном, но и единственном?» Эта статуя, или «ангелом одушевленный камень», как называли ее поэты, представляет собой фигуру зрелой женщины с увядающим телом и лицом все еще красивым, но уже тронутым временем. Ночь не только воплощает в себе мысли автора, но и является символом флорентийской культуры XVI века, прекрасной, но уже пережившей апогей и медленно уходящей в небытие. Если следовать мысли Микеланджело, красота в его родном городе начала стареть и почти уснула, а то, что пробуждается, медленно вытесняя ее, уже не так красиво и интеллектуально – прямо-таки пророчество в отношении дальнейшей истории Флоренции.

В бегах и на коне

Согласно Макиавелли, «гражданам в любом государстве представляется два способа заслужить народное расположение: во-первых, путем общественного служения, во-вторых, с помощью личных отношений и связей. Истинные общественные заслуги заключены в военных победах, в правильных советах, в ревностном и рассудительном выполнении поручений. Мнимое уважение достигается раздачей денег, незаслуженных почестей и выгодных должностей, путем завоевания расположения черни щедрыми дарами либо устройством всевозможных игр. Насколько полезно государству истинное уважение, настолько вредно мнимое, достигнутое с помощью партий, основанное не на общественном благе, а на частных выгодах», какие преследовало следующее поколение Медичи.

Со смертью Лоренцо Великолепного история рода не закончилась, но самые славные его дела вместе с любовью и уважением народа, увы, остались в прошлом. Люди почитали правящую семью скорее по привычке и, помня о мудрости последнего ее представителя, ждали того же от наследников, но те ожиданий не оправдали.

У Лоренцо Великолепного, как в русской сказке, было три сына: Джованни (умный), Джулиано (добрый) и Пьеро (глупый, или слабоумный, как отзывались о нем флорентийцы). К несчастью, природа особенно сильно обидела старшего, которому пришлось возглавить страну после великого отца. Оказавшись у руля власти, недалекий и больной, он испытал и народное недовольство, и давление со стороны знати, и финансовые трудности, большей частью вызванные неумелым правлением. В 1495 году все это завершилось восстанием, после чего Пьеро Подагрик вместе с семейством был выдворен из города и скончался в изгнании. Младшим братьям пришлось изведать нищету, поскольку обстановка не позволяла заниматься делами, а фамильная собственность, включая построенный Козимо дворец, стала республиканской.