Да помолчи уже, наконец. О чем мы говорим, когда говорим о любви - Реймонд Карвер

но она почти закончилась. Когда от меня ушла жена, я попросил у него двести долларов в долг, но он отказал. У него были слезы на глазах, когда он сказал «нет», и сказал, что надеется, я не буду на него в обиде. Я ответил, что все нормально, я не буду на него в обиде.

Я знал, что он и сейчас мне откажет. Однако сел в ногах кушетки и сказал:

– Я тут познакомился с двумя женщинами, они попросили подвезти их до дома.

– Что ты им сказал? – спросил он.

– Они ждут меня наверху.

– И пускай ждут, – сказал он. – Кто-нибудь подвернется. Не надо тебе с ними связываться. – Он покачал головой. – Ты же не показал им, где мы живем? Они правда не у нас? – Он передвинулся на кушетке и снова стал смотреть на экран. – Во всяком случае, ключи от машины забрала твоя мама. – Он кивнул замедленно и продолжал смотреть на экран.

– Ничего страшного, – сказал я. – Мне не нужна машина. Я никуда не еду.

Я встал, заглянул в переднюю – я там спал на койке. На столике у койки стояла пепельница, часы и лежали несколько старых книжек в бумажной обложке. Обычно я ложился в двенадцать, читал, пока строчки не начинали сливаться, и засыпал при свете, с книжкой в руках. В какой-то из этих книжек был сюжет, который, помню, я пересказывал жене. Там у человека кошмар, и в кошмаре ему снится, что он спит и просыпается – и видит, что за окном спальни стоит человек. Спящий не может пошевелиться от ужаса, едва дышит. Человек за окном смотрит в комнату и начинает отрывать сетку. Спящий не может пошевелиться. Он хочет закричать, но в груди нет воздуха. Тут из-за тучи выходит луна, и спящий узнает того, кто за окном. Это его ближайший друг, ближайший друг спящего, но тот, кому снится кошмар, этого человека не знает.

Когда я рассказывал это жене, у меня кровь прилила к лицу и волосы покалывали голову. Но ей было неинтересно.

– Это просто вымысел, – сказала она. – А вот когда тебя предал кто-то в твоей семье – это настоящий кошмар.

Я слышал, как они дергают входную дверь. Слышал их шаги на тротуаре над моим окном.

– Черт бы взял этого паразита, – послышался голос Эдит.

Я надолго ушел в ванную, а потом поднялся и вышел на улицу. Похолодало, я застегнул молнию на куртке. И пошел в сторону «Пауля». Если успею туда раньше, чем мать закончит смену, съем там сэндвич с индейкой. Потом могу заглянуть в киоск «Керби», полистаю журналы. Потом вернусь домой, улягусь, почитаю книги, пока не сморит сон.

Женщин не было, когда я вышел, и не будет, когда вернусь.

Пылесос[15]

Я сидел без работы. Но каждый день ждал новостей с севера. Я лежал на диване и слушал дождь. Иногда привставал и из-за шторы смотрел, не идет ли почтальон.

На улице никого не было, совсем никого.

Посмотрев в очередной раз, я не пролежал и пяти минут, как услышал, что кто-то всходит на крыльцо и, помедлив, стучит. Я продолжал лежать. Я знал, что это не почтальон. Его шаги я выучил. Поневоле начнешь разбираться в шагах, когда работы нет и извещения о вакансиях тебе присылают по почте или суют под дверь. Бывает, приходят и поговорить на дом, особенно если у тебя нет телефона.

Стук раздался снова, более громкий: плохой знак. Я привстал и посмотрел в окно. Но тот, кто взошел на крыльцо, стоял вплотную к двери – тоже плохой знак. Пол у меня скрипучий, так что незаметно проскользнуть в другую комнату и посмотреть из того окна у меня бы не вышло.

Снова постучали, и я спросил: кто там?

Это Обри Белл, раздался ответ. Вы мистер Слейтер?

А что вам нужно? – отозвался я с дивана.

Я тут кое-что принес для миссис Слейтер. Она кое-что выиграла. Миссис Слейтер дома?

Миссис Слейтер здесь не живет, ответил я.

А вы, значит, мистер Слейтер? – спросил человек. Мистер Слейтер? И человек чихнул.

Я встал с дивана. Отпер и приоткрыл дверь. Передо мной стоял старик в плаще, тучный, грузный. Вода сбегала с плаща и капала на большой баул у него в руке.

Он улыбнулся и опустил баул. Протянул мне руку.

Обри Белл, сказал он.

Я вас не знаю, ответил я.

Миссис Слейтер, начал он, миссис Слейтер заполнила наш бланк. Из внутреннего кармана он вынул открытки и поперебирал их с минуту. Вот, «миссис Слейтер», прочел он. Это же ваш адрес: «Двести пятьдесят пять, Шестая Южная»? Миссис Слейтер выиграла.

Он снял шляпу, торжественно поклонился и прихлопнул шляпой о плащ, словно говоря: дело сделано, вот и все, приехали.

Он ждал.

Миссис Слейтер здесь не живет, повторил я. Что она выиграла?

Я должен вам показать. Могу я войти?

Не знаю. Разве что ненадолго, сказал я. Я очень занят.

Прекрасно, сказал он. Я вот только сниму сперва плащ. И боты. Не хотелось бы наследить на вашем ковре. А, так у вас есть ковер, мистер…

При виде ковра его глаза на миг загорелись. Он вздрогнул. Потом снял плащ. Отряхнул дождевые капли и повесил за воротник на дверную ручку.

Вот тут ему и место, сказал он. Гадкая погода.

Он наклонился и расстегнул боты. Баул он поставил перед собой, в комнату. Он выступил из бот и в тапочках шагнул внутрь.

Я закрыл дверь. Он заметил, что я смотрю на тапочки, и сказал:

У. X. Оден все свое первое путешествие по Китаю проходил в тапочках. Ни разу их не снял. Мозоли.

Я пожал плечами. Еще раз выглянул на улицу – почтальона не было – и снова захлопнул дверь.

Обри Белл смотрел на ковер. Надул губы. Потом рассмеялся. Он смеялся и качал головой.

Что такого смешного? – спросил я.

Ничего. Господи, сказал он. И снова засмеялся. Наверно, я схожу с ума. Наверно, у меня жар.

Он поднес руку ко лбу. Волосы были взъерошены, на лбу отпечаталась полоска от шляпы.

Вам не кажется, что у меня температура? – спросил он. По-моему, у меня жар. Он все еще смотрел на ковер. У вас нет аспирина?

Что с вами? – спросил я. Надеюсь, вы не хотите здесь разболеться? У меня много дел.

Он покачал головой. Сел на диван. Повозил по ковру ногой в тапочке.

Я пошел на кухню, ополоснул чашку, вытряс из банки две таблетки аспирина.

Вот, сказал я. А потом вам, видимо, придется уйти.

Вас уполномочила миссис Слейтер? – прошипел он. О, забудьте, забудьте, что я сказал, забудьте.

Он вытер лицо. Проглотил аспирин. Пробежался взглядом по пустой комнате. Затем