Оплодотворитель - Дементий Толли

сами то посудите здраво. Роды для Тонечки совершенно необходимы. Так? Так! Без мужчины для этого не обойтись! Соблазнить подходящего мужика, сами понимаете, шансов у сестры, практически, никаких. На что же в таких обстоятельствах оставалось бы всем вам надеется – только на случайную связь: не известно когда; не известно с кем; не известно в каких, а скорее всего в каких – ни будь отвратительных условиях. Да, пока это произойдёт, если вообще произойдёт, Тонька действительно может умом тронуться. Обделённая вниманием мужчин, женщина в тоске одиночества даже пьяного мерзкого насильника способна воспринять как подарок судьбы. Хорошо, пусть случится чудо, и скажем через год принесёт не известно от кого ваша дочка в подоле, извините меня за это выражение. Сможете вы быть уверенными в том, что ребёнок вырастит нормальным и здоровым? Молчите? И правильно! Никто в таком случае ни Тоне, ни вам ничего гарантировать не сможет, и даже наоборот – с очень большой степенью вероятности будет о себе заявлять куча наследственных заболеваний у внука, или внучки. А вот я могу вам гарантировать, что оплодотворитель обладает исключительным редчайшим здоровьем. Тётя Лида, дядя Миша, поймите – я же лично изучала его наследственность. Она просто безупречна. И я бы, на вашем месте, Богу бы молилась, чтобы Муромский согласился подписать контракт на оплодотворение, после личного знакомства с сестрой.

***

Контрактные свидания с Тоней должны были проходить в собственном доме её родителей на самой городской окраине. По предварительной договорённости с будущей роженицей Антониной ровно в восемь часов вечера Муромский открыл калитку в усадьбу по известному ему адресу, прошел по выложенной красным кирпичом садовой дорожке, поднялся по деревянным ступенькам крыльца в пристроенную к дому большую обрешеченную веранду с арочным входным проёмом. С другой стороны веранды находилась входная дверь. Не обнаружив звонка, Родослав постучал и сразу услышал: «Входите! Не заперто!» Род открыл дверь и вошел в весьма большую комнату, которой по своему расположению полагалось быть прихожей, однако, судя по многим другим признакам, кроме того, что комната была прихожей с вешалками для верхней одежды и полками для обуви, по – совместительству служила хозяевам ещё и кухней со всеми приличествующими всякой уважающей себя кухне причиндалами, где, как часто происходит и в городских квартирах, как правило, кушали, за исключением застолий, устраиваемых по особым случаям. Вот и сейчас за обеденным столом сидел хозяин – видимо отец Тони, а у газовой плиты хлопотала, догадался Род, мама контрактантки.

– Здравствуйте! Я Муромский.

Объясняя вечерний визит незнакомого человека, Родослав посчитал достаточным назвать только свою фамилию, поскольку со слов Антонины, во время их первой деловой встречи, он знал, что её родители в полной мере были осведомлены о причинах и целях предстоящих интимных свиданий их дочери с мужчиной по фамилии Муромский.

– А…, понятно! Здравствуйте! Очень рады вас видеть. Раздевайтесь, проходите, будьте, как дома. – Ласково и несколько взволнованно ответила на приветствие гостя хозяйка.

– Скажите, Тоня, надеюсь, дома?

– Да дома, дома. Где ж ей быть? Ждёт она вас в своей комнате.

– Может перекусить с дороги? Мать сажай гостя за стол. Рюмашку вот для сугреву, а? – Включился в разговор хозяин.

– Нет, спасибо. Не употребляю. Да и по контракту мне нельзя!

– А… Ну, да, ну, да. Тогда вот борща тарелочку, котлетки у нас домашние…

– Нет, не надо! Спасибо! Во всяком случае не сейчас. Тоня, ведь, ждёт. Проводите меня, пожалуйста, к ней.

– Ну, коли так, пойдёмте. – Откликнулась на пожелание Родослава Тонина мама и, пригласив жестом за собой, повела внутрь дома по неширокому коридору, исполняя обязанности экскурсовода.

– Вот здесь у нас туалет, здесь ванная и душ, тут наша с отцом спальня, вот в этих комнатах раньше сыновья наши жили, покуда ни разлетелись в дальние края. Теперь вот в них гостей принимаем, когда случаются. Там вот зал. Из зала можно выйти в сад. Хозяин у меня очень уж любит посидеть в саду на лавочке и покурить на роздыхе. Ну а это вот комната Тонечки нашей. Ну, ступайте уж к ней с Богом.

Муромский предупредительно постучал в дверь.

– Да, входите, входите уж. – Чуть подтолкнув в спину ожидаемого дочерью гостя сказала Тонина мать.

Оплодотворитель вошел. Комната Антонины, подсвеченная лишь настольной лампой, стоявшей на старинном комоде в глубине комнаты, показалась очень вытянутой пеналообразной конфигурации. Пеналообразность подчёркивалась длинной мебельной стенкой, почти полностью занимавшей одну из продольных стен. В дальнем конце комнаты, оформленном в виде алькова виднелась кровать, и в ней угадывался женский силуэт. Родослав приблизился к алькову и по мере того, как из полутьмы всё явственнее проступали детали мизансцены, менялось его самоощущение. Тоня полусидела в постели под одеялом, натянув его до своего подбородка, и заметно дрожала. К подвитым волосам шпильками была прикреплена тёмная вуалька, прикрывающая её лицо.

– Здравствуйте, Тоня! – Произнёс с тёплой искренностью Род, присаживаясь на край постели, как это часто делают, когда навещают лежачих больных.

– Справки там на комоде. – Вместо ответных приветственных слов сказала она.

– Хорошо, хорошо. Вы что так дрожите?

– Извините, Родослав, но я ничего не могу с собой поделать. Мне почему – то страшно.

– Не бойтесь и не волнуйтесь! Всё будет хорошо, Тонечка. Это не доставит вам боли, ну разве что совсем чуть – чуть.

Невольно беря на себя роль психотерапевта, Род говорил вкрадчиво, медленно снимая с себя одежду и постепенно обнажая своё молодое мускулистое тело, уже наполняющееся любовным жаром. Ласковые успокаивающие интонации его словесной терапии, однако, цели своей не достигали. Дрожь девушки только заметно усилилась, Тоня трепетала. Муромскому стало очевидно, что продолжением психологической терапии должна стать достаточно длительная нежная прелюдия. Приподняв край одеяла, он лёг рядом с контрактанткой, прильнул к её трепещущему телу и, нависнув головой над её прикрытым вуалькой лицом, стал нашептывать: «Успокойтесь, Тонечка, расслабьтесь. Я согрею вас.»

– Поцелуйте меня, пожалуйста. Меня ещё ни разу не целовал мужчина.

Родослав надолго припал своими горячими губами к выступающему из – под края вуальки маленькому лишь окаймлённому намёками розовых губ ротику не целованной девушки. Это был самый долгий в его сексуальной практике, но спокойный исцеляющий поцелуй. Он ещё продолжался, а Муромский почувствовал, как дрожь, овладевшая Тоней сначала умерила свою силу, и потом совсем исчезла. Род откинул одеяло и, окинув взглядом девичью наготу, не мог не восхититься античной безупречностью линий фигуры «дурнушки». Он стал покрывать поцелуями её груди, живот, лаская нежными прикосновениями пальцев упругие бёдра. Тоня, отзываясь на его ласки, не дрожала, а трепетно вздрагивала, тихо постанывая, в моменты прикосновения губ и