Царица Горго - Виктор Петрович Поротников

к Спарте. Приснилась Еврибиаду и улица Треножников, выходившая к главной площади Лакедемона. На этой улице стоит дом Еврибиада, где его ждут жена и дочь. У Еврибиада есть ещё сын, но он, как и все двадцатилетние юноши, несёт службу в одной из крепостей на границе с Аргосом, самым непримиримым врагом Спарты.

Еврибиаду снилось, будто он идёт по улице Треножников, приближается к своему дому. Сердце его радостно забилось в груди, когда Еврибиад увидел свою жену Алкибию в длинном голубом пеплосе, появившуюся из дверей дома. Окликнув супругу, Еврибиад ускорил шаг. Алкибия обернулась, откинув с лица край тонкого белого покрывала. Жаркие солнечные лучи ударили в глаза Алкибии, поэтому она не сразу узнала мужа. Алкибия прикрыла глаза ладонью, как козырьком, защищаясь от слепящих солнечных лучей. В следующий миг её прекрасное лицо озарилось улыбкой.

Еврибиад заключил жену в объятия. Он так сильно соскучился по ней! После долгого и страстного поцелуя Еврибиад заглянул в синие глаза Алкибии и увидел в них какую-то смутную печаль.

«Что-то стряслось, дорогая?» – спросил Еврибиад, почуяв недоброе.

«Стряслось, милый», – безрадостным голосом ответила Алкибия.

И тут сон прервался. Еврибиада разбудил симбулей Динон.

Еврибиад вздрогнул и открыл глаза.

– Ты почему здесь? – рявкнул он на Динона. – Что тебе нужно?..

– Персидский флот сегодня на рассвете вошёл в Фалерскую бухту, – сказал Динон, не обращая внимания на сердитое лицо Еврибиада. – Корабли варваров встали на якорь у берега, растянувшись до самого Колиадского мыса.

– Ну и что с того? – ворчливо обронил Еврибиад, поднявшись с постели и набросив на себя короткий хитон. – Флот Ксеркса рано или поздно должен был подойти к берегам Аттики.

– Дело в том, что один вид множества вражеских судов напугал кое-кого из наших навархов до такой степени, что они собрались уходить к Истму, – ответил Динон.

– Кто именно собрался отступать без моего приказа? – нахмурился Еврибиад, затягивая на талии широкий кожаный пояс.

Динон перечислил имена навархов, убоявшихся персидского флота. Это были те греческие военачальники, кто не принимал участия в морских сражениях в Эвбейском проливе.

Еврибиад не мог допустить, чтобы эллинский флот начал распадаться на глазах, чтобы кто-то без его приказа посмел отступить перед врагом.

– Объяви сбор военачальников возле жертвенника Зевсу, – сказал Еврибиад Динону. – И также проследи, чтобы ни одна триера не ушла от Саламина.

Торопливо умываясь над тазом с водой и расчёсывая свои длинные волосы, Еврибиад размышлял над своим прерванным сном. Тревога занозой сидела в его сердце. Алкибия неспроста приснилась ему. Нет, неспроста! У неё явно что-то случилось! А может, беда приключилась с их дочерью Диномахой? У неё ведь такой необузданный нрав! Если Диномаха купается с подругами в реке, то ей обязательно нужно заплыть дальше всех и нырнуть глубже всех. Если девушки катаются верхом, то Диномаха выбирает самого резвого скакуна. Если девушки идут в палестру, чтобы позаниматься борьбой, то Диномаха непременно проникнет на мужскую половину, желая побороться с юношами. Ведь всех своих подруг Диномаха одолевает без особых усилий, бороться с ними ей неинтересно.

С такими невесёлыми мыслями Еврибиад и отправился на собрание военачальников.

Древние греки верили в то, что бессмертные боги обитают на высокой горе Олимп в роскошных светлых чертогах. Жертвы богам было принято приносить в светлое время суток. Святилища и жертвенники древние эллины, как правило, устанавливали на возвышенных местах, дабы их было видно издалека. В жертву богам чаще всего приносили мясо, вино и плоды земли. Если кто-то жертвовал богам овцу, то он сжигал на каменном жертвеннике часть кишок и несъедобной требухи, забирая остальное мясо себе. В благодарность за хороший урожай можно было сжечь на жертвеннике горсть пшеницы или оливок. Рыбаки и моряки, благодаря за милость Посейдона, бога морской стихии, просто бросали кусочки пищи в море, совершая молитву. Возлияния вином в честь богов совершались на каждом застолье. Для этого каждый пирующий проливал на пол несколько капель хмельного напитка из своей чаши, произнося вслух: «Хвала Дионису!» или «Хвала Афине!» Либо упомянув имя любого другого бога.

Царём среди богов считался Зевс Громовержец. Каждый греческий город почитал своего бога-покровителя, возводя в его честь белокаменные храмы и чеканя монеты с его символикой. Но при этом никто из эллинов никогда не забывал про Зевса, гнева которого страшились и аристократы, и цари, и простонародье. Жертвенники Зевсу поражали своей монументальностью и роскошью отделки, их непременно устанавливали выше всех прочих жертвенников, дабы дым от сжигаемых приношений поднимался в небесную высь и уносился бы ветром прямо на Олимп. Древние греки полагали, что их боги, будучи существами бессмертными, не вкушают пищу, как люди, но насыщаются дымом от принесённых жертв.

На скалистом острове Саламин алтарь Зевса находился на высоком холме с широкой плоской вершиной, склоны которого были покрыты кустами мирта и мастиковыми деревцами. В тени этих деревьев было много змей и скорпионов, поэтому идущие на совет военачальники держали в руках длинные палки, чтобы отгонять от себя ползучих гадов.

Еврибиад неспешно прогуливался в тени колоннады из массивных мраморных колонн, установленных полукругом вокруг жертвенника и соединённых по верху длинными блоками из туфа.

Навархи подходили группами и по одному, они шумно спорили между собой. Предметом их спора был персидский флот, прекрасно видимый с высоты на голубой глади Фалерского залива.

Наконец, прозвучал громкий окрик Филохара, призывающего всех к тишине.

К навархам вышел Еврибиад в своём неизменном красном плаще, полы которого трепал свежий ветер. Еврибиад стоял спиной к каменному алтарю лицом к военачальникам, которые застыли широким полукругом перед ним. За спиной у Еврибиада находились Филохар и Динон.

– До меня дошёл слух, что кое-кто из вас собирается уже сегодня отплыть к Истму, – промолвил Еврибиад, вглядываясь в загорелые лица военачальников. – Клянусь Зевсом, я был удивлён малодушием этих мужей! Хотя вернее это назвать предательством!

– Малодушие тут ни при чём! – выкрикнул Пифокл, наварх левкадцев. – Ты глянь туда, Еврибиад. И пораскинь мозгами, по силам ли нашему флоту сражаться с варварами!

Долговязый, сутулый Пифокл выбросил свою длинную руку в сторону виднеющегося вдалеке вражеского флота.

– Незачем говорить и о предательстве, Еврибиад, – вымолвил Антимах, наварх амбракийцев. – Наши корабли у Саламина, как мыши в мышеловке. Если мы сразимся здесь с персами и не победим, то отступить нашим триерам будет некуда. Саламин станет нашей общей могилой!

– Не об отступлении надо думать, а о том, как победить персов! – сурово произнёс Еврибиад.

Военачальники заговорили все разом: кто-то соглашался с Еврибиадом, кто-то возражал ему. Разобрать в этом шуме, чьих голосов больше было невозможно.

Еврибиад поднял руку, призывая к тишине.

– Пусть