Буфет, полный жизни - Александр Макколл Смит

– Так что же, мма, – твердым голосом спросила мма Рамотсве, – можно назвать мистера Боболого дамским угодником или нет?

Мма Сионьяна уставилась на нее. Она все еще улыбалась, но ощутила раздражение в голосе гостьи, и улыбка ее поблекла.

– Простите, мма, – сказала она. – Я не собиралась так смеяться. Это потому что… ну да, вы коснулись очень забавной вещи, связанной с этим человеком. Он дамский угодник, но в особом смысле. Вот это и смешно.

Мма Рамотсве ободряюще кивнула:

– В каком же смысле он дамский угодник?

Мма Сионьяна хихикнула:

– Он из тех мужчин, которые беспокоятся насчет уличных девиц. Тех плохих девушек, что околачиваются возле баров. Вот о таких. Он очень осуждает их, и сам он с несколькими товарищами в течение нескольких лет пытается отучить этих девиц от их дурного поведения. Это его хобби. Он приходит на автобусный вокзал и раздает листовки молодым девушкам, которые приезжают из деревни. Он предупреждает их о том, что может с ними случиться в Габороне.

Мма Рамотсве прищурилась. Очень интересная информация, хотя трудно сказать, что из нее можно извлечь. Все знают о проблеме девушек из бара, это наказание Африки. Грустно видеть их, в дешевых побрякушках, флиртующих с пожилыми мужчинами, которые должны бы что-то понимать, но почти никогда не понимают. Никому это не нравится, но большинство людей никак с этим не борется. По крайней мере, мистер Боболого и его друзья пытаются что-то сделать.

– Это безнадежная затея, – продолжала мма Сионьяна. – Они создали какое-то место, куда эти девушки могут прийти и жить, пока подыскивают себе более достойное занятие. Это около Африканского торгового центра. – Она замолчала и посмотрела на мма Рамотсве. – Но я уверена, что вы пришли сюда не для того, чтобы разговаривать о мистере Боболого, мма. Есть вещи поинтереснее.

Мма Рамотсве улыбнулась.

– Я была очень рада поговорить о нем, – ответила она. – Но если есть вещи, о которых вам хочется рассказать, я буду рада их услышать.

Мма Сионьяна вздохнула:

– Столько вещей, о которых хочется поговорить, мма, что не знаешь, с чего начать.

Это, подумала мма Рамотсве, неплохой знак. Она помнила предупреждение Розы и к тому же чувствовала, как вечер, драгоценный воскресный вечер, тает у нее на глазах.

– Что ж, я могу навестить вас в другой раз, мма…

– Нет-нет, – торопливо сказала мма Сионьяна. – Вы должны остаться. Я сделаю чай, а потом расскажу вам об очень странной вещи, которая случилась неподалеку.

– Вы очень добры, мма.

Мма Рамотсве сидела на потертом стуле, который принесла мма Сионьяна. Это моя обязанность, думала она, и надо сказать, существуют гораздо менее привлекательные способы зарабатывать на жизнь, чем выслушивать женщин вроде мма Сионьяны, которая сплетничает про дела соседей. К тому же никогда не знаешь, что может выплыть в подобных разговорах. Ее обязанность быть информированной, и неизвестно, какой обрывок информации, полученной таким образом, может оказаться полезным – например, сведения о мистере Боболого и девицах из бара могут пригодиться, а могут и нет. Трудно сказать.

Мма Макутси тоже была занята в это воскресенье, но не делами Женского детективного агентства, а переездом в свой новый дом. Самым простым было бы попросить мма Рамотсве перевезти в крошечном белом фургончике ее пожитки, но ей не хотелось. Мма Рамотсве не жалела своего времени и охотно согласилась бы помочь, но мма Макутси была независимой женщиной и решила нанять грузовик и шофера на час – этого должно хватить на перемещение ее пожитков в новый дом. В конце концов, не так уж много ей нужно перевозить: кровать с тонким матрасом из волокна кокосовой пальмы, которую она собиралась вскоре заменить, единственный стул, черный жестяной сундук, куда она сложила свою одежду, коробку с туфлями, кастрюлю, сковороду и маленький примус. Это было движимое имущество мма Макутси, мускулистый молодой человек быстро уложил его в заднюю часть кузова и повел грузовик по ухабистой дороге.

– Вы здорово все запаковали, – завел он разговор, пока они преодолевали короткое расстояние до ее нового дома. – Я все время перевожу вещи. Но у людей часто множество коробок и пластиковых пакетов, набитых вещами. Иногда у них еще есть бабушка, которую нужно перевезти, и мне приходится сажать старушку в конец кузова, где сложены вещи.

– Нельзя так обращаться с бабушкой, – сказала мма Макутси. – Она должна ехать впереди.

– Конечно, мма, – согласился молодой человек. – Люди, которые сажают бабушку в конец кузова, будут чувствовать себя виноватыми, когда она умрет. Они тогда вспомнят, что перевозили ее в конце кузова, но будет слишком поздно, чтобы что-нибудь исправить.

Мма Макутси вежливо ответила на это замечание, и конец пути они проделали в молчании. Ключ от дома был у нее в кармане блузки, и время от времени она дотрагивалась до него, чтобы убедиться, что он существует на самом деле. Она размышляла о том, как расставить мебель – ту, какая есть, – и как поискать ковер для новой спальни. Эта была роскошь, о которой раньше нельзя было и подумать; она всю жизнь, просыпаясь, видела утоптанный земляной пол или простой бетон. Теперь она могла позволить себе ковер, на который будет так приятно наступить, словно на свежую траву. Она прикрыла глаза и подумала о том, что ее ждет – роскошь иметь свой собственный душ, с горячей водой, и удовольствие, подлинное удовольствие владеть еще одной комнатой, в которой она сможет принимать гостей, если захочет. Она сможет пригласить друзей на обед. И никому не придется сидеть на кровати или смотреть на ее жестяной сундук. Она могла бы купить радиоприемник, и они стали бы слушать вместе музыку, мма Макутси и ее друзья, и разгова ривать о важных вещах, а все унижения, связанные с совместным пользованием краном, уйдут в прошлое.

Мма Макутси сидела с закрытыми глазами, пока они не оказались почти на месте, и тогда она открыла их и увидела дом, который сейчас показался ей не таким большим, но таким же красивым, с наклонной крышей и стоящими рядом дынными деревьями.

– Это ваше жилище, мма? – спросил шофер.

– Да, это мой дом, – смакуя эти слова, ответила мма Макутси.

– Вам повезло, – сказал молодой человек. – Здесь хорошо жить. Сколько пула составляет квартирная плата? Сколько вы платите?

Мма Макутси ответила, и парень присвистнул:

– Много! Я бы не мог позволить себе такое. На мою долю приходится половина комнаты вон там, на полдороге к Молепололе.

– Наверное, это нелегко, – сказала мма Макутси.

Они остановились перед воротами, и мма Макутси пошла по недлинной дорожке к входной двери. Это ее дверь, а туда, где жили другие жильцы, можно было попасть через дверь в задней части дома. Она ощутила гордость за то, что дверь на фасаде принадлежит ей, несмотря на то что та явно нуждалась в покраске. Это можно будет сделать потом, сейчас считалось только то, что у нее в руке ключ от этой двери, что квартплата за месяц вперед уже отдана и ключ принадлежит ей по праву.

Молодому человеку не понадобилось много времени, чтобы внести ее имущество в первую комнату. Она поблагодарила его и дала ему на чай десять пула – возможно, слишком щедро. Но теперь она стала настоящей домовладелицей, и вещи дожидались ее. Отдавая деньги, которые он взял с широкой улыбкой, она подумала, что никогда не делала этого прежде. Никогда прежде она не оказывалась в положении человека, проявляющего щедрость, эта мысль поразила ее. Она испытала легкое чувство неловкости. Я просто мма Макутси из Бобононга, и я даю этому молодому человеку бумажку в десять пула. У меня больше денег, чем у него. У меня лучше дом. Я там, где он хотел бы быть, но не может.

Оставшись одна, мма Макутси прошлась по своим двум комнатам. Потрогала стены, они были крепкие. Отодвинула защелку окна, впустив на минуту теплый бриз, затем снова закрыла окно. Зажгла свет, и над ее головой засияла лампочка; повернула кран, и вода, свежая, холодная вода, полилась прямо в блестящую раковину из нержавеющей стали, такую начищенную и сияющую, что она видела свое отражение, лицо человека, который смотрит на мир с легким изумлением владельца или, по крайней мере, арендатора.

Была еще боковая дверь, мма Макутси открыла ее и выглянула во двор. Плоды на дынных деревьях только недавно появились, но через месяц или чуть позднее они созреют. Здесь были еще одно-два других растения, кусты, поникшие от жары, но отличавшиеся стойкостью, свойственной местным растениям. Они бы выжили, даже если бы их никогда не поливали; они бы приникли к сухой земле, извлекая все из того малого количества влаги, которое могли вытянуть из почвы, потому что существовали в этой засушливой стране и им предстояло и дальше существовать здесь. Мма Рамотсве однажды назвала традиционные растения Ботсваны верными, и была права, думала мма Макутси, такие они и есть – наши старые друзья-приятели, выжившие на этой коричневой земле, которую я люблю так сильно. Она не часто думала об этой любви, но любовь была в сердцах всех ботсванцев. И вот чего, конечно, хотело большинство людей в конце дня – жить на земле, которую они любят, и нигде больше; быть там, где раньше жили их предки, с таких давних пор, что никто не помнит.