Игра в ошибки - Алиса Поникаровская

Лиана покрыла поцелуями его лицо, Янис прижал ее к себе, пытаясь успокоить, – тише, тише, – погладил по волосам, оба они дрожали, словно в лихорадке. Лиана прижалась к нему сильнее, словно стараясь слиться с ним, впечататься в него, стать его неотъемлемой частью, ее желание, ее любовь были настолько сильны, что отключился разум, и Янис, сжав ее изо всех сил, впился жадным поцелуем в ее ждущие и зовущие губы.

…Лиана плакала и молилась, Лиана любила каждый кусочек его тела, такого знакомого и незнакомого; то, что происходило с ними, напоминало встречу двух ураганов, каждый из которых пытается уничтожить то ли себя, то противника, чтобы стать единым целым, чтобы обрести себя в другом и позволить другому обрести себя в тебе; когда так долго и глубоко спрятанное выплескивается наружу, выливается, вырывается, и сметает все на своем пути, снимая запреты и разбивая оковы, превращаясь во что–то поистине великое и прекрасное, Лиана бессвязно кричала что-то, перестав ощущать себя отдельной болью, став частью бесконечного и настоящего, которое наконец-то победило их разум, потому что они слишком хотели этого, и теперь оно будет существовать вечно, сколько существует на земле любовь…

Лиана протянула руку, вытащила из пачки две сигареты, прикурила и подала одну Янису.

— Что теперь будет? – спросила она.

— Не знаю, – помолчав, выдохнул он. – Я шел, чтобы проститься с тобой. Я собирался уехать.

— Пешком десять километров? Под дождем? – спросила Лиана.

— Да, – кивнул Янис. – Это единственный выход… Был… А теперь… Не знаю…

Лиана уловила что-то в его голосе, повернула голову и посмотрела ему в глаза:

— Ты жалеешь?

— Да, – сказал Янис, и равновесие, и без того зыбкое и непрочное, которое она только что обрела, качнулось и разлетелось на куски.

— Почему? – непослушными губами спросила она, сознавая, что глаза ее против воли наполняются слезами.

— Мы не должны были этого делать, – произнес Янис. – Ивар…

— Я понимаю, – перебила Лиана. – Я же не бесчувственное бревно! Но он должен понять, никто не виноват в том, что все так получилось.

— Он любит тебя, – сказал Янис.

— А ты? – спросила Лиана почти шепотом, и повторила. – А ты?..

Янис долго молчал, прежде чем ответить.

— А ты? – неожиданно выдохнул он. – Кого на самом деле любишь ты?

Лиана ошеломленно задумалась.

Может быть, все, что происходит с ней сейчас это лишь подсознательное влияние недописанного ею романа? Желание проникнуть в ситуацию изнутри, почувствовать себя на время Алисой?.. Может быть, она так глубоко залезла в собственные фантазии, что стала принимать их за действительность? И не только влезла сама, но еще и втянула в свой бред двоих ни в чем не повинных людей? И даже сейчас продолжает проецировать написанное на действительность, представляя, что бы сказала или сделала в этой ситуации Алиса? Продолжает проецировать даже не отдавая себе в этом отчета?..

— Хорошо, что я уже простился с Иваром, – сказал Янис. – И мне сейчас не придется смотреть ему в глаза.

— Уходи, – хрипло сказала Лиана и поразилась своему голосу: она никогда не говорила так... – Надеюсь, в этот раз ты все делаешь правильно…

Хлопнула дверь, и Лиана осталась одна.

Она поднялась с ковра, подошла к столу и медленно налила себе водки. Выпила залпом, закашлялась и закурила сигарету. Если ее предположения верны, то ее героиня оказалась сильнее. Алиса медленно, но верно подчиняет себе Лиану. Она заставляет ее совершать поступки, которых сама Лиана никогда бы ни сделала… Она заставляет ее говорить какие-то слова, она заставляет ее сталкивать лбами Ивара и Яниса, она моделирует ситуацию по известному ей сценарию… Ушел Янис, и в душе Лианы осталось неудовлетворение: Алиса не хотела бы, чтобы он уходил, продолжение должно следовать…Лиана курила, размышляя, глядя куда-то в никуда. Когда от сигареты остался жалкий окурок, Лиана медленно разжала пальцы, и он упал в таз с исписанными листами. Бумага задымилась, затлела, листы съеживались и буквы разбегались как маленькие испуганные насекомые. Лиана налила себе водки и снова выпила. Посидела несколько мгновений, глядя на бумажный костер, и заплакала в голос, раскачиваясь из стороны в сторону и не делая ни малейших попыток вытереть текущие слезы…

«…и как всегда, когда срочно нужно было позвонить, все телефоны в округе были сломаны. Алиса вернулась в дом замерзшая и усталая, долго топталась на пороге, снимая плащ осторожно, чтобы не задеть перебинтованное запястье.

— Дозвонилась? – выглянул из комнаты Михалыч.

— Нет. На весь квартал – ни одного рабочего телефона. Такое ощущение, что кто-то испытывает невообразимый кайф, отрывая телефонные трубки.

Михалыч немного помолчал, размышляя, потом произнес:

— Сегодня Ким дежурит. Сходи к нему, надеюсь, в садике отрывать телефонные трубки некому.

— Ты серьезно? – подняла на него глаза Алиса. – Может… пойдем вместе?..

— Зачем? Я думаю, ты и одна справишься.

Алиса потопталась в нерешительности, потом робко произнесла:

— Ты, правда, ничего не имеешь против?

— А что здесь такого? Не съест же он тебя. Или ты его…

— Хорошо. Я быстро.

— Давай, давай, – Михалыч скрылся в комнате.

Алиса снова натянула плащ, поморщилась, задев зашитую руку, и вышла на улицу.

Дорогу к садику она знала наизусть, могла пройти по ней в любое время суток, с завязанными глазами и вперед спиной. Она шла как сомнамбула, ничего не видя и не замечая, в состоянии какой-то отрешенной прострации, в которой она находилась с тех пор, как пришла в себя на кушетке в операционной от резкой и рвущей боли в руке. Вальтер вернулся домой чуть раньше, и взломал дверь ванной. Потом примчался Михалыч, потом ее куда-то везли, сознание включилось, когда над ней склонился врач и, глядя в только что открывшиеся глаза, спросил:

— Жива, самоубийца? Встать можешь?

И Алиса кивнула ему, сразу все поняв и заплакав.

Алиса долго топталась перед дверью садика, не решаясь постучать, потом решила, что ведет себя, как полная дура, позвонить нужно было обязательно, и она осторожно постучала. Прислушалась и постучала погромче.

За дверью раздались неторопливые шаги.

— Кто там? – спросил Ким.

Алиса вздрогнула.

— Это я, – голос ее сорвался, она закашлялась и повторила. – Это я, мне очень нужно позвонить.

Ким загремел замками и распахнул дверь.

— Привет, – сказал он, и Алиса поняла, что он удивлен ее появлением здесь в столь поздний час.

— Мне… позвонить, – негромко повторила она.

— Я понял, – кивнул Ким, отступил в сторону. – Проходи.

Алиса вошла. Она ни разу не была здесь, но точно знала, куда нужно идти, потому что столько раз видела это место на мелькавших в ее голове картинках. Все было так, как она себе представляла: небольшой письменный стол, три стула, на одном из которых лежала гитара, и телефон на столе.

Она вращала телефонный диск, стараясь унять бьющую ее дрожь, отчего руки ее тряслись почему-то еще сильнее. Ким опустился на стул и молча смотрел на нее. В трубке побежали короткие гудки. «Черт, ну почему, почему так?..» – ей хотелось быстрее дозвониться и убраться отсюда, чтобы не ощущать этого повисшего в воздухе напряжения, чтобы не видеть Кима, не видеть и забыть, что он вообще существует. Она положила трубку на рычаг и неестественно громко сказала:

— Занято… Я подожду чуть-чуть…

— Конечно, – Ким потянулся за лежащими на столе сигаретами.

— Можно? – спросила Алиса, осторожно опускаясь на стул.

Ким кивнул и протянул ей спички. Алиса закурила и снова подняла трубку. В трубке вновь бежали короткие гудки, Алиса держала ее долго, хватаясь за эти звуки, как за спасительную соломинку, пытаясь таким образом избавиться от напряженного молчанья, висящего в воздухе, и лихорадочно придумывая, чтобы такое сказать и не сорваться, и не броситься к нему на шею. Она положила трубку и жадно затянулась.

— Как тихо тут у тебя… Не страшно одному? – наконец, произнесла она.

— Да нет. Я уже привык. А с гитарой как-то вообще тишины не замечаешь.

— Ну да, конечно, – Алиса усмехнулась несмело. – Конечно… Какая с гитарой тишина…

Она вспомнила, как прижимала к уху телефонную трубку, в которой звучала его мелодия, и снова схватилась за спасительный телефонный диск.

— Господи, да что же это такое! – она с силой опустила трубку на рычаг. – Сколько можно трепаться!

— Ты извини, – сказал Ким. – Но тебе лучше не приходить сюда вечером одной. Дом напротив, мало ли…

— Да, да, конечно, – торопливо произнесла Алиса. – Я не подумала, конечно…

— А где Михалыч?

— Дома. Я звала его с собой, но он не пошел…

Проклиная все на свете, Алиса снова сняла трубку. «Он боится, он отчаянно боится… пожалуй, не меньше, чем я…» – подумала она и облегченно вздохнула: в трубке раздались долгожданные длинные гудки. Она разговаривала по телефону, Ким молча курил, стараясь не смотреть на нее.