Игра в ошибки - Алиса Поникаровская

Янис прижал ее к себе, закружилась голова, и неведомое никогда ранее чувство покоя и счастья захлестнуло ее сердце.

На лестнице раздался грохот, они оторвались друг от друга, одновременно повернули головы и увидели быстро скрывшегося в мансарде Ивара.

— Ивар, – выдохнула Лиана.

— Мы сделали глупость, – поднялся Янис и кинулся к лестнице.

Лиана бежала за ним, вздрагивая от несущихся из мансарды оглушительных звуков. Они влетели в мансарду и застыли на пороге. Ивар, держа в руке молоток, носился по мастерской, круша все, что попадалось под руку. Больше всего досталось портрету Лианы, видимо написанному этой ночью: на их глазах Ивар превратил его в жалкие ошметки холста.

— Ивар, не надо! – крикнула Лиана, всем своим существом ощущая его отчаянную боль. – Ивар, пожалуйста!!!

Но Ивар, казалось, ее не слышал. Звенело, разлетаясь осколками, стекло, трещали сломанные рамы, падали искалеченные холсты.

— Что же ты стоишь?! – повернулась Лиана к Янису. – Останови его!

Янис сделал шаг вперед, загородив собой гитару, на которую уже нацелился молоток Ивара.

— Убирайтесь отсюда! – крикнул Ивар. – Убирайтесь оба!

— Подожди, – остановил его Янис. – Нам нужно поговорить, – он повернулся к Лиане и скользнул по ней ничего не говорящим взглядом. – Нам нужно поговорить.

Ивар поднял на нее покрасневшие от бессонницы глаза, и Лиану словно ударило током его безграничной боли. Упал молоток из разжатых пальцев, и в мансарде воцарилась напряженная тишина. Ивар перевел взгляд на Яниса, усмехнулся криво:

— Ну, что ж, давай поговорим…

Лиана осторожно сделала шаг назад, не в силах больше выносить все увеличивающееся напряжение, казалось, что воздух вот-вот вспыхнет ярким синим пламенем, медленно спустилась вниз по лестнице и, открыв дверь, зашагала босиком по лужам и грязи, не замечая этого, сводящей с ума ненавистью ненавидя этот нескончаемый безумный дождь.

«…Ленка с Вальтером предложили пожить у них какое-то время, и Алиса с Михалычем с радостью согласились: все-таки сами себе хозяева, не то, что у мамы под боком. Жили весело, приходили какие-то новые люди, приносили пиво, весело играли на гитарах, дурачились, носили в пивной ларек консервы (когда кончались деньги) в обмен на пиво. Продавец пива уже знал всю веселую компанию в лицо, улыбался, производя «натуральный обмен», шутил и предлагал заходить еще, что с радостью и выполнялось. Только Ким в их общем доме не появлялся. Они встречались с Михалычем на репетициях, вместе ехали домой и расходились по соседним подъездам. Алису такое близкое присутствие Кима сводило с ума. Садик, в котором он дежурил, находился во дворе дома, она знала расписание его дежурств, и каждый вечер, если за ней не наблюдал Михалыч, стояла у окна в жадном ожидании. Ким выходил из подъезда, Алиса вздрагивала, знакомая волна вновь захлестывала ее, и, унимая дрожащие руки, она провожала взглядом его удаляющуюся фигуру.

Михалыч вернулся домой после очередной репетиции, разделся и, зайдя в комнату, сладко потянулся:

— Все, уходим в заслуженный отпуск.

— Что случилось? – спросила Алиса.

— Ким с Ниной завтра уезжают в Алма-Ату, – пояснил Михалыч. – А я пока отдыхаю и новые песни пишу.

— Надолго? – спросила Алиса, теребя ворот футболки.

— Недели на три. А что? – Михалыч вскинул глаза. – Это имеет какое-то значение для тебя?

— Да нет, я просто спросила… – растерялась Алиса. – Вам же работать надо. А то и с этой базы выпрут.

— С базой все в порядке, – сказал Михалыч. – И с Кимом все в порядке. А вот с тобой…

— Со мной тоже все в порядке, – заверила его Алиса, чувствуя, что внутри у нее все переворачивается от только что услышанного известия и пристального, изучающего взгляда Михалыча.

— Ну-ну, – хмыкнул Михалыч и отвел глаза.

Осознав, что Кима нет в соседнем подъезде, нет в этом городе, что его нельзя случайно встретить где-нибудь на улице, Алиса почувствовала, что ей стало легче дышать, у нее словно выросли крылья, постоянные назойливые мысли куда-то испарились, свалился камень с груди, она влилась в Михалыча легко и радостно, стала частью его, стала самой собой, не раздираемая больше противоречиями и потому счастливая. Они писали песни Михалычу, они писали песни Вальтеру, Алису прорвало, из нее рекой текли стихи и рассказы, Михалыч с Вальтером дурили и творили черт знает что.

Однажды, вернувшись вечером домой, Алиса с Ленкой застыли у подъезда, заметив еще издали отсутствие света в квартире.

— Странно, – сказала Алиса. – Где они могут быть? Тебе Вальтер ничего не говорил?

— Нет, – ответила Ленка. – Он должен быть дома.

Они поднялись по лестнице и осторожно открыли дверь в квартиру. Ленка вошла первой и включила в коридоре свет. Царила абсолютная тишина, им обеим почему-то стало страшно.

— Вальтер! Михалыч! – негромко позвала Алиса.

Ленка толкнула ее в бок:

— Смотри!

Полоса света, падающая из коридора в комнату, освещала лежащего ничком на полу человека, одетого в вальтеровскую куртку и шапку и сжимающего в руке нож. Человек лежал неподвижно и не подавал никаких признаков жизни.

— Смотри, – снова толкнула Алису Ленка.

В кухне на табуретке, лицом к окну и спиной к стоящим в коридоре, сидел еще один человек, закинув ногу на ногу, в телогрейке и рваной шапке-ушанке с горящей папиросой в руке. Черные длинные волосы свисали скомканными патлами поверх воротника. Держась за руки, Алиса и Ленка шагнули в кухню и осторожно заглянули в лицо сидящего. На них смотрела иссиня-зеленая отвратительная рожа. Сзади раздался дикий вопль, они невольно вскрикнули, и в ту же секунду хохочущие Михалыч и Вальтер включили свет.

— Вы спятили! – смеясь, отбивалась Алиса, глядя на искусно вылепленное из пластилина лицо. – Так же и заиками недолго остаться!

Ленка, хохоча, отмахивалась от сияющего Вальтера.

— Здорово мы вас, правда?! – умирал от смеха Вальтер. – Такие классные дядьки получились!

— Ну, чья это идея, пояснять не надо! – хохотала Ленка. – Знали бы вы, как мы напугались!

Вальтер увлек Ленку в коридор, на ходу снимая с нее верхнюю одежду. Зажурчала вода в ванной, раздался жуткий Ленкин визг, потом смех и отчаянный вопль:

— Алиска! Спаси меня! На помощь!

Алиса кинулась в ванную и зашлась от смеха, согнувшись пополам, увидев, с каким довольным лицом Вальтер поливает из душа одетую Ленку, стоящую вместе с ним в ванне. Пока она смеялась, подкравшийся сзади Михалыч в два счета приподнял ее и сунул в ванну третьей. Вальтер тут же повернул душ в ее сторону, Алиса, визжа, вцепилась в рубаху Михалыча, и тому ничего не оставалось, как присоединиться к уже купающимся. Хохот стоял невообразимый. Четверо счастливых людей в одежде стояли в ванне и были насквозь мокры.

— Объявляю этот день – Днем всеобщего купания! – торжественно провозгласил Вальтер. – Отныне, каждый месяц… Какое сегодня число? – повернулся он к Михалычу.

— Девятнадцатое, – ответила за Михалыча Алиса.

— Отныне каждый месяц девятнадцатого числа будет торжественно отмечаться День всеобщего купания! – торжественно произнес Вальтер, подражая голосу известного политического деятеля. – В этот день каждый уважающий себя человек просто обязан залезть в ванну в одежде и почтить память этого незабываемого события! Отказавшихся – к позорному столбу! Возражения имеются? Ну, я думаю, прения здесь неуместны! – возражений не имелось, и Вальтер с гордостью произнес. – Хорошее начало, товарищи! Принято единогласно!

Эти три недели были самыми счастливыми в жизни Алисы. Жаль, все хорошее так быстро кончается…

Михалыч пришел домой поздно, поставил в угол гитару и вытащил из сумки пластинку.

— Что это? – спросила Алиса.

— Ким приехал, – ответил он. – Вот привез мне подарок на день рождения. Новый альбом «Наутилуса».

Алиса вздрогнула, почувствовав, как снова тяжело становится на сердце. Противно задрожали руки, и она поспешила спрятать их, скрестив на груди.

— Ну и как он? – чуть изменившимся голосом спросила она.

— Нормально. Гитару оттуда себе приличную привез, кучу приветов от старых друзей. Сегодня вместо репетиции весь вечер проговорили. Да, альбом совершенно потрясающий. Я сейчас поставлю.

Михалыч включил проигрыватель и поставил пластинку.

Алиса слушала внимательно, изредка что-то отвечая на комментарии Михалыча: то, что она слышала, ей нравилось до тех пор, пока не зазвучала последняя песня. От первых аккордов Алису буквально перевернуло, она съежилась и замерла.

Джульетта лежит на зеленом лугу

Среди муравьев и среди стрекоз

По бронзовой коже, по нежной траве

Бежит серебро ее светлых волос,

Тонкие пальцы вцепились в цветы,