Не ломайся, девочка - Айрин Лакс

разворачивается, не ожидая, что я сам встал подать ей грязные тарелки.

Разворачивается, впечатывается в мой торс.

Прямехонько так.

— Прости, — шепчут ее губы.

Я быстро перехватываю ее тонкий стан, второй рукой ставлю тарелки на стол.

По лицу девушки расползается жар вместе с румянцем.

Взгляд Глаши взметнулся по моему лицу и опустился к шее. Снова поднялся вверх, застыв на моих губах.

Опачки, кто-то о поцелуях задумался?

Это будоражит. Неожиданно сильно и пьяно бьет в мою голову.

Я тут неделю козликом скачу вокруг нее, а когда рядом — действую, словно сапер, не наседая, а она…

На мои губы смотрит не мигая, и потом сглатывает, переводит взгляд ниже, на мою грудь.

Потупила взор, скромница. И дрожит…

Глаша нечаянно на меня посмотрела. Но взгляд пылкий, полный интереса.

Интересно, давно она на меня вот так украдкой смотрит?

Девушка вкусно дрожит, когда я перехватываю ее крепче и становлюсь ближе.

Отшатывается.

Я ловлю.

Иду вперед. Все, курс поймал. Теперь не свернуть.

Притиснув девчонку к мойке, я накрываю ее влажный ротик своим.

— Тихон… — выдыхает удивленно.

— Тшшш… Я немножко. Только попробую… Только…

Ааааа, ска, как кран рвет. Член за секунду — в состоянии полной боевой, смазка хлещет.

Глаша снова на меня смотрит.

Ох, уж эти глазки.

Полны любопытства, сомнений и яркого желания.

Жарит… Жарит и жалит меня ее взгляд.

Распаляет в полный ахуй… Член тарабанит в трусы, в ширинку колом впивается.

— Пожалуйста… — шепчет.

— Да? — тыкаюсь котенком слепым в ее губы.

Хриплю, вытолкнув из легких воздух.

Она судорожно приоткрывает губки и втягивает мое дыхание.

— Ты близко, Тихон. Слишком…

— Хочу еще ближе…

Вожу своим ртом по ее губам, осторожно касаюсь, чмокая.

Сладкая. Застывшая.

Бедовая девчонка… Ох, бедовая.

И хочется же ей поцеловаться, вон как судорожно дышит, через раз, как мучается от желания попробовать и… не позволяет это себе.

— Давай. Не бойся. Дай себя поцеловать. Не обижу, клянусь… Видишь же… Едва держусь. Но держусь! И если…

— Если?

Глаша, сама того не ведая, ко мне прижимается гибким телом. мгновенно вплавляю себя в нее крепче и требовательнее.

— Ааааааах, — срывается протяжный выдох и замаскированный стон.

Горим. Дышать нечем. Щас лопну… Слюнями залью…

— Если не понравится, отвалю.

— Да?

Тонкие пальчики, подрагивая, ползут вверх по моим рукам, замирают на предплечьях.

— Да. Отвалю… Если не понравится. Наседать не буду. Но?

— Ммм?

Еще немного вперед.

Глаза Глаши прячутся за полуприкрытыми веками, ротик, наоборот распахивается. В розовой расщелине ее язычок, остро и быстро смачивает губки.

Ломает основательно… Капитально так ломает.

Я еще так над поцелуями не трясся, не завоевывал право коснуться ротика девушки своим языком, будучи приэтом взмыленным, словно пробежал марафон.

— Давай. Другим не верь. Мне можно… Можно, Глаш, я бы… Сама понимаешь, давно, если бы… черт… был придурком конченным.

— Да. Да. Ты… бы… Давно. Но ты не такой. Ох…

Решившись, Глаша привстает, быстро припечатав мой рот коротким поцелуем.

За грудной клеткой — салют, эйфория.

Долгожданный сигнал «…На старт… Внимание… Марш!»

— Еще немножко. Дай ротик… Дай его… Приоткрой, — бормочу, — осыпая поцелуями ее лицо и сочные губки.

С каждым касанием все жарче. Настойчивее. Дольше.

Впиваюсь в мякоть рта, простонав, как будто сейчас кончу…

Глава 21

Аглая

Голова начинает кружиться от поцелуя Тихона.

Он умелый, требовательный и очень напористый.

Его язык проводит по кромке губ, и мой рот распахивается сам по себе, словно готов принять больше.

Тихон мгновенно врезается глубоко своим языком со стоном, от которого у меня колени превращаются в дрожащий ванильный пудинг.

Я словно плыву, дрожу. Вся дрожу от вкуса, которым наполнен мой рот. Тихо бездействую, чувствуя его язык всюду — на губах, на кромке зубов… Кончик его языка щекочет мое небо, и новый приступ удушья заставляет меня вдохнуть воздух через рот и глотнуть его. Язык Тихона тянется вслед за моим, касается его, и… уже я испускаю удивленный стон.

Влажное, уверенное касание — невероятно интимное и чувственное.

Тихон отстраняется и тяжело дышит. Я втиснута в рабочую поверхность кухни и совсем не могу держаться.

— Глаш? — зовет тихо.

Гладит по талии большими ладонями, стискивает бедра на миг, снова поднимается к талии, выше…

Под грудью.

— Вкусная, — заявляет, сверля пристальным взглядом. — Дашь попробовать на вкус твой язычок?

Краснею.

Это слишком. Слишком, да?

Но все-таки качнувшись вперед, сама обнимаю Тихона, опустив лоб на его плечо.

Он обнимает, вздохнув глубоко, бормочет себе под нос приглушенные ругательства.

Замерев, пытаюсь отодвинуться.

— Стой. Тише. Куда ты? Мммм? Просто твои поцелуи — это испытание для моей выдержки.

— Совсем не нравится?

— Да что ты такое говоришь, глупенькая?

Тихон подхватывает меня под задницей и несет в сторону кровати. Ой-ей-ей…

Мне приходится в него вцепиться, чтобы не упасть.

Дико интересно и в то же время… страшно.

— Постой. Нет. Я не готова. Ты что? Нет-нет! — тараторю от подступающего страха, когда чувствую под спиной прохладу покрывала.

— Я только поцелую тебя. Только поцелую, малыха! — обещает он и целует костяшки пальцев. — Клянусь.

Сейчас глаза Тихона потемнели, в них поблескивают искорки нетерпения и жажды.

Он наклоняется, втиснув колено между моих ножек, прижимается к бедру. Недвусмысленно в мою ногу упирается каменная эрекция. Внутри меня какая-то часть светится от восторга и сладко-сладко ноет от желания, которое было неведомо мне ранее.

Сейчас я откуда-то знаю… просто знаю, что хочу его в себе и хочу сильно… Впрочем, почти так же сильно побаиваюсь. Ох, черт… Первый раз, он мужчина умелый, чувствуется, раскованный, а у меня едва ли не икота прорезается от того, как сильно хочется и… так же сильно колется страхом.

— Наверное, не стоит, — шепчу тихо.

Тихон облизывается. Облизывается на меня, не отрывая взгляда.

— Вот как?

— Да. Тебе… Наверное… Более раскованные девушки нравятся, — выдавливаю из себя улыбку.

— Скрывать не буду, раньше я имел дело с девушками, более легкого поведения. Да чего говорить, некоторые из них даже не спрашивали моего имени, а сек был, вот такие дела, — признается, широко усмехнувшись.

Тихон проводит ладонью по голове, ероша короткие волосы. Отчего-то думаю, что он привык носить более длинные прически. Так говорят его пальцы, которые были готовы взъерошить шевелюру, но там пока лишь короткий, но уже начинающий топорщиться, ежик.

— Вот видишь. Все сходится. Одно к одному, — произношу, испытывая дичайше острую боль в сердце.

Ревную, что ли?

К тем девушкам, которые готовы отдаться без раздумий классному мужчине?

Или завидую их решительности, смелости, умению быть собой, а я… даже сама не знаю, какая я.