Мы — разведка. Документальная повесть - Иван Бородулин

— Маманя, люди тут с дороги. Обогреться просят.

Самовар, что ль, поставить?

— Ставь, а я в погреб спущусь.

Через полчаса мы сидели за пыхтящим самоваром, хрустели солеными огурцами и квашеной капустой, а старушка, жалостливо поглядывая на нас, то и дело просила «не отказать» и «откушать». К концу чаепития, когда мы оттаяли и насытились, завязался разговор. Старушка объявила, что нынче ей бог послал праздник — оба сына, как сговорились, с фронта письма прислали. Бог их миловал — пока живы и здоровы.

Старушка без умолку рассказывала о своем житье-бытье— «до войны, милые, разве так жили?»; о колхозных делах — «скотина-то у них страсть как отощала, какая из соломы еда»; о своей красивой невестке — «она мне эаместо дочери родной».

И вдруг эта старая добрая женщина, у которой, казалось, вся жизнь-то от стола до печки, сказала:

— Люди вы, гляжу, военные, грамотные. Скажите мне, сынки, доколе же вы отодвигаться-то будете? Сколько же солдат у бусурмана проклятущего Гитлеряки, коль их кажинный день сон по радио тыщами кладут?

И пока мы мялись, подыскивая слова, чтобы ответить старушке, та вздохнула и убежденно произнесла:

— Видно, наши генералы поля большого никак не найдут. Вот как найдут, и тогда войне полный конец.

— Какого поля, мать?

— Такого большого поля, чтоб всем миром собраться и побить фашистов.

Мы были поражены таким неожиданным выводом и не сразу поняли глубокий смысл этих слов. Бабка действительно как в бога верила, что непременно найдется такое поле, где русские могут развернуться во всю свою мощь и одолеть супостата. Мне хотелось встать и обнять эту старуху, невольно преподавшую нам урок великого патриотизма и веры в победу. Я глядел на коричневые морщинистые руки старой крестьянки, на ее осунувшееся с запавшими глазами лицо, и вдруг с острой жалостью понял, что бабка плоха, она не дождется конца войны, не дождется сыновей. Хотелось сказать: «Мы найдем поле, мать, и победим».

В Горьком мы простились с попутчиками. Через несколько дней, пересаживаясь с одной машины на другую, добрались до цели. Это был штаб Донского фронта. В отделе разведки ждали нас и сразу же переправили в одну из дивизий на передовую линию обороны.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

«РУМЫНСКИЙ БЛЮЗ»

В избе, где располагался разведывательный отдел дивизии, нас встретил молодой подтянутый капитан и объявил, что начальник отдела отсутствует, но приказано накормить нас, сводить в баню и устроить на отдых. Штабной писарь отвел нас в маленькую избушку на самом краю деревни и познакомил с хозяином — молчаливым старым крестьянином с редкой, будто выщипанной бородкой. За ужином я спросил старика, почему они не ушли, как другие, из села, — ведь это передний край, немцы рядом.

— Он за Волгу пройти не должон, — хмуро сказал хозяин, — не пропустят. А ежели пропустят, то он и везде достанет, так что лучше сидеть дома.

Поговорив еще немного, мы устроились на деревянных лавках и заснули, но вскоре нас разбудили громкие голоса. Они принадлежали пятерым солдатам и старшему сержанту — разведчикам дивизии. Они только что вернулись с переднего края, где были вместе с майором — начальником разведотдела.

Разговорившись, мы выяснили, что от всего состава разведывательной роты дивизии не осталось и отделения. Видимо, без работы ребята не скучают.

Начальник разведывательного отдела дивизии, когда мы вошли, встал навстречу и со словами «очень рад» пожал руку каждому. Я сразу подумал, что на нас майор возлагает какие-то большие надежды и, очевидно, попросит помимо нашего основного задания помочь разведке. Забегая вперед, скажу, что я ошибся — разведка дивизии работала отлично, имела большую агентурную сеть у немцев и всегда была в курсе всех дел врага. А приветливость майора объяснялась тем, что он просто был приветливым человеком.

Майор поинтересовался, сколько времени нам потребуется на подготовку операции и в какой помощи мы нуждаемся. Богатырь ответил, что требуется несколько дней: надо изучить оборону немцев и найти участок для прохода в тыл.

Майор немного помолчал и вежливо сказал:

— Изучать, конечно, можно, но не так долго. Дело в том, что через оборону немцев вас проведут мои люди. Думаю, что вы могли бы на них положиться. Если хотите, — продолжал майор, — можете пройти по участку и познакомиться с местностью. Проведет сержант.

И майор встал из-за стола, дав понять, что разговор окончен.

Утром, едва забрезжил рассвет, нас разбудил старший сержант, а спустя час мы уже шагали к передовым позициям. Дорога шла степью, изрезанной балками и поросшей кустарником. Голые прутики торчали редкой щетиной: словно нарочно кто-то навтыкал в снег. Да, по такой местности незаметно не проберешься!

Глубокий овраг, наполовину занесенный снегом, привел нас на передовую. В окопах, полностью скрывавших человека, на земляных выступах сидели и стояли солдаты. В специальных нишах лежали автоматы, патроны, гранаты и даже противогазы.

Противник находился от траншей примерно в двух километрах, и ружейно-пулеметный огонь почти не применялся. Зато мины и снаряды сыпались непрестанно, все кругом было вскопано разрывами, и снег сплошь покрылся грязно-серым налетом. Мы пошли по траншеям, надеясь найти место, откуда видна оборона немцев, но так ничего и не разглядели, кроме широкой черной полосы, вскопанной снарядами.

Вернувшись в деревушку, немедленно разыскали майора и попросили разрешения провести ночную вылазку за передний край обороны для наблюдения за противником. Майор пожал плечами, но разрешение дал, заметив при этом, что мы не сможем начать операцию до тех пор, пока не вернуться его люди из-за линии фронта.

Мы были о себе более высокого мнения, привыкли рассчитывать на свои силы, а не на чужого дядю, поэтому в следующую ночь, надев маскхалаты, выбрались за передний край. Увы, о противнике мы ничего не узнали, хотя нашли много балок, удобных для скрытого подхода к немецким позициям.

Потом мы снова разыскали майора и нахально объявили, что готовы выйти на задание. На этот раз начальник разведотдела рассердился:

— Хватит баламутить, товарищи. Сказано, ждать — ждите! — Но тут же, устыдившись своей резкости, пояснил — Мы и сами могли провести эту операцию. Да незадача — во всей дивизии по-настоящему немецким владеет только переводчик, и тот непригоден — он даже пленных фашистов побаивается. В армии, конечно, есть строевые офицеры, знающие немецкий. Хорошие офицеры, но не годятся они для такой работы. Вот и пришлось вас вызывать.

Протягивая руку, майор добавил:

— Вы должны понять, что за успех операции я отвечаю не меньше, чем вы. А пока не время, надо ждать. Поймите, это необходимо.

Прошло несколько томительных дней. Изнывая от безделья, мы прочитали все книжки, какие только нашлись у хозяина избы, в охотку распилили и перекололи груду дров. В тот момент, когда кончилось терпение, явился связной из штаба.

Майор был в отличном настроении и весело объявил, что дело на мази. Его люди с той стороны принесли недостающие сведения. Мы можем готовиться.

Весь следующий день прошел в мелких, но важных заботах: мы подгоняли по росту доставленные нам черные непромокаемые плащи — оказывается, в таких плащах ходят сейчас, в связи с оттепелью, все немецкие офицеры; примеряли щегольские сапоги, которые также были «обеспечены» майором, и даже наводили лоск на ногти.

В шестнадцать часов мы явились к майору и, быстро переодевшись в эсэсовскую форму, шутливо приветствовали его выброшенными вперед руками.

Начальник разведотдела долго разглядывал нас и, наконец, сказал:

— Все правильно, только вот мундиры чересчур новенькие. А ведь вы издалека, с дороги.

Мы сняли мундиры и, недолго думая, принялись ими натирать деревянный грязноватый пол избы, пока одежда не стала достаточно поношенной.

Удовлетворенный нашим видом, майор снял трубку полевого телефона и попросил пригласить в штаб товарища Маленького. Спустя некоторое время в избу вошел небольшого роста паренек в ватных брюках и стеганой куртке.

— Товарищ майор, по-вашему приказанию… — сказал он. И мы смущенно переглянулись. Подросток оказался маленькой хрупкой женщиной.

— Знакомьтесь, Нина Петровна. — Майор широко повел рукой. — Это те самые разведчики из центра.

Рука у Нины Петровны была не по-женски твердой, голубые глаза смотрели внимательно и заинтересованно. На вид ей можно было дать лет 26–28.

— Нина Петровна, — пояснил майор, — долго работала в этих местах учительницей и хорошо знает местность. Она проведет вас через фронт почти до самой железнодорожной станции.

Весь вечер, с помощью карты-километровки мы обсуждали с Ниной Петровной детали прохода и договорились, что начнем операцию в следующую ночь.