Черные сны - Андрей Лабин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Жанна Евгеньевна, что с вами? Вы меня слышите? – Егор с напряжением и испугом всматривался в ее закрытые тонкие веки с синими прожилками, под которыми замерли бугорками глазные яблоки . Почему-то подумал, что она умерла. Что такие женщины из закаленной стали не гнутся, они сразу ломаются с коротким резким звоном. Ему показалось, что он даже услышал его, когда она упала.
В квартире повисла неприятная сгустившаяся тишина, где-то в дальней комнате щебетала канарейка. Егор не знал, что делать и от этого чувствовал себя беспомощным идиотом. Из тупой растерянности его вывела Жанна Евгеньевна. Она шевельнулась и попыталась приподняться. Егор с готовностью подсунул руку под спину. Обратил внимание, что кольцо на ее правой подвернутой руке обращено камнем внутрь ладони. Камня самого не было, по краям желтой ложбинки торчали коготки изогнутых металлических держателей.
– Сама, – еле слышно прошелестела вдова, – в спальне на трю…трюмо, – шептала она, – глице…рин. Принеси…те.
Егор понял, чего от него хотят, осторожно опустил женщину и устремился в комнату. Сделав два шага по начищенному до блеска паркету, резко остановился, словно натянулась до предела веревка, за которую он был привязан. В его голове вспыхнула красная лампочка с надписью «Куда в ботинках?». Егор быстро отмахнулся и побежал через холл в смежную комнату. Но это оказалась не спальная, а гостиная. Он отметил роскошное убранство, старинную дорогую мебель и картины разных размеров в позолоченных багетах, развешенные по стенам с высокими потолками и лепниной. В чистоте, блеске и богатстве он немного смешался, почувствовал себя неловко, словно угольщик на балу у баронессы. В растерянности завертел головой и сразу обнаружил две двери слева и справа. Оставляя за собой грязные следы, наугад кинулся к левой.
Распахнул белую дверь и сразу увидел большую двуспальную кровать, застланную голубым шелковым покрывалом с золотистыми ламбрекенами по канту. Над ней и на стенах были развешаны картины. Одну он узнал сразу – она иллюстрировала учебник литературы восьмого класса, «Боярыня Морозова». «Подделка, – промелькнуло в голове, – подлинник в музее».
Здесь не пахло, как в комнатах стариков, с которыми ему пришлось познакомиться за последние дни. Воздух был свежий, прозрачный и стерильный, словно в больнице. Возле окна стояло высокое лакированное трюмо, на нем аккуратно сложенные в ряд кластеры с таблетками, графин с водой и стакан из тонкого стекла. Егор бросил в безупречно чистое сверкающее амальгамой зеркало быстрый взгляд. На его лице разлилась бледность, он выглядел напуганным и всклокоченным.
Прозрачные миниатюрные шарики нитроглицерина, словно хрустальные, забавно сверкали в дневном свете. Егор схватил начатую пластинку с таблетками и побежал обратно. Не успел сделать и пары шагов, как спохватился и вернулся к трюмо. Из графина наполнил стакан водой. Горлышко тихо позвякивало в тишине комнат, ударяясь о стакан. Егор наполнил его до половины и пустился в обратный путь. Когда он вернулся, женщина уже сидела на кушетки рядом с журнальным столиком. Словно молельщица она сложила руки лодочкой перед лицом и, уперев большие пальцы в подбородок, прикрывала нос. Скорбный взгляд ее был устремлен в пол.
– Вот, – Егор протянул вдове таблетки и стакан.
– Поставьте на стол, – приглушенным тихим, почти шепчущим голосом произнесла она, не глядя на Егора.
– Да бросьте вы, – громко с негодованием произнес Егор. Вдова медленно опустила руки и посмотрела на него в упор, стараясь вернуть себе утерянные позиции, изгнать слабость и вновь воззриться с высоты птичьего полета. – Боитесь заразиться? – Егор со стуком поставил стакан на столик и бросил кластер. Таблетки тихо стукнули в пластиковые капсулы, проскользили по лакированной поверхности и остановилась у края стола. Он не стал дожидаться испепеляющего взгляда и выгибания губ. Быстро шагнул к двери, распахнул ее, затем вспомнил, зачем приходил. Вернулся, молча, положил на стол извещение об отправке телеграммы, после чего выскочил на лестничную площадку. Он кипел от злости к старухе, которая даже при смерти корчит из себя высокосветскую льдину.
«Что же за команду скелетов подсунул мне Червяк, – Егор хлопнул кованой калиткой в аккуратный дворик. Неужели все старики такие? Нет, он специально подбирал кадры, чтобы они свели меня с ума, чтобы затем меня вышибли из пожарки. Вот, гад». Он сходу наступил в серую лужу, забрызгал брюки. Чертыхаясь, неуклюже высоко, задирая ноги, выбрался на асфальт. Ему все меньше нравилась всученная работа. Он уже терпеть не мог пожилых людей с их брюзжанием, запахами и экивоками.
Ветра не было, но воздух, пропитанный сыростью, пробирал до костей. Хотелось в теплое место, где весело и где пиво. Повинуясь своим желаниям, Егор направился в бильярдную «Луза», что на Стрельникова – полутемное помещение, напоминающее грот с зеленносуконными столами, с низкими плафонами. Бахрома по краям абажуров придавала аристократизма и возвращала в дореволюционные времена.
Барную стойку у торцевой стены драила уборщица в синем халате. Крепкий бармен в белой рубахе с закатанными рукавами и расстегнутым воротничком протирал стакан и смотрел его на свет. Здесь было и тепло, и пиво, только невесело. Егор ни разу не был здесь в такое раннее время и пустая бильярдная вызвала в нем некое сожаление. «Хотя бы занятый один стол». В ушах сразу возник костяной удар тяжелых шаров, а перед глазами разбегающаяся по зеленому полю стая белых шаров-кроликов.
Задержавшись в нерешительности на несколько секунд у порога в пустой зал, он шагнул в полумрак. «Одна партия в «пирамиду», одна кружка «крюгера» и я снова на коне». Бармен наполнил кружку доверху. Егор шел к освещенному столу, словно к сцене. Воздушная пена над кружкой заманчиво колыхалась. В углу у столика он сделал несколько больших глотков, отдышавшись, поставил кружку, и принялся из коробки выкладывать на зеленое сукно шары.
Одному играть это совсем не то, что вдвоем. Не тот интерес. Но Егору было достаточно, что вкус пива приятен, что в тепле, что стены бильярдной защищают от расквасившегося, промозглого дня, что не видит «мумий» из палеонтологического музея Паршина.
Егор установил пирамиду из шаров, выбрал кий, и прежде чем сделать удар, в очередной раз глотнул из кружки, опорожнив ее до половины. Облизал губы, вложил кий в ложбинку между пальцев, прицелился, оттянул руку назад для удара, и в последний момент, когда уже готов был стукнуть, произошло что-то невероятное. Белые блестящие шары начали искривляться. На них появлялись черные линии. Кий вскользь, с щелчком врезался в деформированный биток.
В недоумении Егор медленно выпрямился и посмотрел на вяло раскатывающуюся пирамиду. Брови сошлись к переносице, мысли смущенно толклись, он не знал, что думать. Однако все шары были
