Скверная жизнь дракона. Книга седьмая - Александр Костенко

и не смог добыть хоть одного микла, по вкусу напоминавшем арбуз: все добытые ощущались как сливочное мороженое с шоколадом и ореховой крошкой. Кажется, что всё дело в ненормальной работе скверны и её порождений, но на каком материке она ненормальна, а на каком естественна? Если подобные слова вообще можно применять к скверне.

За прошедший год, как и за год в академии, у формы ксата так и не появилась «Магическая усталость». Когда я впервые выживал на скверном материке, то уже через девять месяцев запас моей маны начал сокращаться, а после воплощения всё вернулось в норму. Если всё дело в привычке, то сколько теперь я могу жить в форме ксата без этой усталости? Мне придётся не меньше двух лет провести на двух ногах в обществе разумных, иногда не очень приятных.

За прошедший год я убедился в том, что твари на скверном континенте развиваются. Встречаются не только разные виды Елурской лианы с зелёными, синими, красными и чёрными ягодами. И некоторые прочие твари бывают чуть больше своих собратьев. Не знаю, с чем это связано, хоть и есть некоторые догадки. Но и они слишком скверные, чтобы думать о них.

Последним моментом, прежде чем уснуть, я размышлял о показателе «Магии» в моих двух формах. Если суммировать, то сейчас у меня четыреста семнадцать очков. За каждые двести очков «мана» восполняется на один пункт в минуту больше. Сейчас их три, а до четырёх пунктов я доберусь не скоро. Из ста восьмидесяти семи свободных очков формы ксата только сто пятьдесят уйдут в «Интеллект», и ещё штук тридцать надо оставить для изучения умений. Оставшиеся семь очков погоды моей истинной форме не сделают.

Вот скверная ситуация — очки свободные есть, но с перелётом я себе помочь не могу.

Глава 3

Часть 2

Довольно-таки неприятно спускаться с горы практически голышом, лишь в кожаных штанах, мокасинах и куртке. Ветер задувает, осеннее солнце едва согревает. Я торопился спуститься с горы, чтобы наконец-то покончить с начатым. Каменистая почва переходила в покрытую редкими травинками землю, а уже через сто метров земля скрывалась под по-осеннему мёртвой травой.

Подготовленный ещё вчера ящик стоял поодаль от каменного колуна из больших камней. Центральный острой гранью смотрел вверх. Рядом с ним, прибитые к земле кусками чёрной псехвотрубки, лежал десяток миклов, оставленных на тот случай, когда я прилечу сюда вновь. Я не знаю, как сложатся поиски мамы и сестрёнки, и как пройдут два года в академии — но запасной вариант иметь нужно всегда.

Этим же запасным вариантом стал другой десяток миклов, на длинных кожаных верёвках примотанных к передней лямке ящика. Кто знает, как теперь всё пройдёт на острове ксатов, учитывая кровавое побоище прошлого года.

А основным моим вариантом, недалеко от каменного колуна, лежала продолговатая гора. Триста семьдесят четыре микла. Меня аж перетряхнуло всего, зубы крепко сомкнулись, костяшки в кулаках хрустнули. В прошлый раз всё прошло не очень приятно, но выбора у меня нет.

Я выбросил одежду в кучу бронзоватых оболочек, лежащих недалеко горкой. За прошедшие года их обнесло землёй, а некоторые стали причудливым горшком для пучков травы. Оставшись совершенно голым на открытом воздухе, под конец второго месяца осени, удерживая тепло тела сомкнутыми руками на груди — я поспешил отбежать в сторону.

Внимание, Вы собираетесь воспользоваться основным свойством достижение «Двуединый»

Внимание, Вы пытаетесь изменить форму Вашего тела

Желаете изменить форму Вашего тела?

Я набрал воздуха в грудь. И подтвердил.

Сознание откинуло от точки зрения, вид пожухлой травы отдалился, расплылся туманом, свернулся в трубочку, она утончалась, уменьшалась. Мысли разорвало клочьями, разметало, они истлели трухой, серой сажей облепив трубочку. Следом она покрылась смоляными кляксами, заполонившими всё пространство. Трубочку вывернуло наизнанку, перекрутило, растворило. Чтобы собрать вновь и в обратной последовательности развернуть, очистить от клякс, собрать мысли из кусочков сажи, расширить трубку и приблизить вид на пожухлую осеннюю траву, теперь бывшую чуть дальше, чем пять секунд назад.

Меня дёрнуло, крылья раскрылись, обрубок хвоста отдался ноющей болью, шрамы на груди и шее вспыхнули жаром, культи передних лап ныли как от кислоты, а острая боль из пустой глазницы и раскуроченной правой части морды с грохотом кувалды ударяла по крышке сознания.

Я сдержал недовольный рык и взмахнул головой, прогоняя последствия перевоплощения. После года на двух ногах вестибулярный аппарат пытался поднять меня с четырёх конечностей, крылья он воспринимал как дополнительную пару рук, хоть и непонятно откуда взявшуюся, а длинную шею как смертельную угрозу — но это скоро пройдёт.

Голод дал о себе знать резью в животе. Я приковылял к горе миклов и, подкатывая по десятке за раз, поддевал каждый культями и опускал на колун. И немедля слизывал сладкое содержимое. На пятидесятом почувствовалась приятная сытость — но я продолжал есть, пока не сожрал сотню, а переполненный желудок болел от переедания, но такова цена.

Я аккуратно отошёл от колуна, опираясь на локти передних ног, из-за чего ходил с отклянченым задом — и аккуратно распластался на пожухлой траве. Мне одновременно и хотелось, и не хотелось запускать «Магическое исцеление». В прошлый раз был хвостик, а в этот раз мне нужна передняя лапа. В прошлый раз я отключился от жуткой боли, в этот раз будет так же. Но, выбора у меня нет.

Магическая энергия, тёмная, сырая и холодная, похожая на нефть, выплеснулась из колодца, распространилась по всему телу, окутала каждый кончик рогового отростка на голове, каждую клеточку кожи, сконцентрировалась у желудка — и ломом умчалась к правой передней культе. Таким же ломом боль пробила сознание, разметав моё «я» на ошмётки. Тело обмякло, голова тряпичной куклой рухнула на землю.

В адекватное состояние я пришёл уже когда по небу плыла луна, хотя очнулся к закату. Мыслей не было, казалось, что голова пропала, как и всё тело. Непонятный спазм сжал мне мозг, оборвал каждый нерв, скрутил каждую мышцу. Как червяк я извивался на земле, стараясь унять боль в голове, будто каждую извилину причесали железной губкой для мытья посуды. Я корчился и извивался, вообще не понимая, что происходит. Казалось, что я не я и хвостик не от меня.

Я смог связать несколько мыслей в единый поток лишь когда солнце опустилось за горизонт. А к полуночи и вовсе распрямился, размялся, покрутил обрубком хвостика, с хлопком раскрыл и закрыл крылья. И недовольно посмотрел на правую переднюю лапку. Она отросла до ступни, вместе с ней самой,