Третья стихия - Мария Симонова

Заноза сунул руку под кресло, нашарил там названный предмет и извлек его на свет. Его никак не радовал конфликт с Рексами, грозивший перерасти в будущем в серьезную конфронтацию: не видать тогда Осы, как своей родинки за ухом. Поскольку Герт сегодня был в ударе и решил изображать из себя крутого гангстера, Кики предпочел бы встретиться с ним как-нибудь в другой раз и желательно один на один. Но коль уж, как говорится, пошла такая пьянка — вокруг такси уже мелью предупредительные вспышки лазеров, — делать было нечего, кроме как доставать из-под кресла последний «огурец». Кики взялся за монтировку двумя руками, уперев в нее пристальный взгляд, вроде как впал в транс.

— Проныра, работаем «Торпеду», вдвоем! — распорядился Папаша в сторону галерки. Толик молчал — то ли согласно, то ли протестующе, но к работе подключился: через десять секунд общего напряженного молчания простенький салон такси с собой начал удлиняться, потолок заметно понизился, окна сузились и округлились, руль под ладонями Папаши трансформировался в изогнутый штурвал. Приборная панель плавно перетекла в подобие пульта. Снаружи автомобиль приобрел приятную для глаза аэродинамичную обтекаемость, лишь цвет его остался прежним — ядовито-зеленым цветом городского такси.

Монтировка в руках Занозы также быстро меняла очертания, отливаясь в новую форму. Скоро вместо примитивного оружия ближнего боя Заноза имел на вооружении небольшой лазерник карабинного типа довольно топорной модификации: на мелкие ухищрения у Кики сейчас не имелось времени.

Все изменения в такси были произведены в считанные секунды. Рексы пока не решились открыть огонь на поражение, рассчитывая отделаться от назойливых кредиторов без лишнего кровопролития — наивные с их стороны надежды, учитывая характер Папаши. Между тем сам Папаша не подозревал, что гонится, быть может, за собственной смертью и только Занозе было известно, что веерник у Герта подлинный. Оружие, сляпанное только что наскоро из монтировки, могло нанести удирающим должникам лишь временные раны. Однако раны Странников, постоянных жителей Перекрестка Миров, исчезнут без следа в новой реальности на следующее же утро. При условии, что нанесены они чем-то, взятым или состряпанным из декорации, вроде вот этого лазерника, а не подлинным оружием, сработанным мастерами Перекрестка. Если Странника убивали таким оружием, то это было всерьез и навеки.

Кики не стал говорить отцу о своем подлиннике, уверенный, что смертельная угроза его не остановит, но подольет в огонь его праведного гнева бензинчика ярости и наверняка уже спровоцирует длительный межклановый конфликт. К тому же он подозревал, что Герт не собирается использовать подлинник — не та ситуация, несерьезная, скорее игровая, — а демонстрирует его просто для острастки.

Заноза высунулся из окна с зажатым в руке карабином, но выстрелить не успел: дверца старого такси держалась на честном слове, и этот дефект перешел по наследству к «Торпеде». Как только Заноза доверил вес своего тела предательской двери, она подалась и тут же распахнулась во всю ширь, вытянув с собой Занозу, пронесла его, спешно поджавшего ноги, десяток метров над асфальтом, а потом взяла да и оторвалась. Вместе с Занозой, разумеется. Последнее, что он услышал, было его имя, донесшееся с отчаянным выхрипом из дверного проема. Потом он упал, отцепившись при ударе от дверцы, прокатился вместе с ней по асфальту, больно трахнулся напоследок обо что-то головой, тут и становился.

Придя в себя, Заноза сразу же ощутил, что вокруг произошли какие-то глобальные перемены. Что там стряслось с окружающим миром, Заноза понял еще до открытия век: произошла полная смена декорации, иными словами — он вылетел из одной реальности в другую. И вылетел с треском, прихватив с собой подлую дверь, невинно зеленеющую неподалеку, словно крохотный изумрудный оазис на идеально ровной безжизненной равнине, куда ее вместе с Занозой выбросило, как отбракованный дубль, из самого критического момента гангстерской погони. Такое порой случалось со Странниками, как правило — в экстремальных ситуациях (при выпадении окно, например), а иногда и просто по ходу жизни стоило только в особо взвинченном состоянии стремительно свернуть за угол или резко шагнуть через порог.

Заноза почувствовал, что правая рука его сжимает что-то мертвой хваткой: это оказался свежеизготовленный, но так и не выстреливший ни разу лазерник. Первым сильнейшим желанием Занозы было запульнуть этим вторым предметом в первый — то есть в паскудную дверь, причем не путем нажатия на гашетку, а по старинке, путем метания. Он уже было замахнулся, да передумал, решив, что оружие в незнакомой декорации лишним не будет. В направлении двери он просто в сердцах плюнул.

Заноза сделал несколько попыток вернуться назад в город, но все бесполезно: пустыня крепко держала своего пленника. Эта безрадостная реальность казалась нерушимой и выглядела так, будто сам воздух в к ней от многовековой неподвижности застоялся, превратившись в невесомое подобие крепкого чая. А Кики Заноза посреди этого разливанного чайного моря напоминал единственную потонувшую в зыбких глубинах чаинку, потерявшую надежду вынырнуть. Попытку он решил повторить через некоторое время, пока же все говорило о том, что он здесь застрял.

Сидеть на месте Кики был просто не в состоянии, поэтому он пошел куда-то, не выбирая направления. А что тут было выбирать — кругом одно и то асе, и даже солнце в этой декорации отсутствовало просто как класс (возможно — скрывалось за бурой пеленой, заменявшей здесь облака).

Долго ли, коротко ли он шел, у него не сложилось ни малейшего представления, когда с небес стало что-то падать. Это напоминало очень крупный снег — невероятно крупный, каждая снежинка была величиной с кулак. Одна такая «снежинка» коснулась в сонном отвесном падении его лица — прикосновение было теплым и мягким, как будто пуховым. Он поймал другую «снежинку» в ладонь, сжал, и она тут же рассыпалась, утекла между пальцев легкой пылью. Заноза хотел было лизнуть ладонь, но сдержался: неизвестно еще, что за отрава сыплется с небес в этой гиблой декорации: не исключено, что и кислотная — неспроста же здесь все повымерло, не то что травинки или суслика — даже камушков и пригорков не осталось, все словно разъело и приплюснуло до кондиции каким-то грандиозным небесным прессом.

Заноза отряхнул ладонь и двинулся дальше. Пушистые хлопья все падали и падали, покрывая почву легким покрывалом — точной имитацией снежного, только рассыпающегося под ногами в бесплотный пепел. «Ну и попал!» — методично долбила в мозгу единственная мысль, остальные мысли копошились бессвязно и ядовито, сбившись в змеиный клубок. Вскоре ухо его уловило странный шум, похожий на отдаленный шелест листвы под ветром, одновременно впереди наметилось какое-то движение. Он сделал еще несколько шагов, всматриваясь, никак не в силах разобраться сквозь снег…