Кто сеет ветер - Валерий Пушков

Наступление на наиболее радикальных сотрудников журнала «Тоицу» тем не менее велось весьма энергично. По распоряжению директора касса издательства стала задерживать выплату гонорара и жалования Таками и Онэ, стараясь вынудить их уйти из состава редакции добровольно. Но они продолжали бороться, отстаивая независимость журнала от «Общества изучения Запада» и в то же время ведя организационную работу по созданию своего кооперативного, издательства. На почве этой борьбы произошло сближение между Онэ и Налем, которые встречались теперь почти ежедневно.

— Здравствуйте, Онэ-сан. Почему не пришли вчера, болели? — спросила Эрна, подойдя к гостю и дружески с ним здороваясь.

Японец весело улыбнулся. Тугой выразительный его подбородок был гладко выбрит, но верхнюю губу прикрывали густые короткие усы, оттеняя своим черным цветам белизну крепких зубов.

— Да, было немнозко трудно: занездоровились мои деньги, — ответил он медленно по-русски, путая трудные для него «л» и «ж» с более привычными и легкими звуками.

Последнее время Эрна по просьбе брата помогала иногда журналисту в его переводах с русского языка на японский, и потому Онэ в ее присутствии старался говорить только по-русски, условившись, что она будет по возможности исправлять его скверное произношение.

— Что, плохо с финансами? — спросил Наль.

— Да, в кассе опять нету денег. И дома от этого экономическое несостояние.

— Какая досада! — произнесла сочувственно Эрна. — И как раз в такой серьезный момент, когда ваша жена собирается подарить малютку.

Онэ снова ослепительно улыбнулся.

— Малютка уже рожилась, вчера. Я и жена бесконечно рады, — ответил он весело.

— A-а, так можно поздравить, — сказал Наль, крепко пожимая товарищу руку. — Но как же теперь без денег?

Он достал из кармана бумажник и, не считая, передал Онэ все свои деньги.

— Вот, дорогой друг. Тут иен пятьдесят… Я ведь живу экономно.

— Вас двое. Вам надо тоже, — пробормотал журналист.

— Пожалуйста, не заботься о нас. В крайнем случае, я всегда могу позаимствовать у Ярцева. Ему Имада выплачивает аккуратно.

— Конечно, берите, у вас же теперь большое семейство, — ласково улыбнулась Эрна.

Онэ секунду поколебался, потом застенчивым жестом взял деньги, сунул их в свой портфель и низко наклонил голову.

— Сердцем вас благодарю. Мне очень стыдно, но я пожалуйста получу. Одним словом, у нас волчий голод, — пробормотал он сконфуженно.

Эрна спросила:

— Кто у вас? Сын?

— Молодой сын.

Эрна расхохоталась.

— Я думаю — молодой… Сколько ему — двадцать четыре часа? Как вы его назвали?

— Хироси.

— Желаю, чтобы подрос не хуже Чикары. Тот у тебя умница и крепыш, — сказал Наль.

— О да. У старшего сына хорошая голова: он тоже учится русскому языку и знает лучше меня, — ответил японец с гордостью.

— Может быть, вырастет большим человеком, — сказала Эрна с серьезной задумчивостью.

— Да, я буду довольный, если мой сын станет работать, как и отец. Я посвящаю великой пролетарской литературе все силы и думаю, что оно есть единственное и даже серьезнейшее искусство для жизни, — ответил Онэ.

Эрна вопросительно дотронулась до его портфеля.

— Принесли перевод? Неужели успели окончить обе статьи?

Онэ отрицательно покачал головой.

— Не очень. Без вашей подлобной лекомендации немнозко трудно.

Эрна шутливо постукала его двумя пальцами по лбу.

– Подробной, — поправила она с ударением. Подлобной — это вот здесь, подо лбом.

Онэ извиняюще поднял вверх брови, придав лицу детское, чуть плутоватое выражение.

— Я сознаю: у меня плохой выговор… И я очень хочу вашего исправления, — ответил он добродушно.

Он достал из портфеля не толстую сероватую книгу — сборник статей и очерков Максима Горького — и попросил объяснить подчеркнутые непонятные выражения.

— Японская масса бесконечно интересуется узнать мнение Горького на предателей, сказал он серьезным тоном.

Эрна взяла у него из рук книгу, пододвинула складней стул и стала ему объяснять, пользуясь для этого сразу тремя языками: японским, английским и русским.

Наль достал из почтового ящика газету «Джапан адвертайзер», которую выписывал Ярцев, и углубился в чтение. Ветерок делался все свежее. Прозрачная даль заволоклась сизой дымкой. Из-за соседней стены тонко и жалобно доносился плач флейты и слова песни:

Затихло море на закате,Уснул мятежный вал…Как человек, которыйПлакал, плакал —И устал.

Когда с переводом было закончено, Наль предложил товарищу съездить к профессору Таками, чтобы окончательно договориться об организуемом им кооперативном издательстве, куда Наль тоже хотел перейти из «Общества изучения Запада».

Эрна осталась одна.

«Да, надо устроиться на работу. Так нельзя жить», — подумала она с грустью. Взгляд ее упал на оставленную на скамейке газету с целыми страницами объявлений. Она взяла ее, пробежала глазами по надоевшим назойливым рекламам японских оптических магазинов и патефонной фирмы «Колумбия» и вдруг с надеждой остановилась на прописных крупных буквах в отдельном квадрате:

С оттенком смутной тревоги она прочитала последнюю фразу вслух.

Откуда ей взять рекомендации?… Тогда бы она могла попытаться сходить к этому японскому джентльмену!.. То, что она не русская, а полу-японка, полу-яванка, вряд ли смутит его, раз она знает русский язык. Ему будет даже удобнее: она всегда сможет объяснить трудные фразы на его родном языке. Настолько-то она знает язык своей матери.

Она задумалась. Работа казалась ей подходящей.

— Почему же не попробовать? Кандидаток, наверное, не так много!..

Эрна вырвала аккуратно объявление и пошла в комнату переодеться. Она решила сейчас же ехать по адресу.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Джентльмен, поместивший в газете объявление, судя по адресу, жил в одном из аристократических отдаленных районов Токио, но Эрну это не смущало. Она согласна была ездить хоть на край города, лишь бы ее приняли на работу.

Вагон был набит до отказа. Некоторые пассажиры оставили деревянные сандалии под скамьями и сидели, подобрав ноги, одетые в белые и черные полу-чулочки, сосредоточенно шелестя газетами. Сойдя в нужном районе с трамвая, но совершенно не зная расположения улиц, Эрна подозвала рикшу и села в его лакированную колясочку. Худой широкоплечий парень, одетый в синюю с красными иероглифами на спине, куртку и короткие трусики, уныло повторил сказанный ему адрес и побежал крупным размеренным шагом по извилистым улицам и переулкам.

Люди в цветных кимоно и европейских костюмах шли по тротуарам, стуча деревянными сандалиями на высоких подставках. Весна была в самом разгаре. Звонкоголосые дети с косичками и чубами бегали дружно по скверу, напоминая своими движениями и пестротой стайку тропических птиц в привлекательном радужном оперении. В садах и на авеню цвели вишни. Блестящие черные волосы женщин сияли на солнце молочно-розовыми брызгами лепестков. Нежный и легкий запах вишневых цветов, мешаясь с дыханием морского ветра, проникал в грудь сладкими струйками.

Рикша свернул в тихий прямой переулок. Колясочка ©становилась у двухэтажного дома, блестевшего лаком и позолотой. Эрна расплатилась с возницей и смело пошла через решетчатую калитку, мимо цветущих кустов и миниатюрного храма с рощицей крошечных кипарисов, к резному парадному крыльцу. Но прежде чем она дошла до дверей, они торопливо раздвинулись, и на пороге показалась молоденькая японка, упавшая в приветствии на колени. Эрна достала газетную вырезку и подала девушке вместо визитной карточки, коротко пояснив причину визита. Японка, заученно улыбнувшись, провела ее по крутой деревянной лестнице на второй этаж в просторную, по-европейски обставленную комнату с портьерами у дверей, с двумя зеркальными книжными шкафами и светлыми занавесками на окнах. Пол был застлан большим шелковистым ковром с причудливыми узорами зеленой, синей и белой расцветки. На маленьком письменном столе с лиловым сукном лежали японские и русские газеты утренней почты. Около стола висела карта Советского Союза и Северного Китая с Маньчжурией и Монголией. На круглом венском столе, покрытом шелковой скатертью, стоял великолепный букет пионов и ирисов.

Служанка с повторным земным поклоном бесшумно исчезла. Эрна с любопытством подошла к книжному шкафу. Несколько полок были сплошь заставлены русскими книгами, между которыми виднелись отдельные разрозненные тома Ленина, Сталина, Горького, Плеханова и Кропоткина. Второй шкаф был заполнен японскими книгами. Эрна села на стул. Минут через пять в комнату вошел широкоплечий плотный мужчина с тугими полными щеками, с пронзительным властным взглядом и медлительными движениями/ Он был в темном кимоно, распахнутом на груди, слегка покрытой короткими волосами, в простых соломенных сандалиях на босу ногу. На макушке в густых волосах просвечивала круглая медная лысина.