Новый русский и американка - Лилия Беляева

Так о чем я? О том, что один из этих колокольчиков я прицепила к своим прозрачным трусикам, и он вдруг прозвенел, когда я, сгорая и перегорая, с легким, невольным стоном перевернулась на живот, потом снова на спину.

Мой танцующий индус вдруг словно проснулся, остановился, спросил страстно:

- Что это звенит?

- Ах, это, - горячими от нетерпения губами прошептала я, - наклонись, посмотри...

Послушный, как все мужчины, когда о том просит слабым голосом женщина, он наклонился над моими волшебными трусиками...

О, чудный миг, когда наши освобожденные от всяких предрассудков тела вступили в эту восхитительную, единственно достойную их схватку! Я не буду говорить много, как это было, но после всего мне ещё целый месяц из ночи в ночь снился его черный от лунного сияния и словно бы грозный "меч", пронзавший меня насквозь. И даже когда я очутилась в знаменитом кёльнском соборе и увидела его старинный орган, вдруг с моим зрением произошло что-то странное: на месте знаменитых, торжественных, антиквариатных труб я увидела фаллосы моего индуса и невольно застонала от сладкого, неповторимого, роскошного воспоминания...

Правда, скоро опомнилась. Все-таки... Германия... собор... орган...

Но надо же было такому случиться - какой-то близко стоящий ко мне немец услыхал мой непроизвольный, чарующий стон и тотчас спросил меня тихо, но мятежно:

- Вам нужна какая-нибудь помощь?

Признаться, до этого я как-то ни разу не пленялась немцами. Во мне еще, вероятно, сильны были предрассудки по отношению к этой нации. Недаром мои ученые папа и мама сочли необходимым рассказать мне, ещё пятилетней-семилетней, об ужасах немецких концентрационных лагерей... И вообще в моей семье часто звучало то ли поощрительное, то ли язвительное, вроде "ну ты, мой друг, излишне пунктуален, как немец..." Или - "только немцу к лицу быть таким придирчивым и несносным". Так что во мне как-то не возникало желания хоть чуть "откушать" показательной немецкой плоти...

Но тут, в соборе, рядом со мной оказался крупный, почти как Хельмут Коль, и такой же лысоватый, светлоглазый германец. Да ведь в первое мгновение я решила, что это и есть Хельмут Коль! На этом немце был излюбленный вождем немецкого народа серый костюм...

Однако я довольно скоро разглядела, что у моего "Хельмута" нос как бы опирается на сизо-черное основание из коротких усов, а у того Хельмута усов вроде не наблюдалось...

И хотя на первый взгляд вовсе не просматривалась связь с органом... и индусом..., его размножившимися фаллосами, подменившими органные трубы, и этим крупным, породистым "Хельмутом", но все-таки, все-таки...

От его серо-стального костюма, когда он со всей немецкой, доведенной до крайности добросовестностью прижал меня к себе впервые, на меня так и пахнуло металлургической промышленностью. Иным и не могло. Немцы, как я додумалась чуть позднее, пахнут только так: либо металлургической промышленностью, то есть смесью запахов стали, чугуна, металлопроката, доменных печей, или же кислой капустой и свиной отбивной. Бывают, как я позднее в том убедилась, и переплетения этих ароматов, что тоже не лишено некоторой доли шарма...

Немец любил меня неутомимо, жадно, словно голодный, который набросился на еду после долгого-долгого поста. Я даже не поняла, отчего так. Он сам мне объяснил:

- Мне давно хотелось обуздать Америку! Уж слишком она нагло стала вести себя в последнее время! Считает себя сверхдержавой...

В этот момент я проявила себя, считаю, как истинная патриотка своей великой страны. Я, представьте себе, не позволила ему, этому излишне беспардонному немцу, совершать в моей заветной, горяченькой, вкусненькой глубине свои насущные поступательно-отступательные движения, я тотчас, хотя моя плоть горела и звала, ещё не насытившись, а только предвкушая, но, повторяю, я сумела пересилить типично личный эгоизм и самым небрежным, независимым образом схватилась за "орудийный ствол" излишне самоуверенного, нахального немца и вытащила его из собственных сокровенных глубин и сказала при этом со всей определенностью и категоричностью:

- Я не позволю вам оскорблять Соединенные Штаты! Этим самым вы пачкаете мое священное чувство глубокого американского патриотизма!

- Что такое? Дело следует доводить до конца! Порядок прежде всего! С нами Бог! - забормотал совершенно опешивший от моих искренних, горячих слов этот большой немец, явно недооценивший степень патриотизма американцев, и с тоской наблюдал, как раскаленная стальная "болванка" между его ног гаснет бесполезно и беспомощно, превращаясь прямо на глазах в убогий мешочек для сбора куриных яиц. - Я готов извиниться... Но зачем же... Это же неправильно... Нельзя смешивать в одно пиво и водку. От этого с утра очень болит голова. О, я всё, всё осознал! Если американская девушка способна прервать кульминационный момент... сексуальной, так сказать... раскрепощенности во имя своей страны и отбросить по политическим и ритуальным соображениям предмет наслаждения - значит, Америка действительно великая держава, и нам, немцам, ещё надо поучиться у нее... какое-то время... чтобы потом... потом...

Он взглянул на меня умным серым глазом и не стал продолжать, а сказал только:

- За мир и дружбу между народами!

- О'кей! - ответила я. - И за экологическую чистоту планеты!

- О, да! - сказал сообразительный немец и тотчас вытащил свой немецкий презерватив в свежей немецкой упаковке цвета немецкого национального флага.

И теперь уже мы трахались с ним не без актуальной социально-политической подоплеки, а только с ней, то и дело приговаривая:

- За безъядерный мир!

- За чистоту озер и рек!

- За гуманизм!

- За безопасный секс!

Ну и так далее. И все-таки, когда немецкое семя с уникальной немецкой аккуратностью пролилось в непробиваемый, я так думаю, даже пулей немецкий суперпрезерватив, естественно - болотного, камуфляжного цвета, он вдруг, негодяй такой, усмехнулся и захохотал во все свое огромное, чисто немецкое, реваншистское горло:

- А я все-таки сегодня трахал американку! И затрахал до бесчувствия! Германия затрахала Америку, можно считать! Вон она лежит, усталая, потная, даже пальцем пошевелить не в силах... Слава германским традициям! Слава немецкому пиву! Германия, Германия превыше всего! И рано или поздно, рано или поздно...

Но я, истинная дочь своего великого американского народа, нашла в себе силы, привстала и довольно грозно спросила:

- Ты что, националист? Фашист?

И схватила с тумбочки хрустальную вазу с его погаными белыми розами... Он не ожидал такого поворота... А я продолжала грозно требовать, сверкая глазами:

- Ты, может быть, мечтаешь всех женщин засунуть за проволоку в концлагеря?! Отвечай!

И он вдруг рухнул передо мной на колени и зашептал спекшимися от желания губами:

- Как ты прекрасна в своем гневе на политической почве! С этой вазой в руках! Изнемогаю! Умираю! Прочь слова... нас ждут великие дела...

Признаюсь, на дальнейшее проявление принципиальности меня не хватило. Тем более когда я увидела, как внезапно, словно по знаку волшебника, вырос его "оружейный ствол", пробил дыру в его трусах и поднял к небесам свое грозное, величавое, дерзновенное дуло...

Тот опыт с кёльнским немцем убедил меня в непреложной истине - мужчины и женщины разных стран непременно найдут между собой общий язык, если не будут расписывать выдающиеся особенности своих гор и лесов, и даже таких великих, как Америка, а займутся самым восхитительным делом на свете с помощью своих "опаловых небес" и "нефритовых стержней", или, как прямодушно называется это в многочисленных дамских романах, станут трахаться, придавая особое, священное значение лишь своим "дырочкам" и фаллосам...

Вообще недаром прежде со всего света ездили учиться в Германию. Тут хочешь не хочешь, а поумнеешь.

...Вот что мне, как это ни странно, напомнило черное яблочное зернышко - сувенир из Индии...

Я, конечно, аккуратно завернула его в бумажную салфетку и положила на дно косметички, бочком к рыжеватому волоску из усов русского стюарда.

Кстати, я только теперь понимаю, почему мне было приятно заниматься сексом с этим большим немцем. Мне казалось, что я... ну, да... занимаюсь любовью с сами Хельмутом Колем, а это, согласитесь, так возбуждает и возвышает...

Жаль, я не успела поделиться этой мыслью с моим все-таки излишне самоуверенным немцем, и он принял все изъявления моей пылкой плоти на счет своей плоти... Вот ведь как оно все тонко, запутанно в женской психике... Подумать только!

...Далеко, очень далеко ушла я, однако, от русского теплохода, идущего из Гонконга в Токио. А ведь был уже поздний-поздний вечер, скорее, даже ночь, а наутро мы пришвартуемся в токийском порту, и - прощай моя мечта об этом русском, невыносимо грубом, дерзком, безумно сексапильном "новом русском" с грязными пятками и криминальным прошлым... И в иллюминаторе только одно темное, беспросветное море. И никаких надежд, ну абсолютно...