Чужой клад - Александра Девиль

— Наверное, из тех душегубов, что убили мою Олю! Я б жизнь отдал, чтоб им всем отомстить за нее…

В глазах парня заблестели слезы, и Мотря, нахмурившись, отступила в сторону и отвернулась от Тараса, горевавшего по невесте над трупом убитого разбойника.

Перед мысленным взором Насти вдруг промелькнули фигуры двух убегавших бандитов, и девушке почудилось в одном из них что-то смутно знакомое. Но беглое воспоминание испарилось, не оставив следа, потому что Настя посмотрела на Дениса и встретилась с ним глазами. Сделав к нему несколько быстрых шагов, она сказала:

— Вы тоже ранены, Денис Андреевич, и вас бы надо перевязать.

Он глянул на порванный рукав камзола, слегка вымазанный кровью, и с усмешкой заметил:

— Пустяки, кровь уже остановилась. Вот камзол мне жалко. Все-таки шелковый и сшит у модного портного.

— Все бы вам шутить, Денис Андреевич, — покачала головой Настя.

— Кстати, когда вы так ловко бросили мне эту саблю, то назвали меня просто по имени, без отчества, — тихо сказал Денис. — И должен признаться, мне это понравилось.

Он все еще держал в руке саблю Остапа Борисовича, который неподвижно стоял в стороне, приходя в себя после страшного происшествия.

— Так кто ж эти изверги, зачем они напали? — вопрошал, оглядываясь вокруг, Савва. Заметив Новохатько, подскочил к нему: — Что скажете, пан судья? Может, разбойники хотели убить панну Криничную, как убили Олю и Раину? Я ведь так и думал, что это дело рук лихих людей, а не какой-то озерной ведьмы.

Остап Борисович наконец опомнился и, солидно откашлявшись, сказал:

— Эти разбойники охотились вовсе не за панной Криничной, а за мной. Сегодня утром мне передали записку с угрозами. Дескать, расправимся с тобой, судья, за то, что ты слишком строго нас судил.

Настя могла бы поклясться, что бандиты в масках бросились именно к ней, не обратив внимания на Остапа Борисовича, и она язвительно спросила трусоватого ухажера:

— А почему вы не защищались, пан судья, если разбойники на вас нападали? Ведь вы, кажется, даже не ранены, как Тарас и господин Томский.

— Я потому не защищался, что хотел подпустить их поближе и отвлечь от вас, — ответил Новохатько, запинаясь. — И, клянусь, я бы их всех уложил, если б вы, панна, не отдали мою саблю господину Томскому.

Даже мужчины стали давиться от смеха, услышав такой ответ. А Новохатько, строго посмотрев на хихикающих девиц, обратился к Денису:

— Кстати, господин Томский, верните мне оружие, я теперь всюду должен его носить, потому как моя жизнь в опасности.

Денис протянул саблю рукоятью вперед и с насмешкой заметил:

— Оружие надо не просто носить, но и пользоваться им, когда следует.

Новохатько не сразу нашелся с ответом, но, вложив саблю в ножны, внушительным голосом изрек:

— Если б не моя сабля, так и вас бы не было в живых.

Настя невольно возмутилась:

— Вы бы, Остап Борисович, хотя бы поблагодарили господина Томского за наше спасение! Ведь ему-то никто не угрожал, а он, рискуя жизнью, кинулся нам на выручку.

— Это дело темное, — проворчал Новохатько, глядя в сторону. — Кстати, мне непонятно, почему господин Томский вдруг оказался здесь.

— То же самое могу спросить у вас, — парировал Денис.

— Ну, я… мы с Анастасией Михайловной шли к попу, чтобы допросить его насчет Юхима, — ответил Новохатько, вытирая вспотевший лоб. — Панна Криничная на днях видела Юхимку возле своего двора. Может, он и сегодня был среди этих разбойников?..

Тут в разговор вмешался Савва:

— Да не мог Юхимка быть среди них! Он, хоть и здоровяк, а на саблях драться не умеет. И откуда бы у него лошадь взялась?

Поднялся настоящий спор, в котором не участвовали только Настя и Денис. Все же остальные наперебой высказывали предположения о разбойниках в масках, считая их то беглыми ворами, то татарскими работорговцами или даже турецкими янычарами.

Толпа любопытных продолжала прибывать, ибо слухи распространялись по маленькому городу с невероятной быстротой. Все разглядывали убитого разбойника, но никто его не признавал.

Среди общего шума и неразберихи Денис подошел к Насте и шепнул ей:

— А все-таки, сдается мне, разбойники охотились именно за вами. Уж не хотят ли вас продать в гарем какого-нибудь паши?

— Если б меня хотели продать в гарем, то не метили бы мне в грудь саблей, — быстро ответила Настя.

— Умоляю вас, будьте осторожной и никуда не ходите одна, — тихо сказал Денис, и в его всегда насмешливом взгляде блеснула неподдельная тревога.

Дальше их разговор прервался, потому что на Настю налетели взволнованные и перепуганные Боровичи.

— Господи, что за испытания на нашу семью? — воскликнула Гликерия, обнимая девушку. — И все в один день! Не успели муж с отцом отбиться от лиходеев, как уже и на тебя напали!

Услышав такие причитания, Томский заинтересовался, кто и когда покушался на жизнь Боровича и Заруцкого. Выслушав объяснения Ильи, он помрачнел и снова обратился к Насте:

— Вам не следует никуда ходить одной. Даже на репетиции.

— Обещаю вам, господин Томский, мы проследим за Настей, — поспешила сказать Гликерия. — Но, впрочем, она ведь такая упрямая, никого не слушается…

Несмотря на сопротивление, Настя была с двух сторон схвачена под руки заботливыми родственниками и уведена с места происшествия. Уходя, она невольно оглянулась на Томского.

Дома Гликерия принялась наставлять девушку:

— Не следует тебе, Настя, так уж любезничать с Денисом Томским. Конечно, спасибо ему, что выручил вас с Остапом Борисовичем, но, если с другой стороны поглядеть, так почему он вдруг оказался возле тебя? И без того, наверное, о вас с ним поговаривают, а теперь еще и новые сплетни пойдут.

— Какие сплетни, что за ерунда? — отбивалась Настя, хотя в душе ей было не так уж неприятно, что ее имя связывают с Томским.

— Гляди, Настя, чтобы эти слухи не дошли до Татьяны Степановны, — предостерег Илья. — Насколько я знаю свою тетушку, она тут же растревожится, расхлопочется и, будучи женщиной со слабым здоровьем, еще, не дай бог, сляжет.

— Ну что вы на меня накинулись? — рассердилась Настя и на всякий случай прикрыла дверь, чтобы не подслушала прислуга. — Разве я любезничала с Томским? Просто поблагодарила его и Тараса за помощь. И матушка моя, если бы узнала, была бы ему благодарна. А то, что он оказался поблизости, так это вполне объяснимо. Томский обещал Ивану Леонтьевичу охранять его актрис, вот и выполняет обещание.

— Ах, так он это делает из дружбы к Шалыгину? — спросила Гликерия, лукаво переглянувшись с Ильей. — Почему-то меня он так истово не охраняет.

— Но у тебя ведь есть муж, — заметила Настя.

— Правильно, мужу или жениху такое участие позволительно, — строго сказала Гликерия. — Но господин Томский тебе не жених. И никогда им не будет, позволю заметить. Не хотела я тебе говорить, но раз уж разговор так повернулся… Ты ведь знаешь, что мой отец познакомился с управляющим Веры Томской? Видела этого Устина?

Настя кивнула, вспомнив гундосого и вертлявого человечка лет сорока пяти — управляющего в Напрудном. На днях он приехал в Глухов закупать кирпичи и доски для строительных работ и уже успел побывать в гостях у Заруцкого.

— Так вот, — продолжала Гликерия, — вчера отец с Устином заглянули в шинок к Федорчихе. Ну а Федорчиха баба любопытная: как заметила, что Устин захмелел и язык у него развязался, так и подсела к нему, принялась расспрашивать про барина. Ну, тот и выложил, что господин Денис Томский, хоть и ученый, а по женской части весьма большой ходок. Уже нескольких девок обрюхатил да и бросил — и в Москве, и в Петербурге, и в деревне своей. Теперь, может, и в Киеве, и в Глухове оставит после себя незаконное потомство. А женится все равно на Вере, потому как давно мечтает соединить имения, оставшиеся после его отца и дяди. Кроме того, Вера очень нравится его матери.

— А мнение родителей следует уважать, — вмешался Илья. — Думаю, что Татьяна Степановна не одобрила бы такого кавалера, как Томский. Ей больше по душе человек степенный, надежный, давно знакомый. Такой, например, как Остап Борисович.

Настя, помрачневшая после рассказа Гликерии, с раздражением откликнулась на слова Ильи:

— Ваш Остап Борисович оказался отменным трусом. Если бы Томский не пристрелил первого бандита, лежала бы я на пустыре, порубанная саблей.

— Наш пан судья просто растерялся, — вздохнула Гликерия. — К тому же мы его за обедом уж слишком напоили… А что этот убитый бандит? Его хоть кто-нибудь узнал?

— Нет, никто. Следовало бы, конечно, всех горожан привести на опознание, но чиновники наши, я уверена, велят закопать злодея подальше и все это дело замять. Им бы только навести лоск к приезду ясновельможного, чтобы удостоиться похвалы. — Настя отвернулась и хмуро посмотрела в окно, за которым бегали по вечерней улице напуганные новым происшествием горожане.