Моя сводная Тыковка (СИ) - Ольга Ивановна Коротаева

— Уже? Я так сильно тебе нравлюсь?

— Псих? — ощущаю, как лицо заливается краской. — Я в луже лежу! Может, слезешь с меня? Не хочу заболеть.

— А, да, конечно, — суетится он.

Быстро поднимается и подаёт мне руку, за которую я хватаюсь, и… Поскользнувшись, Марат снова падает на меня. И опять, как назло, наши губы на миг соприкасаются.

— Издеваешься? — страдальчески уточняю я, и мужчина снова поднимается. — Или тебе понравилось?

— Кажется, это тебе понравилось!

— Чушь!

— Тогда почему покраснела?

Протягивает раскрытую ладонь, и я надеюсь, что на этот раз Марат устоит. Но он снова падает на меня, но в этот раз что-то меняется. Мужчина держится на руках, чуть нависая надо мной, при этом не отрывает взгляда от моего лица и медленно наклоняется, прижимаясь к моим губам своими твёрдыми и требовательными.

Хочу оттолкнуть Марата, обвинить в насмешке над пухлой девушкой или ехидно спросить, не поспорил ли он на меня, но не могу. Мужчина прижаривает мою голову, углубляя поцелуй, а я таю в его руках, обвиваю своими его сильную шею, позволяя себе утопать в невероятном удовольствии.

По венам прокатывается обжигающая лава, и мне совсем мне холодно, а сердце так сильно бьётся, что кажется набатом. И каждый удар будто выбивает имя, навеки запечатанное в нём.

Марат. Марат. Марат.

Глава 25. Плохой хороший человек

Мы так долго целовались, и в то же время так мало!

— Ты простудишься, — прервавшись, вдруг говорит мне в губы Марат. — Поднимайся.

— Только вспомнил? — осторожно сажусь и лишь потом осторожно встаю на ноги. Ёжусь от ветерка. — Холодно…

— Вот, — Ахматгариев снимает с себя флисовую олимпийку и накидывает на меня. — Надень.

Она мне почти как раз, только остаётся немного подогнуть рукава и стянуть края олимпийки на груди. Молния не застёгивается, я слишком большая, но всё равно становится теплее, и я улыбаюсь Марату.

— Спасибо…

Он вздрагивает, отводит взгляд, а потом вдруг хватает меня за руку и зло выпаливает:

— Быстрее!

На бегу скольжу кроссовками по снежной каше и балансирую, с трудом удерживаясь на ногах.

— Помедленнее! Марат! Я упаду…

Но он не слушает. Не снижая темпа, тащит меня до самого дома и отпускает лишь у ворот. Едва дыша, я приваливаюсь к забору и проклинаю этот день. Да, ещё недавно мы целовались, но сейчас я наверняка выгляжу, как варёный гоблин! Пот льёт ручьями, вся красная и в грязи. Хочется провалиться под землю… Нет. Сначала убить Ахматгариева, а потом провалиться под землю!

— Ты… — с угрозой начинаю я.

— Таня?

Осекаюсь, услышав слабый голосок, верчу головой и замираю, не веря глазам. У соседнего дома вижу мальчика в инвалидной коляске. На моём подопечном лишь тонкая футболочка и шорты.

— Толя?! — Подбегаю, по дороге стаскивая с себя флиску Марата. — Что ты здесь делаешь? Один! Раздетый!

Накидываю кофту на его дрожащие плечи.

— Бабушка, — подбородок его дрожит, глаза наливаются слезами. — Её увезли на скорой.

— Как так? — теряюсь и хватаю Толю за руку. — А ты?

— Я ключи дома оставил, — дрожа, бормочет он. — Случайно… А дверь захлопнулась.

— Врачи, что, не видели тебя? — не понимаю, как можно оставить на улице ребёнка-инвалида. — Неужели никто так не выходил из подъезда?

Он качает головой.

— Так, — Марат вступает в наш разговор. Решительно отодвигает меня. — Тебе не кажется, что приятнее общаться в тепле? Открывай дверь!

И катит коляску к нашему дому. Легко поднимает, внося внутрь, ставит в коридоре.

— Вскипяти чайник, — командует мной. — Принеси тёплое одеяло. Есть грелка?

Через несколько минут Толя, укутанный до горла, пьёт тёплый чай из большой кружки, а Марат подталкивает меня к лестнице.

— Бегом в душ. И как следует разотри тело махровым полотенцем. Я после тебя…

— Пхчи! — не сдерживаюсь я.

— Где аптечка? — вздыхает Ахматгариев.

Ухожу наверх и быстро привожу себя в порядок. Когда спускаюсь, замираю у стола. На кухне тихо, царит странно напряжённая атмосфера. Смотрю на Толю, но мальчик отводит взгляд. Оборачиваюсь на Марата, а тот дёргает уголком рта и тоже отворачивается.

— Что происходит? — спрашиваю у них.

— У тебя даже градусника нет? — игнорируя мой вопрос, уточняет Марат и показывает на аптечку. — Половина лекарств просроченные. Как можно быть настолько безответственной к своему здоровью? Приму душ и схожу в аптеку. Но сначала…

Он шагает ко мне и прижимается губами к моему лбу. Замираю, едва дыша, а сердце рвано стучит, и кровь приливает к щекам. Ахматгариев отстраняется и недовольно цыкает:

— Вся горишь. — Глаза его темнеют, губы зло поджимаются. — Я, должно быть, спятил.

И стремительно идёт к лестнице, бегом поднимаюсь по ней. Я же медленно оседаю на стул и растерянно моргаю. Спятил? Он о поцелуе? Конечно, странно, что Марат вдруг набросился на меня, забыв о непогоде, неподходящем месте и времени.

Наверняка, он перетрудился, вот и переклинило в момент. Как ни странно, оказалось, что Ахматгариев ещё более гиперотвественный, чем я. С тех пор, как мы договорились подтянуть его по учёбе, он почти не пропускает занятий, после них занимается со мной, а поздно вечером гоняет меня в стрелялке. Когда я отползаю спать, делает курсовые работы, а утром уже на пробежку…

— Да он вообще, похоже, не спал? — тихо ахаю, глядя на лестницу. — А ещё нашёл время организовать чудесный праздник. Потрясающий…

— Он плохой человек, — неожиданно заявляет Толя.

Вздрагиваю, виновато глядя на мальчика, о присутствии которого напрочь забыла после поцелуя в лоб.

— Не смотри на него так, — зло выпаливает он.

— Как? — поднимаюсь и иду к нему, чтобы поправить покрывало, сползшее с худых ног.

— Как на божество, — недовольно ворчит он и утыкается носом в кружку. — Он не такой, как ты думаешь.

Сажусь на корточки и заглядываю в глаза Толе.

— А какой он?

— Он только себя любит, — пылко заявляет он. — И ты ему не нравишься. Совсем-совсем не нравишься!

— Знаю, — касаюсь его волос и улыбаюсь. — Я толстая. Он меня тыквой прозвал.

Вспоминаю, когда и как это произошло. Кстати!

— Прости, — виновато улыбаюсь Толе, — но твой подарок я случайно разбила…

— О мою голову, — слышу насмешливый голос Марата. — И вряд ли это было случайностью. Скорее, старательно подготовленная диверсия.

Выпрямившись, неловко разворачиваюсь, глядя на молодого мужчину. Ему так идёт чёрная рубашка, что у меня перехватывает дыхание. Всё же Ахматгариев непростительно хорош! И как на него смотреть, если не как на божество? Далёкое и прекрасное.

Мне невероятно повезло, что Марат переутомился настолько, что поцеловал меня. Королёва, думаю, согласилась бы и воспаление лёгких получить, лишь бы оказаться в тот момент на моём месте.

Представив Ахматгариева с первой