Искусство французского убийства - Коллин Кембридж

по городу; правда, Дор вскоре после приезда слегка ударилась бампером. Может быть, мне стоило перестать покупать красивые туфли и блузки и накопить на маленький «Рено» или что-нибудь в этом роде. Я была уверена, что сумею припарковаться под портиком, который вел на задний двор дома.

По мере того, как я продвигалась от бульвара Клиши к улице Лепик, улицы становились все более крутыми и узкими и напоминали зигзаги молний. Кроме того, они становились все темнее, так как солнце стояло низко, а выстроившиеся вдоль дороги высокие здания не пропускали его лучи. К тому времени, как я свернула на улицу де ла Мир, мои ноги бунтовали и требовали передышки. Я взмокла от напряжения и молча проклинала себя за то, что лезу не в свое дело, но в основном за то, что поехала на велосипеде, а не села в такси.

Но раз уж я сюда добралась, нужно было, по крайней мере, найти адрес Терезы. Интересно, увижу ли я инспектора Мервеля или он уже приходил сюда и ушел?

Что я скажу, если с ним встречусь… а самое главное – что скажет он? Сочтет ли он мое присутствие доказательством вины?

Я решила, что если столкнусь здесь с Мервелем, то объясню, что знала, что он будет здесь, поэтому приехала передать ему сумочку Терезы.

Стиснув зубы от этой мысли, я притормозила перед домом Терезы под номером пятнадцать.

Это был знаменитый на весь город дом: бежевое кирпичное здание Османа с витиеватой отделкой, высотой в четыре-пять этажей, выстроенный почти вплотную к соседним домам. Я предполагала, что на каждом этаже было по две-три крошечные квартирки, а в некоторых из них могли даже иметься собственные ванные комнаты, хотя это, конечно, не было обязательным. Дом Терезы и соседние дома образовывали небольшой общий внутренний дворик. По узким переулкам между зданиями можно было проехать к крошечному участку двора, который предназначался не для автомобилистов, а для велосипедистов и пешеходов, а также для множества населявших город кошек.

Из-за погоды пешеходов было немного, да и те кутались в шарфы и пальто и шли быстро, опустив головы. Не было видно ни жандармов, ни полицейских машин, ни даже припаркованных поблизости велосипедов. Стоящие здесь машины никто не трогал по меньшей мере несколько дней; все они были покрыты снегом, на котором виднелись редкие отпечатки кошачьих лап.

Я вздохнула, уперлась ногами в землю и посмотрела на занавешенные окна дома Терезы. Неужели я проделала весь этот путь напрасно, лишь для того, чтобы взглянуть на здание снаружи? О чем я только думала?!

Прежде чем я успела сообразить, что делаю, мой внутренний чертенок заставил меня слезть с велосипеда. Я закатила велосипед в один из узких проходов между зданиями и прислонила к дереву, подальше от глаз прохожих. После этого я поспешила обратно к главному входу дома номер пятнадцать. Колени дрожали от того, что я нервничала, а не от того, что я двадцать пять минут ехала на велосипеде, но я смело направилась к входной двери. Она либо окажется заперта, либо не заперта, и тогда я пойму, действительно ли я потратила время зря. Хотя в кармане, как всегда, лежал швейцарский армейский нож, и один из инструментов мог пригодиться, чтобы вскрыть замок.

Я резко затихла и закатила глаза, осознав собственную глупость. В сумочке Терезы были ключи! Я могла без труда проникнуть в ее квартиру! Хотела ли я этого?

Я же знаю Нэнси Дрю больше пятнадцати лет, исследовала потайные лестницы, читала загадочные письма и изучала сломанные замки.

Черт возьми, да! Я хотела попасть внутрь.

С ключами в руке, охваченная волнением и трепетом, я направилась к входной двери. Мне потребовалось всего мгновение, чтобы определить, который из двух ключей подходит для входной двери, и я скользнула внутрь, радуясь возможности укрыться от холода. В холле здания было тихо, пусто и тесновато. Лифта не было, только лестница с перилами из кованого железа.

Мой нос замерз, и, поднимаясь по лестнице, я вытерла его носовым платком. Судя по адресу на конверте, квартира Терезы была под номером двадцать один, так что я предположила, что она находилась на три пролета выше, учитывая то, как европейцы считают этажи.

К счастью, я не встретила никого, кто мог бы задать мне вопросы. Вероятно, все были умнее меня и сидели у своих угольных печей или газовых радиаторов, попивая кофе или бренди.

«Зато им было не так весело, как мне», – с легкой улыбкой подумала я.

Безобидная забава, полагала я в тот момент.

Коридор был узким и темным, в нем пахло пережаренным луком и сигаретным дымом. Единственная лампочка нехотя отбрасывала круг света, который почти не освещал пространство и не позволял мне разглядеть в конце коридора того, кто, как я слышала, тихо удалялся.

Ковра под ногами не было, а старый дощатый пол был потертым и неровным. Местами он скрипел и стонал, и я вздрагивала при каждом шаге, хотя вряд ли кто-то мог услышать меня из-за рева радио в квартире номер двадцать. Номера квартир были написаны на маленьких керамических табличках, висевших рядом с каждой дверью на грубой серовато-коричневой стене. Квартира номер двадцать один находилась с правой стороны, а значит, ее окна выходили во внутренний дворик. Это хорошо; никто с улицы не увидел бы ни света, ни меня.

При этой мысли по спине пробежала легкая дрожь, но я успокоила себя. Наверняка Мервель и его люди уже побывали здесь и ушли. Какой смысл кому-то следить за квартирой Терезы, зная, что полиция там уже побывала? И вообще, зачем кому-то следить за квартирой мертвой женщины? Она ведь умерла.

Я подошла к двери и оглядела коридор. Там никого не было, ни одна дверь не открылась, и я не слышала никаких звуков, кроме нарочито драматичных голосов участников радиопрограммы. Я приложила ухо к двери и прислушалась. Но внутри было тихо.

Что ж, подумала я, была не была.

Я вставила ключ в замок, повернула, осторожно нажала на ручку и вошла в квартиру.

Ничего страшного не произошло, и я выдохнула и закрыла за собой дверь. Пальцы покалывало, колени дрожали. В последний раз я совершала нечто безумное, когда первого марта тысяча девятьсот сорок второго года добровольно явилась в отдел кадров на заводе бомбардировщиков. Даже сесть на корабль и отправиться в Париж было не так захватывающе и страшно, как попроситься на работу, связанную с изготовлением военных машин.

Что это? Взлом с проникновением? У меня был ключ – значит, это