Каждому по заслугам - Людмила Мартова

ее растерянность не была напускной, наигранной. Арина Морозова действительно не понимала, что имеет в виду этот уже немолодой и достаточно грузный мужчина, вызвавший ее к себе в кабинет и задающий очень странные вопросы.

– Я спросил, есть ли у вас какое-то заболевание, которое лечат переливанием крови или какими-либо препаратами, изготавливаемыми из нее.

– А почему моя история болезни заинтересовала органы следствия? Существует понятие медицинской тайны, как мне кажется.

– Арина Романовна, я следователь по особо важным делам, у которого сейчас находится в производстве дело о тройном убийстве. Так что чужими тайнами, хоть медицинскими, хоть личными, хоть профессиональными, я интересуюсь не от излишнего природного любопытства.

Непонимание, написанное на ее лице, стало читаться еще более явно.

– Тройном убийстве? Я-то тут при чем? Я думала, вы пригласили меня снова из-за картины Левитана. Я про убийства совсем ничего не знаю.

– А про Левитана знаете?

Кажется, она рассердилась.

– Господин следователь, не ловите меня на слове.

– Меня зовут Михаил Евгеньевич, и вы вполне можете обращаться ко мне по имени-отчеству. Арина Романовна, итак, я в третий раз повторяю свой вопрос.

– Не надо повторять, я пока еще не в маразме и с двух раз прекрасно все расслышала и поняла. Нет, у меня нет диагнозов, требующих регулярного приема препаратов крови.

– А какие диагнозы у вас есть? Простите, но здоровым человеком вы не выглядите.

– И все-таки я не понимаю, какое отношение мои болячки могут иметь к убийствам? Они даже со смертью Алексея Аркадьевича никак не связаны, а уж с двумя другими бедными мальчиками тем более.

– Арина Романовна!

– Хорошо-хорошо. У меня болезнь Шегрена. Это аутоиммунное системное поражение соединительной ткани с вовлечением в патологический процесс желез внешней секреции.

– Болезнь Шегрена…

– Да, синдром получил название в честь шведского офтальмолога Хенрика Шегрена, который впервые его описал. Сначала у меня начал прогрессировать ревматоидный артрит, а потом на его фоне развился этот неприятный синдром. Как видите, у меня поражены суставы, из-за чего я с трудом хожу, слюнные железы, поэтому я постоянно испытываю сухость во рту, и слезные железы. Мои красные глаза вы, вероятно, заметили. Болезнь крайне неприятная, хотя и не несущая угрозы жизни. Вот качество ее необратимо страдает, с этим не поспоришь.

– И как же вас лечат, Арина Романовна?

Морозова снова посмотрела на него с изумлением, и Зимин хорошо понимал почему. Его вопросы не могут не показаться странными невиновному человеку. Да, именно с оговоркой про невиновность. Хотя эта женщина выглядит довольно искренней, поручиться за это невозможно. В чужую голову, как говорится, не влезешь.

– Так же, как и всех пациентов, имеющих несчастье страдать моим недугом. Специфического лечения, направленного на восстановление функции желез, не существует, потому медицинская помощь больше симптоматическая и поддерживающая качество жизни. Капли в глаза, так называемые искусственные слезы, циклоспорин, снимающий воспаление, нестероидные противоспалительные препараты в довольно большой дозе, кортикостероиды, иммуносупрессоры. Недавно мне ввели в схему лечения плаквенил. Это препарат для лечения малярии, на который возлагались довольно большие надежды во время пандемии. Коронавирус он, кажется, не убивает, но в моем случае немного помогает. И все же, какое отношение это имеет к вашему уголовному делу?

– Арина Романовна, вы в курсе, что у всех трех жертв неизвестного преступника была слита кровь?

– Да, я читаю интернет, – она совершенно не волновалась. Задаваемые Зиминым вопросы ее удивляли, но не тревожили. В этом он был уверен.

– Раз вы читаете интернет, то, возможно, видели информацию о том, что жительнице Британии требуется мужская кровь, чтобы не ослепнуть из-за болезни. У нее ваш диагноз – синдром Шегрена. Вам не попадалась такая новость?

Женщина по-прежнему оставалась совершенно спокойной.

– Попадалась, – кивнула она. – Кажется, в начале лета она проходила на разных новостных ресурсах. Речь шла о том, что донорство в Британии перестало быть престижным, а потому больным не хватает препаратов. И что? Какое это имеет отношение ко мне?

– В той статье, которая, как вы признали, попадалась вам на глаза, говорилось о сыворотке, которая делается из мужской крови и существенно облегчает течение болезни у людей с вашим диагнозом. Вы не спрашивали у своего врача, существует ли такой препарат в нашей стране?

– А вы? – вопросом на вопрос ответила Морозова. – Вы производите впечатление въедливого человека, поэтому, думаю, и без меня прекрасно знаете, что в России эта экспериментальная сыворотка не производится и не используется. У нас синдром Шегрена лечат по старинке.

– То есть спрашивали.

– Ну, разумеется. Мое состояние довольно мучительно, поэтому, наткнувшись на этот материал, я спросила своего лечащего врача, не слышала ли она о подобном методе. Оказалось, что да, слышала, но у нас он не применяется.

– И вы удовлетворились этим ответом?

– Я приняла его к сведению.

Морозова немного помолчала.

– Погодите, Михаил Евгеньевич. Вы считаете, что, узнав об отсутствии запатентованной сыворотки, я решила изготавливать ее сама, добывая при этом на улицах нашего города мужскую кровь? Простите, но вы в своем уме? Это же даже звучит абсурдно.

– Отчего же?

– Оттого что эти статьи, которые тогда проскочили на разных ресурсах, не были не только научными, но даже научно-популярными. Обычные желтые статейки в две тысячи знаков, не более. Из них никак нельзя было почерпнуть информацию о составе лечебной сыворотки и технологии ее изготовления. Не говоря уже о том, что производство лекарственных препаратов требует стерильности и лабораторных условий. Или вы считаете, что я бодяжила чужую кровь на своей кухне?

Ни капли страха. Только возмущение и изумление. Ничего больше. Зимин невольно вздохнул. Озвученная вслух версия действительно выглядела крайне бредово. Но что поделать, если никакой другой нет и в помине.

– Арина Романовна, что вы делали в ночь с десятого на одиннадцатое августа?

– Почему именно в эту? Впрочем, я каждую ночь делаю одно и то же. Сплю в своей постели.

– Дело в том, что есть свидетель, видевший вас в ту ночь неподалеку от места преступления. В промежутке между часом тридцатью и часом сорока вы шли по улице Октябрьской, неподалеку от располагающейся там гостиницы, и несли в руках эмалированный бидон.

Морозова вдруг рассмеялась. Смех у нее оказался сухой, словно надтреснутый. Как будто железом по стеклу водили. Слушать его было неприятно.

– Михаил Евгеньевич, боже мой. Вы полагаете, что это я зарезала того несчастного мальчика и шла по улице с бидоном, в котором плескалась кровь? Я просто ушам своим не верю.

Зимин бы тоже предпочел не верить, вот только три трупа не оставляли ему права выбора.

– Арина Романовна, я буду вынужден произвести у