Во всем виновато шампанское - Нина Харрингтон

Саския взглянула Рику в лицо и вспомнила, что ей нужно дышать.

– И как это тебе помогает? – Она улыбнулась.

Тяжело вздохнув, Рик покачал головой:

– Мои родители кочуют с места на место, надеясь, что так им удастся примириться с уходом Тома. Я тоже в дороге провожу времени больше, чем в головном офисе, и потому не очень им помогаю. От Шамони до Напы далеко.

– Должно быть, вам всем сейчас непросто.

Он снова повернулся к ней с улыбкой на лице, но слишком поздно. Саския успела увидеть настоящего Рика, без той маски, которую всегда носил на публике. И что самое удивительное, этот Рик Саскии тоже понравился.

– Во всем есть свои плюсы, – сказал он, выгнув брови. – Вместо того чтобы отмораживать важные части тела, взбираясь на какую-нибудь гору в Пакистане, я сейчас во Франции и отлично провожу время с милой леди, которая смотрит на жизнь не так, как я. – Рик поцеловал Саскии руку. – У меня даже нашлось время повеселиться на свадьбе и спрыгнуть с парашютом с горы. Причем все в один день. Только представь себе!

– Да, представляю. Утром я ужасно испугалась, когда ты спрыгнул с обрыва. Не менее страшно было наблюдать за тем, как ты приземлялся. Твои шрамы как список пережитых приключений. – Саския отвернулась к парапету и пожала плечом. – Я не такая смелая, как ты, Рик, и никогда не стану смелой. Да, возможно, я очень щедро делюсь с друзьями временем и энергией. Но от одной мысли о том, что с моим домом что-то случилось, меня бросает в дрожь. – Она вытянула вперед обе руки. – Вот, видишь? Дрожат. Дом – это все, что у меня есть, я не могу им рисковать. Вот почему впала в панику, когда узнала, что он пострадал от шторма.

– Но почему ты так держишься за дом? Он, конечно, очень красивый, я был поражен, когда его увидел. Но я знаю много людей, которые, окажись они на твоем месте, продали бы все и потратили деньги на исполнение своих желаний: поступили бы в университет, начали бы изучать вещи, которыми интересуются, отправились бы в путешествие, чтобы узнать, что может им предложить мир. Да мало ли на свете интересных занятий! – Рик улыбнулся. – И не надо на меня так смотреть. У тебя не только красивые глаза, у тебя еще и острый ум. Ты могла бы поехать куда угодно, делать все, что хочется. Почему ты решила остаться и сдавать комнаты в своем доме? Что держит тебя в Лондоне?

Вздохнув, Саския уронила голову на грудь.

– Спасибо тебе, конечно. Только мне кажется, ты уже знаешь ответ на свой вопрос. Даю подсказку. При упоминании имени мерзкого Хьюго Мортимера у тебя в голове не звякнул звоночек?

– Да, твой отец принял несколько ужасных решений и украл огромное количество денег у других людей. Только вот все эти люди взрослые, и никто не заставлял их инвестировать в кирпичи и цемент. А ты в то время была ребенком.

– В теории звучит убедительно. – Саския прочистила горло. – Но на практике, к сожалению, не работает. Отец был импульсивен, заносчив и очень амбициозен. Всем остальным членам семьи приходилось подстраиваться под его решения, не задавая лишних вопросов. – Поддавшись злости и отчаянию, она с силой ударила открытой ладонью по деревянному парапету. – И знаешь, что самое ужасное? Мне до сих пор по ночам в кошмарах снится тот день, когда отца арестовали. Полиция приехала к нашему дорогому дому на трех машинах. Сирены орут, мигалки сияют – прямо как в телешоу про копов. Они буквально вырвали отца из объятий матери. Мне тогда было четырнадцать. Я понятия не имела, что происходит, почему отца бросили на пол, зачем на него надевают наручники. Я кричала, просила полицейских остановиться, оставить отца в покое.

Говорить больше не было сил. В горле защипало, выступили слезы, из-за них все вокруг стало расплывчатым. Почувствовав, как сильные руки Рика крепко обняли ее, Саския уткнулась лицом в его плечо.

Рик молчал. Но она все равно чувствовала, как его сила перетекает в ее сердце и боль унимается. Вскоре Саския уже могла дышать между всхлипываниями. Она попыталась освободить руки, но Рик только крепче прижал ее к себе.

– Эй, не нужно вырываться, – прошептал он ей в волосы, обнимая и поглаживая ее спину. – Подожди минут пять. Черт! Да я готов стоять так столько, сколько тебе нужно. Ты говоришь, у тебя нет шрамов. Нет, дорогая. У тебя их много. – Одна рука Рика скользнула к груди Саскии, и он прижал два пальца к ее сердцу. Сквозь шерстяной свитер она почувствовала исходившее от Рика тепло. – Только все мои шрамы на поверхности, а твои внутри. И от этого еще больнее. Мне кажется, на твою долю выпало больше, чем ты была готова принять. Но послушай, что я тебе скажу. Из того, что я видел, совершенны и постоянны в нашей жизни только океаны, горы и небо. Все остальное может измениться в любое мгновение.

– Так как же тогда бороться с хаосом? – Саския зажмурилась. – Отец забрал у нас с матерью все, что было, и даже больше. Сбережения, дом, у нас ничего не осталось. Все, что можно было продать, мы продали. Неужели ты не понимаешь, почему мне так тяжело решиться на сотрудничество с тобой? У меня остались только имя и репутация.

Я лишусь их, если подам гостям не самое лучшее. А это значит, я лишусь всего, над чем так долго работала. Я осталась одна, Рик, и потому должна сама принимать решения. Все решения – это риск, а я на своем собственном опыте познала худшую сторону этого явления.

– Как же нам тогда бороться с хаосом? – переспросил Рик и прижался губами к виску Саскии. – Нам нужно делать то, что велит сердце. Иначе мы сойдем в могилу, полные боли и сожаления о поступках, на которые не решились, и о словах, которые не сказали.

– Не уверена, что смогу это сделать.

Рик немного отклонился назад, чтобы можно было взять Саскию за подбородок и погладить кончик носика.

– Я наблюдал за тобой, Саския Элвуд. Ты и сама не знаешь, на что способна. А если у тебя что-то не получится, сделай вывод из своей ошибки, снова поднимись и еще раз попытайся достичь своей цели. Пытайся до тех пор, пока не докажешь себе, что тебе это по силам. Доказывай это снова и снова.

– И не важно, сколько раз упадешь и как сильно ударишься?

– Да, ты все поняла правильно.

Прижавшись щекой к его груди, она отвернулась в сторону и стала смотреть вдаль. Ей вдруг захотелось отдалиться от него, установить дистанцию. То, что описывал Рик, казалось таким трудным, тяжелым и знакомым! Он и представить себе не мог, как часто она заставляла себя улыбаться после того, как ее подвели, и как часто от нее уходили, даже не поблагодарив за работу, которую она проделала, чтобы угодить кому-то.

Саския смахнула слезы и, поежившись, плотнее закуталась в плед.

– Некоторые из нас, простых смертных, так часто падали, что подниматься больше нет сил, Рик. – Она наконец обрела контроль над своим голосом. – Нет сил. – На глаза снова навернулись слезы. Отогнав боль, Саския заставила себя говорить: – По выходным и после школы мне нравилось работать в тетином винном магазине. После того как арестовали отца, я не могла… – она несколько раз коротко вздохнула, прежде чем продолжить, – там находиться ни минутой дольше. Все знали, что я ни в чем не виновата, я просто родственница, но… Я не хотела заставлять их краснеть за меня, ты понимаешь?

Вместо ответа, Рик еще крепче прижал ее к себе. Этот жест был полон нежности, и Саския, поддавшись мгновению счастья, спрятала лицо у него на груди. Несколько минут он осторожно поглаживал ее спину, Саския наслаждалась теплом его тела. Потом Рик сказал:

– Я понимаю тебя лучше, чем ты можешь себе представить. Что же ты тогда сделала?

Саския подняла голову, сдавленно рассмеялась и уперлась обеими руками Рику в грудь.

– Я каждый день ходила в школу. Там старалась быть незаметной, всегда держалась позади, общалась только со своими друзьями. И жила своей жизнью вместе с тетей Марго в Элвуд-Хаус. Что еще мне оставалось делать? Мать сбежала к своим добрым друзьям в Лос-Анджелес, чтобы избежать шумихи в прессе. Меня поддерживала только тетя.

– Все это было давно, Саския. Что держит тебя в Лондоне сейчас, сегодня, сию минуту? – Рик наклонил голову набок и взглянул на нее.

Она облизала губы, вытянутые в тонкую линию, и через несколько долгих секунд ответила:

– А разве не понятно? Смерть тети Марго стала ударом для меня, я до сих пор от него не оправилась. И потому мне страшно.

– Чего ты боишься? Провала? Брось, девочка! Последние два года я наделал столько ошибок, что должен был стать посмешищем для всего винного мира. Но я, к счастью, умею смеяться над собой и всегда наслаждаюсь жизнью.

– Как ты это сделал? Как смог собраться после смерти брата? Твои родители, должно быть, гордятся тем, чего ты достиг.

– Эх, девочка, если бы это было правдой! Мама и папа никогда не понимали моей страсти к приключениям, для которых нужны высокие горы. Я не виню их за это, вовсе нет. Том всегда был умным наследным принцем. Тихий, трудолюбивый, золотой мальчик, который никогда не ошибается. Но я? – Рик тяжело вздохнул, и Саския почувствовала, что ее обдало волной отчаяния. – В подростковом возрасте я был для них загадкой. Впрочем, я и теперь для них загадка. Они знают, я до сих пор не рад тому, что меня втянули в семейный бизнес. Однажды став белой вороной, остаешься ею на всю жизнь. Только есть проблема: кроме этой белой вороны, у родителей никого не осталось. Поэтому они были вынуждены дать мне шанс, а потом примириться с тем, что я все делаю по-своему.